Лучшее описание сцены секса в литературе. Порадуйте меня.

Сейчас кто-нибудь влепит сцену с Анкой из ЧиП.

>>261113
или сцену в воде из «волхва

>>261113
Что есть лучше?

Старая климактеричная курва Фаина Гримберг сублимировала, пописывая книжки под всякими европсевдонимами (хотя, казалось бы, с таким-то именем).
И дописалась до дичайшего трэша "Любовники старой девы".
Всем рикамендую.

>>261111
У меня шашка вставал от ОНО Кинга. Групповой педо секс в канализации.

Давайте конкретные отрывки прямо в тред. Я не читал три из четырех упомянутых книг.

оп

К счастью, Фрида скоро вошла, ни словом не упомянув о К., пожаловалась
на слуг, а потом прошла за стойку, надеясь там найти К. Он дотронулся до ее
ноги и почувствовал себя в безопасности. Так как Фрида ничего о К. не
сказала, о нем заговорил хозяин. "А где же землемер?" -- спросил он. По всей
видимости, он вообще был человек вежливый, с хорошими манерами, благодаря
постоянному и сравнительно свободному общению с вышестоящими господами но с
Фридой он говорил особо почтительным тоном, и это бросалось в глаза, потому
что он продолжал оставаться работодателем, а она его служанкой, хотя, надо
сказать, весьма дерзкой служанкой. "Про землемера я совсем забыла, --
сказала Фрида и поставила свою маленькую ножку на грудь К. -- Наверно, он
давным-давно ушел". "Но я его не видел, -- сказал хозяин, -- хотя все время
стоял в передней". "А здесь его нет", -- холодно сказала Фрида. "Может быть,
он спрятался, -- сказал хозяин. -- Судя по его виду, от него можно ждать
чего угодно". "Ну, на это у него смелости не хватит", -- сказала Фрида и
крепче прижала К. ногой. Что-то в ней было веселое, вольное, чего К. раньше
и не заметил, и все это вспыхнуло еще неожиданней, когда она внезапно
проговорила со смехом: "А вдруг он спрятался тут, внизу? -- Наклонилась к
К., чмокнула его мимоходом и, вскочив, сказала с огорчением: -- Нет, тут его
нету". Но и хозяин удивил К., когда вдруг сказал: "Мне очень неприятно, что
я не знаю наверняка, ушел он или нет. И дело тут не только в господине
Кламме, дело в предписании. А предписание касается и вас, фройляйн Фрида,
так же, как и меня. За буфет отвечаете вы, остальные помещения я обыщу сам.
Спокойной ночи! Приятного сна". Не успел он уйти из комнаты, как Фрида уже
очутилась под стойкой, рядом с К. "Мой миленький! Сладкий мой!" -- зашептала
она, но даже не коснулась К.; словно обессилев от любви, она лежала на
спине, раскинув руки; видно, в этом состоянии счастливой влюбленности время
ей казалось бесконечным, и она скорее зашептала, чем запела какую-то
песенку. Вдруг она встрепенулась -- К. все еще лежал неподвижно, погруженный
в свои мысли, -- и стала по-ребячески теребить его: "Иди же, здесь внизу
можно задохнуться!" Они обнялись, маленькое тело горело в объятиях у К.; в
каком-то тумане, из которого К. все время безуспешно пытался выбраться, они
прокатились несколько шагов, глухо ударились о двери Кламма и затихли в
лужах пива и среди мусора на полу. И потекли часы, часы общего дыхания,
общего сердцебиения, часы, когда К. непрерывно ощущал, что он заблудился или
уже так далеко забрел на чужбину, как до него не забредал ни один человек,
-- на чужбину, где самый воздух состоял из других частиц, чем дома, где
можно было задохнуться от этой отчужденности, но ничего нельзя было сделать
с ее бессмысленными соблазнами -- только уходить в них все глубже, теряться
все больше. И потому, по крайней мере в первую минуту, не угрозой, а,
скорее, утешительным проблеском показался ему глубокий,
повелительно-равнодушный голос, позвавший Фриду из комнаты Кламма. "Фрида",
-- сказал К. ей на ухо, словно передавая зов. С механическим, уже как бы
врожденным послушанием Фрида хотела вскочить, но тут же опомнилась,
сообразив, где она находится, потянулась, тихо засмеялась и сказала: "Да
разве я к нему пойду, никогда я к нему больше не пойду!" К. хотел ее
отговорить, хотел заставить ее пойти к Кламму, стал даже собирать обрывки ее
блузки, но сказать ничего не мог -- слишком он был счастлив, держа Фриду в
объятиях, слишком счастлив и слишком перепуган, потому что ему казалось:
уйди от него Фрида -- и уйдет все, что у него есть. И, словно чувствуя
поддержку К., Фрида вдруг сжала кулак, постучала в дверь и крикнула: "А я с
землемером! А я с землемером!" Кламм, конечно, сразу замолчал.

/thread

>>261138
нихуя се как Кафка может, оказывается. Зря я его не читал

- Ты знаешь... наверно за последние пять лет это у меня
самый чудесный вечер.
- Правда?
- Да...
- А почему?
- Потому что... потому что...
- Вадим... Вадим...
- Прелесть моя... очарование...
- Вадим... Вадим...
- ....................................... пре... лесть...
- ... Вадим... ну зачем... а...
- .........Вадим... ну не надо...
- ............ очарование............
- ...............не надо.........
-............................................................
- ............... Вадим............
-............................................................
- Ну.........ну что......... ну...... ...
-............................................................
-............................................................
- Вот так, можно?
- Темно совсем...
- Ты прелесть... прелесть...
- Вадим... ну мы же совсем друг друга не знаем...
- ...... прелесть... какая шейка у тебя...
- ......... Вадим......... Вадим...
- ............... Людочка............
-............................................................
- ......... как... xорошо с тобой......
- Вадим...
-............................................................
- Ну не надо......милый...... зачем...
-............................................................
- Вадик........................... ааа...
-............................................................
- Мальчик мой......... не надо......
-............................................................
- Оно так не снимется.........
-............................................................
- Вадим...........................
-............................................................
- Подожди. Я шторы задерну.
- Ты прелесть.
- Сними покрывало...
- Иди ко мне...
- Расстегни мне... там зацепилось...
- Да...... цветик мой...
- Господи... проклятое платье...
- Так...
- Еще немного...
- Милая...
- Ой......
- ............
- .........аx ...... мальчик мой...
-............................................................
- . ...... мальчик...... милый...
- ............... ааа............
- Милый мой...
-............................................................
- Ой...
- Xааа...
- Ааxx...
- Xааа...
- Ааxx...
- Xаааа...
- Аx,...
- Xааа...
- Аxа... ми... лый...
- Xааа...
- Аааx...
- Xааа.,.
- Аааx... ой...
- Xааа...
- Ооааx... аx...
- Xа...
- Аааx... солны... шко...
- Xаа...
- Аааx... ооо...
- Xааа...
- Ааx... Ва... ди... ммм...
- Xаа...
- Аааx...
- Xааа...
- Аааx... маль... чик...
- Xааа...
- Аааx...
- Xаа...
- Аx...
- Xааа...
- Аааx...
- Xаа...
- Аx... аx...
- Xааа...
- Аааx...
- Xааа... ми... лая...
- Ааx... ми... ми... лый... мой...
- Xаа...
- Аааа!
- Аааа.
- Xааа...
- Аааx...
- Xааа...
- Аааx... ааа... ааа!
- Xаа...
- Аааx... милы... й...
- Xа!
- Ааааа... аааа! Аа! Аааа! Ой! Солнышко! Аааааа! Аааа!
- Xа!
- Аааа! Аааа! Ой! Аааx... милый! Аааа! Аааа!
- Xа!
- Аааа... аааааx... ааааа...
- Xа! Аааа... ууу... оооаааа... лююю... дааа...
- Ооой... ооо... милый мой... мальчик... ааааx...
- Аааа... ааа... прелесть... прелесть... аааа...
- Ооой... котеночек мой... ооой...
- Аааа... ааа... ааа... люблю тебя...
- Оооx... обожаю тебя...
- Милая моя...
- Котеночек мой...
- Милая...
- Золотце мое... мальчик...

— Ключик, ключик, — приговаривала Варга, таща его за собой. — Одна всего бутылка, и вот ключик. Можем сюда приходить, пока тепло. У тебя сегодня подарок. Будет тебе день рождения, а не то что блевать с дураками.

— Варга, — упирался он.

— Ты что?! — остановилась она и уперла руки в боки, гневно блестя глазами. — Ты девушку хочешь баснями кормить, разговоры разговаривать? Девушка исплакалась вся. Иди давай. Все плохие, а ты еще хуже, — она толкнула его в грудь, но тут же снова схватила за руку и потащила к домику.

То, о чем Даня так давно мечтал, должно было теперь случиться в садовничьем сарае — неожиданно, не ко времени и не к месту, как всякое исполнившееся желание. Бойся услышанных молений. Он получил ко дню рождения два подарка — небесную мистерию и земное грехопадение, и после первой у него не было никаких сил на второе. Варга, ругаясь сквозь зубы, ковырялась ключиком в замке, и он с ужасом думал, что сейчас должен будет повторить это движение, к которому у него нисколько не лежала так и не улегшаяся в теле душа; еле-еле душа в теле — связи, которые их скрепляют, не были еще налажены, а без этих связей какая могла быть любовь? Тело было отдельно и ничего не хотело, у души были другие заботы.

— Варга, ради Бога, в другой раз, — сказал он дрожащим шепотом, ненавидя себя, жестоко стыдясь и где-то на страшной глубине смеясь над всем этим.

— Данечка, все знаю, — шептала она, разобравшись наконец с замком. — Все знаю, первый раз, ничего, бывает. Это еще не поздно, бывают, знаешь, такие, что и в сорок только наконец… Не бойся, Данечка, самому смешно станет…

— Да уже смешно, — сказал он, но она, к счастью, не слышала. В домике хорошо пахло сухим деревом и пылью, и стоял на столике самовар. В темноте Даня не разглядел, что еще там было, а Варга, видно, была тут не впервые, готовилась, по-хозяйски раскидала по углам табуретки, расчищая место на полу, и тянула его к себе.

— Не бойся, — шептала она, — это только вообразить нельзя, а как начнешь, так сейчас и получится. Ложись сюда.

Но как в ином состоянии, если долго не пишется, не можешь и вообразить себя слагающим стихи, — так теперь Даня не мог представить, что станет делать это с чужим телом: он не мог еще разобраться со своим. Может быть, когда-нибудь, не здесь и не сейчас, — но сама мысль, чтобы… Под тряпками у нее не было никакого белья, все это надо было разматывать, она уже стонала и выгибалась, хотя он просто лежал рядом, как труп в пустыне. Как труп в пустыне я лежал. Если бы к пророку после этой операции явилась гурия и потребовала ее удоволить, он тоже ничего не смог бы сделать. Ему только что водвинули угль, пылающий огнем, и сама мысль о том, чтобы водвигать еще что-то в кого-то, представилась бы ему не кощунственной даже, а смешной, не говоря о том, что все тело ныло, обиженно пеняя душе на получасовую отлучку. Экстериоризация была болезненней самого жестокого похмелья, хоть и похожа отдаленно, — но, как сказал бы один любитель гипербол, возводила в квадрильонную степень.

От Варги пахло уже не только духами, резко и незнакомо, и она была еще горячей, чем всегда. Даня впервые в жизни скользил рукой по голому и гладкому, чужому, угадываемому столько раз и все равно неожиданному — он поражался пустынной, бедуинской сухости ее кожи, чувствовал, как эта кожа тонка, чувствовал ее хрупкие ребра и неожиданно сильные, крепкие ноги, все это гладил и ничего не хотел. Она лезла ртом к его рту, потом ниже, потом уж вовсе туда, куда он не мог помыслить, — и все это время ему было стыдно, а глубже, за стыдом, смешно, и это значило, что теперь уж точно ничего не случится. После доброй четверти часа тщетных усилий он вырвался наконец и сел на деревянном грязном полу.

— Варга, — сказал он хрипло. — Ничего не будет сегодня.

— Тюфяк, — сказала она равнодушно и принялась быстро накручивать тряпки.

— В другой раз.

— Никогда ничего не будет. Тюфяк. Лучше со стариком, лучше я не знаю с кем…

— Варга, — повторил он. — Подождем.

— Ничего не буду ждать, пошел вон отсюда.

Он встал, вышел, тупо улыбаясь, — слава Богу, в темноте ничего не видно, — и ждал, пока она запрет дверь.

>>261141
На самом деле, плохо. Звуки переданы, но их далеко недостаточно для реконструкции всего процесса.

Так думал я. А она — смеялась. А она — подошла к столу и выпила залпом еще сто пятьдесят, ибо она была совершенна, а совершенству нет предела…
Железнодорожная — Черное

выпила — и сбросила с себя что-то лишнее. «Если она сбросит, — подумал я, — если она, следом за этим лишним, сбросит и исподнее — содрогнется земля и камни возопиют».

А она сказала: «ну как, Веничка, хорошо у меня ……….? А я, раздавленнный желанием, ждал греха, задыхаясь. Я сказал ей: «Ровно тридцать лет я живу на свете… но еще ни разу не видел, чтобы у кого-нибудь так хорошо ……….!»

Что же мне теперь? Быть ли мне вкрадчиво-нежным? Быть ли мне пленительно-грубым? Черт его знает, я никогда не понимаю толком, в какое мгновение как обратиться с захмелевшей… До этого — сказать ли вам? — до этого я их плохо знал, и захмелевших, и трезвых. Я стремился за ними мыслью, но как только устремлялся — сердце останавливалось в испуге. Помыслы — были, но не было намерений. Когда же являлись намерения — помыслы исчезали, и хотя я устремлялся за ними сердцем, в испуге останавливалась мысль.

Я был противоречив. С одной стороны, мне нравилось, что у них есть талия, а у нас нет никакой талии, это будило во мне — как бы это назвать? «негу», что ли? — ну да, это будило во мне негу. Но, с другой стороны, ведь они зарезали Марата перочинным ножиком, а Марат был Неподкупен, и резать его не следовало. Это уже убивало всякую негу. С одной стороны, мне, как Карлу Марксу, нравилась в них слабость, то есть, вот они вынуждены мочиться приседая на корточки, это мне нравилось, это наполняло меня — ну, чем это меня наполняло? негой, что ли? — ну да, это наполняло меня негой. Но, с другой стороны, ведь они в Ильича из нагана стреляли! Это снова убивало негу: приседать приседай, но зачем в Ильича из нагана стрелять? И было бы смешно после этого говорить о неге… Но я отвлекся.

«Итак, каким же мне быть теперь? Быть грозным или быть пленительным?»

Она сама — сама сделала за меня мой выбор, запрокинувшись и погладив меня по щеке своею лодыжкою. В этом было что-то от поощрения и от игры, и от легкой пощечины. И от воздушного поцелуя — тоже что-то было. И потом — эта мутная, эта сучья белизна в глазах, белее, чем бред и седьмое небо! И как небо и земля — живот. Как только я увидел его, я чуть не зарыдал от вдохновения, я весь задымился… И все смешалось: и розы, и лилии, и в мелких завитках — весь — влажный и содрогающийся вход в Эдем, и беспамятство, и рыжие ресницы. О, всхлипывание этих недр! О, бесстыжие бельмы! О, блудница с глазами, как облака! О, сладостный пуп!

Все смешалось, чтобы только начаться, чтобы каждую пятницу повторяться снова и не выходить из сердца и головы. И знаю: и сегодня будет то же, тот же хмель и то же душегубство…

http://www.litmir.net/br/?b=31255&p=292

Смеркалось, ей еще добираться домой; я свел украинку на пристань у Театра эстрады по трапу из двух досок, поглаживая толстую грудь в сходящей толчее, трогая зад, и – в сторону, по ступенькам пониже, к воде, сквозь дымную вонь отчаливающего парохода; стоп! – и вдавил ее в гранитную стену – здесь; она целовалась с прежним пылом, взглядывала умоляюще, слезно, невыносимо, расстегивала рубашку, целовала шею и грудь и дважды внятно сказала: «Я люблю тебя». Правая рука моя уползла под блузку, расстегнула тройной крючок на лифчике и заученно погладила провисшую жировую громаду, а потом забралась под юбку. Она прошептала:
– Ты такой романтик!
Я стащил ее ниже, подальше от дебильных детей на роликах и бомжей, к речной хлюпающей воде, и потрогал вязкие волосы между ног – украинка изумленно вздрогнула. (Ничего не выйдет. Слишком светло. По набережной за рекой катят машины, на губах мешается запах жратвы с умеренной отдушкой кариесного ее рта, кто-нибудь сейчас что-нибудь скажет где-то над головой…) Слабо заболел затылок, она уже замаялась ждать и случайным проверяющим движением помяла мне джинсы слева и справа: где?
Я трогал ее, как трогают кошку, мимоходом, думая не об этом, мял и разглаживал, а потом уморился и бросил, только сопел и тыкался губами во что-нибудь. Закрой глаза, прошептала украинка, не думай ни о чем, здесь никого нет, и хозяйскими рывками распустила мне ремень… Я жмурился, чтоб не видеть светлого вечера, затылок болел сильней – и, почуяв нужную твердость, вслепую схватил ее за шею, поставил, повернул спиной, она торопливо приподняла юбку, волосы обмотали ей лицо, как мешок, отпихнула мою руку, велела: дай! – и направила сама, коротко и музыкально простонав, – я толкался в нее с яростным ощущением: скорей, скорее, пробивая за этажом этаж, обволакиваясь влажностью, в горячем спокойствии… А может быть, может быть, она приезжает в Москву забеременеть, замуж? Я потерпел и выскочил из нее, выплевывая в пустоту студенистые метки; украинка, растерянно помедлив, развернулась, неуклюже переступая в спущенных трусах, и взялась помогать. Я отвел ее руки – я тебя не запачкал? – прижался к туше с несдерживаемым вздохом омерзения, поцеловал в щеку, раз, другой, не замечая ищущих губ, и еще вздохнул; она протянула влажные салфетки в разорванной упаковке – все найдется у девушки в сумочке, – быстро вытерся, украинка нащупала сквозь юбку трусы и подтянула их на место. Всё.

>>261143
Да-а, запахи бы - вот чего недостает сорокинской прозе.

>>261150

Терехов.

— Разоблачение! — командует опричник.
Вмиг стихают все электрические, танцуют замедленно. Садится Охлоп в кресло с чашей, с удом торчащим.
Тихая музыка наигрывает. Раздеваются девушки под музыку медленно, изгибаясь да подмигивая. Танцуют голые, выставляются, к Охлопу приближаясь. Оплетают руками, приникают губами. Раздевают.
— Отвод!
Подхватывают девушки голого Охлопа под руки, ведут к постели широченной, голубым шелком устланной.
— Повал!
Валят девушки опричника навзничь, оглаживают руками нежными, залезают языками проворными в потные укрывища тела его широкомясого. Кряхтит Охлоп от удовольствия, мурлычет, вздрагивает удом увесистым.
— Ступа!
Возникает в толпе веселых ступа медная с пестом. Кладут электрические сахарную колокольню Ивана Великого в ступу, толкут в пудру сахарную стремительно. Передают электрические ступу с пудрою сахарной девушкам, кланяются. Обсыпают девушки уд Охлопа сахарной пудрой. Звенит колокольчик в ухе опричника звоном колокольни Ивана Великого. Кланяются девушки сахарному уду. Улыбается опричник.
— На кол!
Садятся Ленка-Танька на уд сахарный по очереди. И начинается сладкая казнь: ездят Ленка-Танька на уду, повизгивая. А Ирочка тем временем ядра опричные щекочет, уму-разуму набираясь. Оживают и веселенькие: подползают, обвивают, гладят по-своему, осторожно, помешать боясь.
Доводят Охлопа. Багровеет тесто хари его, наливаются губы кровушкой:
— Отлив!!
Соскакивает с рога его Танька, сваливается с груди Ленка. Хватаются за уд руками, а Ирочка за ядра поддерживает. Помогают девушки тугому семени опричному из уда-хобота наружу вырваться. Ревет Охлоп медведем, взбрыкивает столбами ног, лупит девок по задам. Стреляет уд его вверх мутными сгустками, стонут девушки сочувственно, восторгаются весельчаки электрические.
— Покой… — задыхается Охлоп.
Замирают все вокруг. Звучит музыка успокаивающая. Проходит время недолгое и новую команду опричник подает:
— Настой!
Льет ему в рот Танька настой тибетский, бодрящий, подносит чашу с медом. Запивает Охлоп порошок, чмокает губищами, дышит свободно грудью холмистой, в себя приходя. Пьют-выпивают девки. И не успевает певец незримый вторую песнь затянуть, как пошевеливается хобот промежный у Охлопа.
Хлопают в ладоши девки захмелевшие, визжат электрические.
— Обсос! — строго Охлоп требует.
Приникают три девушки к хоботу, щекочут-полируют его языками. Восстает уд опричный сызнова. Кладет глаз Охлоп на Ирочку белотелую:
— Эту!
Готовят подружки Ирочку к сажанию на сладкий кол: вводят-проталкивают в попу ей пилюлю расслабляющую, смазывают розовым маслицем, дабы легче приказ исполнился. Поддерживают Ирочку под руки белые, примериваются, направляют, надавливают деликатно.
Садится Ирочка сочником своим на уд Охлопа.
Но несмотря на предосторожность лекарственную и предохранение масляное, стон из уст девушки вырывается: уж зело велик уд в обхвате, зело бугрист, зело беспокоен для юницы. Стонет Ирочка, слезами давится, губку алую закусывая. Подельницы ее поддерживают, на плечи покатые надавливают, поглубже опопием насаживая. Крик вырывается из уст Ирочкиных.
— Привыкай! — лыбится Охлоп.
— Привы-кай! Привы-кай! — двигают тело Ирочки девушки вверх-вниз.
— Привыка-а-а-а-а-ай! — верещат электрические.
— О-о-о-а-а-а-а-а-ай! — вскрикивает Ирочка.
Распирает ее попочку белую, расклинивает беспощадно. Грегочет Охлоп по-жеребячьи, колыхаясь яко тюлень-сивуч на простынке голубой. Подбрасывает Ирочку визжащую. Та уж сбежать с кола липкого норовит, да подружки-товарки не пускают, держат, за сиськи белые вниз тянут:
— Привы-кай! Привы-кай!
И привыкает белорыбица саратовская, приноравливается. Уже и не кричит больше, а токмо стонет. Ездит она по уду туда-сюда. Глядь — и привыкла совсем. И уж не боли стон из уст ее вырывается, а — сладострастия. Забирает Ирочку так, что внезапно заходится она. Взвизгивает, трясется, как в падучей, сиси свои сжимая:
— А-а-а-а-а-а-м-м-м-а-а-а!
Не сдерживается и Охлоп, взрываясь:
— У-а-а-а-а-а-ахря-я-я-я-я!
Удивляются сладко Танька-Ленка:
— Замо-о-о-о-чек!
Валятся навзничь электрические:
— Сла-а-а-а-адость!
Лупит Охлоп девушек по задам, щиплет, рычит. Воет Ирочка на колу. Одобряют девушки.
Так время и проходит…

Наташа неподвижно лежала в гробу, вытянув стройные ноги. Отсюда казалось, что она улыбается во весь рот и внимательно смотрит на Саньку.

Он почесал грудь, оглянулся по сторонам. Постояв немного, взял бутылку и сполз в яму.

Несколько земляных комьев упали на грудь Наташи. Санька снял их, пристроил бутылку в углу и склонился над трупом:

— Наташ... ты это... я тут... это...

Он облизал пересохшие губы и зашептал:

— Наташенька... я ведь тебя люблю... люблю... я щас...

Он стал снимать с нее жакет. С него посыпались редкие насекомые.

— Сволочи, бля... — пробормотал Санька.

Разорвав жакет в руках, он содрал его с окостеневшего трупа.

Потом разорвал и снял юбку.

Внизу была заплесневелая ночная рубашка.

Санька разодрал ее и выпрямился, осветив бледное тело.

От шеи до низа живота по нему тянулся длинный разрез, перехваченный поперек частыми нитками. В разрезе копошились черви. Грудь казалась не по-женски плоской. В пупке свилась мокрица. Темный пах выделялся на фоне бледно-синего тела.

Санька взялся за покрытую пятнами ногу, потянул.

Она не поддавалась.

Он потянул сильнее, упершись в гроб и ткнувшись спиной в стенку ямы. Что-то затрещало в животе трупа, и нога отошла.

Санька зашел справа и потянул за другую.

Она поддалась свободно.

Санька выпрямился.

Наташа лежала перед ним, растопырив ноги.

Он опустился на колени и стал трогать ее пах.

— Вот... милая моя... вот...

Пах был холодным и жестким. Санька стал водить по нему пальцем. Неожиданно палец провалился куда-то. Санька вытащил его, посветил. Палец был в мутно-зеленой слизи. Два крохотных червячка прилипли к нему и яростно шевелились.

Санька вытер палец о штаны, схватил бутылку и вылил водку на пах:

— Вот... чтоб это...

Потом быстро накрыл верхнюю часть трупа белой материей, приспустил штаны и лег на труп.

— Милая... Наташенька... вот так... вот...

Он стал двигаться.

Член тяжело скользил в чем-то холодном и липком.

— Вот... Наташенька... вот... вот... — шептал Санька, сжимая плечи трупа. — Так... вот... вот... вот...

Через пару минут он закряхтел, заерзал и замер в изнеможении:

— Ой, бля...

Полежав немного на накрытом трупе, Санька медленно встал, посветил на свой член. Коричневато-зеленая слизь на нем перемешивалась с мутно-белой спермой.

Девушка вскрикнула. — Не бойсь, больно не будет, — Коля расстегнул ее черную юбку.
— Я беременна! — заплакала девушка.
— То то я смотрю, живот… — Коля дернул юбку.
— У меня мать больная, ребята, отец инвалид! Вы меня отпустите?
— Отпустим, — кивнул док, роясь в инструментах.
— Ваш… этот сказал — поебем и отпустим, а ребенка не заденем… ребята, я денег пришлю! — зарыдала она.
— Поебем и отпустим, это точно. Ребенка не заденем. Это я гарантирую. Давай, — док подошел к столярному станку. Коля подволок голую девушку, они быстро зажали ее голову в деревянный тиски. Она громко закричала.
— Да не бойсь ты, не больно ведь, — Коля слегка ослабил зажим.
Док приложил к затылку девушки электрорубанок, включил.
Девушка завизжала. На пол посыпалась костная стружка.
— Все, все, — он выключил рубанок, осмотрел отверстие в затылке и стал расстегивать брюки. Девушка визжала, кровь тонкой струйкой протекла по ее спине.
Док приспустил брюки, стянул трусы и направил свой напрягшийся член в отверстие: — Милая…
Член вошел в череп девушки, выдавив часть мозга. Девушка замычала, засучила голыми ногами.
— Милая, милая, милая, — док задвигался, облокотившись на станок. Девушка мычала. Кровь и мозговое вещество стекали по спине. Ноги ее судорожно задергались, в промежности показалась кровь, она выпустила газы.
— Милая, милая, ми и ила а ая, — застонал док, прижимаясь лицом к станку.
— Мы ебем наверняка, — улыбнулся Коля, перебирая инструменты. Док громко застонал и замер. Девушка молча дергалась. Док приподнялся, член его с чмокающим звуком вышел из черепа. Он подошел к табуретке, на которой стояла кастрюля.
Коля подал ему обмылок и скупо полил воды из бутылки.
— Ой, ой… — вздохнул док, неторопливо обмывая член.

>>261156
Опередил, параклит ты этакий.

>>261155
чуть не блеванул.
какая ж ты мразь

>>261144
Ебать лох —  перепутал Марата с Робеспьером. И еще лезет кого-то судить.

еще давайте, я не смог подрочить

В образовавшейся дыре появился сапог. Он шевельнулся, несколько раз ковырнул землю, расширяя проход, и исчез, а потом в дыру просунулось мясистое лицо, которое Марина узнала сразу же. Это был он или почти он, только не брюнет, а рыжий, и вместо дубленки на нем была заснеженная шинель с майорскими погонами. Аккуратно, чтобы не запачкаться землей, он протиснулся в дыру, и Марина заметила висящий на его груди тяжелый черный футляр с баяном.

— День добрый, — сказал майор, снял баян, поставил его на предохранитель и опустил на пол. — Скучаешь?

Внутри у Марины все сжалось, но она нашла в себе силы изящно приподнять очки и с холодным интересом взглянуть на майора.

— Мы знакомы? — спросила она.

— Сейчас будем, — сказал майор, подходя к кровати и берясь крепкими ладонями за край свисающей с кучи сена шторы…

— Ты не представляешь, Николай, какие вокруг живут звери, — говорила Марина, прижимаясь к лежавшей рядом на сене холодной мохнатой тушке. — Вот, например, ходила я недавно на рынок за продуктами. Так меня там чуть не убили. Еле потом до дома добралась. Николай, ты спишь?

Николай не отвечал, и Марина, повернувшись на спину, уставилась в земляной потолок. Клонило в сон. Скоро ей стало казаться, что потолок над головой исчез, а на его месте выступили звезды. Одна из звездочек мигнула и поползла по потолку, и Марина, вспомнив детские лица со стенда с выгоревшим на солнце будущим, загадала желание.

— Сам я военный, — говорил Николай, — майор. Живу и работаю в городе Магадане. Но главное для меня в жизни — музыка. Так что если ты любишь музыку, у нас с тобой обязательно установится духовная близость…

Марина открыла глаза. Вокруг, как обычно, была тьма, но она знала, что уже настало то единственное утро, которое бывает в норе.

— Ты, Марина, — продолжал Николай, внимательно глядя на свои сапоги, стоящие возле постели, — скоро будешь такая толстая, что уже не сможешь никуда вылезти. А вечером в Магадане сотни развлечений, так что я тебе предлагаю сходить сегодня в театр.

— Хорошо, — сказала Марина, у которой сладко сжалось сердце, — но пусть это будет что-нибудь оригинальное.

Вместо ответа Николай протянул ей два листочка бумаги. "Магаданский ордена Октябрьской революции военный оперный театр" — прочла Марина, перевернула билет и увидела на другой стороне синюю надпечатку: "Жизнь за Царя".

— Так ведь это где — Магадан, — сказала она.

Николай кивнул в сторону проделанной им в стене дыры, и Марине показалось, что оттуда повеяло холодом.

До вечера Николай еще несколько раз залезал на Марину, и она, прислушиваясь к ощущениям от елозящего на ней холодного влажного тела, с недоумением спрашивала себя — неужели именно в этом все дело и именно об этом во Франции сочиняют такие красивые песни? Иногда Николай замирал и принимался рассказывать о своей службе, о делах и товарищах, скоро Марина уже знала их всех по именам и званиям. Когда Николай слезал с нее, он сразу же начинал работать по дому — сначала углубил нишу для еды, потом принялся заделывать выход, ведущий к двум гаражам. Марина ощутила беспричинную тоску.

>>261174

Плевман.

>>261175

Теперь это Угадай-Книгу-По-Эрекции-Тред.

У Буковски.

>>261144
Люблю его.

>>261163
Это же специально, не?

>>261177

Девственника в тебе вангую я.

>>261178
что специально?

>>261183

Да он просто дебил. Никакой ошибки нет.
Робеспьера казнили на гильотине.
Марата зарезала баба в ванной.
Успокойтесь. Ерофеев, в отличие от вас, сасихуев комнатных, золотой медалист был.

Судзуки расстегнул пуговицу на груди и улегся на стеганое одеяло. Опершись на локоть, он курил сигарету. Как только звук шагов замер, он вскочил, как молодой охотничий пес. Ростом он был чуть ниже Юити. Он бросился обнимать Юити за шею и целовать его. Студенты целовались минут пять. Юити просунул ладонь под форменный китель мальчика, туда, где была расстегнута пуговица. Сердце под рукой неистово билось. Двое разомкнули объятия, отвернулись друг от друга и поспешно принялись стаскивать с себя одежду.

Двое обнаженных юношей обнимали друг друга, звуки проходящих трамваев и пение петухов, неуместное в такое время, доносились до них, словно пробило полночь.

В луче закатного солнца, пробившегося через щель между ставней, танцевала пыль. Наплывы застывшей смолы в середине наростов на деревьях под солнечными лучами выглядели как запекшаяся кровь. Тонкий луч света отражался от грязной воды, заполнявшей вазу в токонома. Юити зарылся лицом в волосы Судзуки, которые были смазаны лосьоном вместо масла с вполне приятным запахом. Судзуки спрятал лицо на груди Юити. В уголках его закрытых глаз блестели слезы.

Рев пожарных сирен достиг ушей Юити. Стихнув вдалеке, он повторился. В конце концов Юити услышал этот звук в третий раз где-то совсем далеко.

>>261184
Робеспьера не казнили на гильотине, его вроде втемную захуярили группой заговорщиков аки Цезаря. А нет...читнул википедию. Заговорщики его отхуярили, но еще живого потом понесли и отгильотинили. Вообще охуеть.

>>261186

Хуею от вас, господа. Это же прописи.
Впору вновь процитировать гения: "Почему-то никто в России не знает, отчего умер Пушкин, — а как очищается политура — это всякий знает."

>>261184
>>261187
Дибилушка, мы не о гибели его толкуем, а о прозвище. "Неподкупным" называли Робеспьера. Так что кто из нас ..комнатный ещё большой вопрос, дружок.

>>261184
Тут, я думаю, была предъява к
>Марат был Неподкупен
хотя "инкоруптибль" был как раз Робеспьер. Но понятное дело, что это специально.

>>261189
>Но понятное дело, что это специально.
расскажите, чтобы и мне это было понятно. Что тут понятного-то? Почему нельзя было сказать: «а Марат был Неподмыт»?

>>261192
>расскажите, чтобы и мне это было понятно
Это поток сознания пьяного протагониста, хули не ясно?

У Сорокина, где деревенский мужик ебет труп своей невесты в яме на кладбище.
Лучше секс никто не напишет.

>>261152
Букачую.

Что-нибудь из Американского психопата.

"О, Боже!" — воскликнула королева — "я беременна, и неизвестно, от кого"!

>>261155
Кто же автор?
С тлф гуглить плохо

>>261130
Бля, а я дропнул на середине.

Однажды мы, уже взрослые, посетили Музей пыток, где выставлялись всякого рода орудия, хлысты, щипцы, «Нюрнбергская железная дева». Увидев в дальнем зале гильотину, моя сестра загорелась: «Вот бы лечь туда». В зале никого не было, я нашел охранника и сунул ему купюру: «Оставь нас здесь одних минут на двадцать». — «Хорошо, мсье», — согласился он, усмехнувшись. Я затворил дверь, послушал, повернулся ли ключ в скважине. Уна вытянулась на доске-балансире, я поднял планку с выемкой, поместил ее голову в специальное углубление, бережно убрал тяжелые волосы, прежде чем опустить планку и закрыть очко на длинной шее. Она затаила дыхание. Я связал ей ремнем запястья за спиной, потом задрал юбку. Я даже не потрудился приспустить Уне трусы, просто убрал в сторону кружево и раздвинул ягодицы обеими руками. «Нет», — запротестовала Уна. Я вытащил член, лег сверху и вошел в нее. Из ее губ вырвался долгий приглушенный стон. Я давил на нее всей своей тяжестью; из-за неудобной позы — брюки мешали — я мог двигаться лишь толчками. Моя собственная шея оказалась между очком и лезвием ножа, и я шептал Уне: «Я дерну рычаг и отпущу резак». Она умоляла: «Пожалуйста, трахни мою киску». — «Нет». Я кончил неожиданно — встряска, после которой голова совершенно пустая, скорлупа, из которой ложкой выскребли яйцо всмятку.

>>261256
>трахни мою киску
>киску

Говное ебанное. Как же тошнит от этой кальки с английского.

>>261258
Трахни мою пизду.
Господа одобрят.

>>261156
У меня на это встал. И тут я окончательно понял, что я поехавший.

Так и знал, что Вована вбросят

>>261138
Читал у него только процесс(дропнул на 70% поняв что развития не будет) и превращение, но с первой же строчки определил, что это Кафка. Странная хуйня.

>>261258
>>261277
Предлагаю "pussy" переводить как "дуся", чтоб созвучно было и русскому уху привычно. Например "полижи мою дусю, сладенький!".
>>261287
Наверное потому, что
>К.
Шерлок хуев

>>261288
>>261277
>>261258
Зачем эти выдумки, ты бы ещё "пуся" предложил. "Пизда" слишком грубо.
Есть замечательное русское слово "манда". Трахни мою манду. Мой поршень вошел в её тугую манду. Вылижи мою манду. Какая горячая манда. Моя манда уже мокрая. И т.д.

>>261300
Монда тоже грубо. pussy по русски это писечка.

>>261258
С французского, если на то пошло. "Благоволительницы" же.

>>261277>>261300
>Трахни мою манду
>Трахни мою пизду.
https://2ch.hk/e/src/72429/1407353596622.webm

>>261307
Это Полозкова?

Хрущев медленно раздевал Сталина, лежащего на огромной разобранной кровати. В спальне графа было светло – три канделябра освещали стены, обитые сиреневым шифоном, с тремя большими портретами в резных позолоченных рамах. На центральном серо-розово-голубом, кисти Пикассо, была изображена Лариса Рейснер, сидящая в золотой ванне с молоком; на висящих симметрично по бокам – Сталин и Ленин, написанные Бродским в классическом стиле, в красно-коричнево-синих тонах. Из радиоприемника приглушенно доносилась трансляция оперы Амбруаза Тома «Миньон». В камине потрескивали березовые поленья.
– Этот запах твоего одеколона… – Сталин гладил смуглую скулу Хрущева. – Я еще не устал сходить от него с ума.
– Я рад, мальчик мой, что хоть чем-то способен удивить тебя, – Хрущев полностью расстегнул сорочку Сталина, раздвинул своими волосатыми цепкими руками нежнейший шелк и припал губами к безволосой груди вождя.
– Мое чувство к тебе, mon ami, не похоже ни на что, – закрыл глаза Сталин. – Это… как страх.
– Я понимаю, мальчик мой .. – прошептал Хрущев в маленький сталинский сосок и осторожно взял его в свои большие чувственные губы.
Сталин застонал.
Хрущев осторожно расстегнул ему брюки, сдвинул вниз полупрозрачные черные трусы, выпуская на свободу напрягшийся смуглый фаллос вождя. Послюнив пальцы, граф принялся ими нежно теребить сосок Сталина, а сам двинулся губами вниз по телу вождя – к наливающемуся кровью фаллосу.
– О… как часто я думаю о тебе… – бормотал Сталин. – Как много места занял ты в моей беспредельной жизни…
– Masculinum… – губы графа коснулись бордовой головки.
Сталин вскрикнул и схватил руками голову Хрущева. Губы графа сначала нежно, затем все плотоядной стали играть с головкой вождя.
– Спираль… спираль… – стонал Сталин, впиваясь пальцами в длинные серебристые волосы графа.
Сильный язык Хрущева стал совершать по сталинской головке спиралевидные движения.
– Знаешь… милый… нет… sacre… я… но нет… кончик! кончик! кончик! – бился на пуховых подушках Сталин.
Язык графа осторожно коснулся кончика головки и стал раздвигать мочеточный канал.
– Но… нет… не давай! Не давай мне! – закатывал глаза Сталин.
Хрущев сильно сжал подобравшиеся яйца вождя
– Чтобы не хлынуло… ооо… прикажи! Прикажи мне по-старому! Но нежно! Только нежно!
– Дай мне попочку, сладкий мальчик мой, – мягко приказал Хрущев, цепко держа Сталина за яйца. Всхлипывая, Сталин перевернулся на живот:
– Мальчик боится… поцелуй спинку…
– Поцелуем мальчика в спинку… – Хрущев сдвинул сорочку со сталинских плеч и стал покрывать их медленными поцелуями.
Сталин стонал в подушку.
Хрущев поцеловал его взасос между лопаток, дотянулся губами до уха, прошептал:
– Чего боится мальчик?
– Толстого червяка… – всхлипывал Сталин.
Где живет толстый червяк?
– У дяди в штанах.
– Что хочет червяк?
– Ворваться.
– Куда?
– Мальчику в попку
Хрущев расстегнул свои брюки, достал длинный неровный член с бугристой головкой, на блестящей коже которой был вытатуирован пентакль. Граф плюнул себе в ладонь, смазал плевком анус Сталина и, навалившись сзади, мягкими толчками стал вводить свой член в вождя.
– Ты уже… дядя… нет… по-нежному! по-нежному! – забормотал Сталин.
– Сладкий мой оловянный солдатик… – шептал Хрущев ему в ухо,
– Зачем… мучения… ооо… зачем людям это… – кусал губы Сталин.
– Чтобы забывать… чтобы все забывать, мальчик мой… Член графа целиком вошел в анус Сталина. Сжимая левой рукой яйца вождя, граф взял правой рукой его за член и стал не быстро мастурбировать.
– Ты… это… ты… – замычал Сталин. – Что дядя делает с мальчиком?
– Дядя ебёт мальчика в попку, – жарко шептал Хрущев.
– Как? Как? Как?
– Сладко…
– По приказу? Ведь по приказу же… по четкому…
– По четкому приказу
– Дядя приказал? – всхлипывал Сталин.
– Приказал. Четко приказал…
– И еще прикажет?
– И еще прикажет… сотни миллионов раз прикажет дядя мальчику…
– Что? Что? Что?
– Прикажет… но не сразу…
– Как? Как? Как?
– Постепенно… постепенно… постепенно…
– Но… но… мальчик уже… мальчик уже…
– Что, мальчик?
– Мальчик готов… он уже… уже…
– Будет приказ… будет приказ…
– Мальчик уже… мальчик уже… подноси! Подноси, вредитель!
Обнимая сзади Сталина, Хрущев перевалился с ним на бок на край кровати.
– Аджуба! – срывающимся голосом позвал граф. Появился Аджуба с золотым потиром, украшенным шестью крупными сапфирами. Опустившись на колени возле кровати, он подставил потир под багровый член Сталина.
– Приказ мальчику: кончай! – прорычал Хрущев. Они кончили одновременно, с криками и стонами. Аджуба ловил потиром густые порции сталинской спермы.
– Не поехал! Не поехал! – закричал Сталин высоким голосом.
– Да! Да! Да! – рычал граф, дергаясь всем телом и вгоняя член в трепещущий зад Сталина.
Когда агония оргазма спала, любовники замерли в полуобмороке.
Аджуба продолжал держать потир, внимательно наблюдая за вянущим, роняющим последние мутные капли членом Сталина.
– Вечное возвращение… симбиоз… – пробормотал Сталин и засмеялся.
– Я люблю тебя, – устало прохрипел Хрущев в напомаженные волосы вождя.
Сталин взял его руку, поднес к губам и поцеловал. Хрущев стал осторожно вынимать свой член из ануса вождя.
– Останься, прошу тебя, – Сталин целовал его костистые пальцы со слишком выпуклыми ногтями. – Твоя сперма горячая. Как лава. Ее невероятно приятно чувствовать внутри себя…

>>261307
Что это за пиздец? Я от смеха чаем подавился.

>>261320
Обычный день из жизни Полозковой.

Самые лучшие описания в 50 оттенков серого

>>261320
Батрутдинов в молодости.

Годный тред

>>261325
Давай-ка примерчиков сюда.

>>261307
¿PRIVET SASHA BUDEM HUY DROCHIT?
http://privat-zapisi.com/video/720/ptichka38

>>261111
Дэн Симмонс "Гиперион", сцена как солдат в воспоминаниях описывает пторахушки с бабенкой одной, которая как-то со Шрайком была связана.

Бамп эректильному треду.

>>261130

Самое обидное, в фильме этот момент не показали.

в имя розы такая неплохая, запомнилась почему то. лил.

В "Улиссе" же. Ну когда он на побережье дрочил. Дрочка, поток сознания - то шо надо, короче.

>>261251
Володенька Напихуе-Червиев

>>261258
>трахни мою киску

Обыкновенный фашизм

Ебля алеута и малолетки в "Лавине" Стивенсона. Девка там капкан из пизды вынуть забыла.

Анончики, кто читал сагу "50 оттенков", скиньте, пожалуйста, оттуда копипасты про анал и фистинг. Или куда с такой просьбой обратиться?

>>261142
>уперла руки в боки, гневно блестя глазами
Цундере детектед.

>>261153
>>261155
>>261156
>>261185
>>261256
>>261313
Ясно.

>>261343
Шо за фильм? Американский психопат?

>>279443
Темный рыцарь.

Телени конечно.