Знает ли кто-нибудь такой фанфик, в котором Дурсль всё таки шмальнул Хагриду в ебало из двустволки??
Аноним 16/06/25 Пнд 17:53:54 #1 №321302834
Знает ли кто-нибудь такой фанфик, в котором Дурсль всё таки шмальнул Хагриду в ебало из двустволки???
Знаю фанфик, где твоей матери стрельнули спермой спидозного бомжа в ебло
дай ссылку!
Бля вы чё как неродные-то?
Доебись до ИНС, пусть они тебе напишут!
>ИНС, пусть они
а кто это?
Читал фанфик, где попаданец в Поттера сделал из Добби шахида, обвесив его гранатами... одноразового, естественно
напиши свой!
Ну ладно.. А можете подсказать порнотрекер, где есть ебля баб с собаками и лошадками?
У меня был в закладках, но винда ебнулась, и я потерял адрес
У меня был в закладках, но винда ебнулась, и я потерял адрес
Глава 1: Последнее письмо
Письма приходили всё чаще. Десятками. Потом сотнями. Они выползали из чайника, падали с неба, проскальзывали между дверными щелями, даже появлялись в кастрюлях с овсянкой.
Вернон не спал. Он прибивал досками окна, сжигал почту, рвал бумагу зубами, крича:
— ЭТОГО НЕ БУДЕТ!
Они остались дома, несмотря на панику.
Он был убеждён: если не уехать — значит, не впустить. А если не впустить — ничего не случится.
Но случилось.
Глава 2: Приход
Гроза.
Дверь вылетела с треском. Деревянные щепки впились в обои.
На пороге стоял великан. Ростом почти до потолка, с лицом дикого зверя. Он был мокрый, с длинными прядями волос и глазами, в которых странно светилась жалость. Или сожаление.
Он молча посмотрел на Гарри, потом на Вернона.
— Я за мальчиком, — сказал он тихо. — Его место не здесь.
Петунья вжалась в стену. Дадли заорал. Гарри просто сидел. Он не понимал, что происходит, но чувствовал: что-то должно измениться.
— Убирайся из моего дома, — прохрипел Вернон.
Великан сделал шаг вперёд.
Выстрел прозвучал, как что-то неизбежное.
Ружьё Вернон держал весь вечер. Он выстрелил один раз. Только один.
Великан упал. Без слов. Медленно. Тяжело. Раздался стук — как будто что-то огромное упало в колодец и исчезло.
Кровь поползла по полу.
Глава 3: Потом
Полицию вызвали соседи. Вернон сказал, что оборонял дом. В отчёте написали: "вторжение психически нестабильного мужчины с оружием".
Петунья была бледна, но молчалива. Гарри не задавал вопросов.
Великан исчез из их жизни так же внезапно, как появился.
И с ним исчезло что-то ещё. Что-то важное. Неназванное.
Глава 4: Письма больше не приходили
Ни на следующий день. Ни через неделю.
Вообще никогда.
Гарри пошёл в обычную школу. Носил чужую одежду, ел за соседним столом, рос — не слишком быстро, не слишком медленно.
Он не бегал быстрее всех. Не прыгал выше.
Не знал слов, которых не учили в классе. Не слышал голосов из темноты.
Иногда он смотрел на небо — и ждал.
Чего-то.
Не знал чего.
Но ничего не происходило.
Глава 5: Нормальная жизнь
Он вырос. Уехал из дома. Получил работу. Снимал комнату с видом на стоянку. Ел лапшу, смотрел телевизор.
Однажды, на старом чердаке, он нашёл пыльную газету.
Вырезку.
Фото. Неясное. Смазанное. Огромная фигура, подпись: “Неопознанный нарушитель. Убит при попытке проникновения в частный дом.”
Он долго смотрел в это лицо. Что-то в нём шевельнулось.
Он закрыл газету.
И больше никогда о ней не вспоминал.
Конец.
Письма приходили всё чаще. Десятками. Потом сотнями. Они выползали из чайника, падали с неба, проскальзывали между дверными щелями, даже появлялись в кастрюлях с овсянкой.
Вернон не спал. Он прибивал досками окна, сжигал почту, рвал бумагу зубами, крича:
— ЭТОГО НЕ БУДЕТ!
Они остались дома, несмотря на панику.
Он был убеждён: если не уехать — значит, не впустить. А если не впустить — ничего не случится.
Но случилось.
Глава 2: Приход
Гроза.
Дверь вылетела с треском. Деревянные щепки впились в обои.
На пороге стоял великан. Ростом почти до потолка, с лицом дикого зверя. Он был мокрый, с длинными прядями волос и глазами, в которых странно светилась жалость. Или сожаление.
Он молча посмотрел на Гарри, потом на Вернона.
— Я за мальчиком, — сказал он тихо. — Его место не здесь.
Петунья вжалась в стену. Дадли заорал. Гарри просто сидел. Он не понимал, что происходит, но чувствовал: что-то должно измениться.
— Убирайся из моего дома, — прохрипел Вернон.
Великан сделал шаг вперёд.
Выстрел прозвучал, как что-то неизбежное.
Ружьё Вернон держал весь вечер. Он выстрелил один раз. Только один.
Великан упал. Без слов. Медленно. Тяжело. Раздался стук — как будто что-то огромное упало в колодец и исчезло.
Кровь поползла по полу.
Глава 3: Потом
Полицию вызвали соседи. Вернон сказал, что оборонял дом. В отчёте написали: "вторжение психически нестабильного мужчины с оружием".
Петунья была бледна, но молчалива. Гарри не задавал вопросов.
Великан исчез из их жизни так же внезапно, как появился.
И с ним исчезло что-то ещё. Что-то важное. Неназванное.
Глава 4: Письма больше не приходили
Ни на следующий день. Ни через неделю.
Вообще никогда.
Гарри пошёл в обычную школу. Носил чужую одежду, ел за соседним столом, рос — не слишком быстро, не слишком медленно.
Он не бегал быстрее всех. Не прыгал выше.
Не знал слов, которых не учили в классе. Не слышал голосов из темноты.
Иногда он смотрел на небо — и ждал.
Чего-то.
Не знал чего.
Но ничего не происходило.
Глава 5: Нормальная жизнь
Он вырос. Уехал из дома. Получил работу. Снимал комнату с видом на стоянку. Ел лапшу, смотрел телевизор.
Однажды, на старом чердаке, он нашёл пыльную газету.
Вырезку.
Фото. Неясное. Смазанное. Огромная фигура, подпись: “Неопознанный нарушитель. Убит при попытке проникновения в частный дом.”
Он долго смотрел в это лицо. Что-то в нём шевельнулось.
Он закрыл газету.
И больше никогда о ней не вспоминал.
Конец.
>Письма больше не приходили
Непонятно почему.. Хагрид был любовником Дамблдора и тот сильно обиделся?
>Хагрид был любовником Дамблдора
Это многое объясняет в каноне.
Не знаю даже. Может Хагрид был поехавшим психом, а письма просто пранком. Или может Дамблдор решил, что на Гарри висит проклятая печать все маги вокруг него отправляются на тот свет. Или может Дамблдор просто решил все сделать сам, а Гарри использовать как приманку. Или может он решил что хватит мучать этого несчастного паренька и пусть он лучше проживет долгую жизнь простого нормиса
Или решил что "Да ну его нахуй.. Есть запасной Лонгботтом, с ним и буду мутки мутить"
Нет. Вот как было, дело обстоит не на Тисовой улице, а в лачуге: БУМ. Стук повторился. Дадли дернулся, просыпаясь.
Где пушка? - глупо спросил он.
Сзади раздался треск, и в комнату ворвался дядя Вернон. В руках у него была винтовка - вот, значит, что было в том длинном, тонком свертке.
Кто здесь? - заорал он. - Предупреждаю - я вооружен!
Пауза. А затем
ХРЯСТЬ!
В дверь ударили с такой силой, что она слетела с петель и с оглушительным грохотом хлопнулась на пол.
В дверном проеме стоял гигантский человек. Его лица совершенно не было видно из-за копны длинных спутанных волос и дикой косматой бороды, но глаза его поблескивали оттуда, словно два черных жука.
Великан проскользнул в хижину, задев головой потолок. Он нагнулся, поднял упавшую дверь и с легкостью вставил ее на место. Шум шторма, доносившийся снаружи, слегка попритих. Он повернулся, и оглядел их всех.
Может, заварим чайку? Не так-то просто было досюда добраться...
Он шагнул к дивану, где сидел остолбеневший от страха Дадли.
Двинься, жирный бурдюк, - сказал незнакомец.
Дадли заверещал и побежал прятаться за спину матери, которая сама испуганно жалась к дяде Вернону.
Так это ты, Гарри, - произнес великан.
Гарри взглянул в свирепое, дикое, завешенное волосами лицо и увидел, как глаза-жуки сощурились в улыбке.
Когда я видел тебя последний раз, ты был младенцем, - пояснил великан. - Ты вылитый отец, хотя глаза матушкины.
Дядя Вернон издал странный скрежещущий звук.
Я требую, чтобы вы немедленно ушли, сэр! - сказал он. - Вы ворвались сюда силой!
Ой, да заткнись ты, Дарсли, старый сморчок, - отмахнулся гигант, шагая к винтовке.
Выстрел.
Хагрид вздрогнул, будто споткнулся. Потом — вторая вспышка. Пуля вошла ему прямо в висок. Мозг брызнул на стены. Огромное тело рухнуло на пол с глухим тумф, как будто опрокинули шкаф, набитый мясом. Диван отлетел в сторону. Дверь сорвало ветром.
Никто не двигался.
Пауза.
Потом — визг.
Петуния закричала так, как будто из неё вырывали душу. Дадли заплакал. Гарри — он не мог дышать. Всё тело сжалось, он прижался к стене, как насекомое.
— ТЫ ЕГО УБИЛ! — закричала Петуния.
— Он хотел утащить его! — заорал Вернон, трясущийся. — В эту их секту! В эту... вонючую дыру! Я... я защищал! Защищал семью!
Гарри смотрел на Хагрида. Его лицо было наполовину разнесено, но глаза — один глаз всё ещё был открыт. Мутный. Стеклянный. Глядящий прямо на него.
Он не чувствовал себя защищённым.
Он чувствовал себя в ловушке.
— Гарри... — простонала Петуния, подползая к нему. — Всё хорошо... Он был плохим... Он...
Гарри закрыл уши.
— Это сон. Это просто сон.
Он опустился на пол и закрыл глаза. Он должен был проснуться. Это не может быть правдой. Письмо. Волшебник. Друзья. Хогвартс. Всё — ложь? Это всё придумка? Просто чужой с ружьём, мозги на стене и... больше нет выхода?
— Он был чудовищем, — повторил дядя Вернон. Он уже не кричал. Он просто сидел, сжав ружьё, как младенца.
Шторм за окном утих.
А в лачуге стало тихо. Страшно тихо. Даже Дадли замолчал.
И только Гарри, закрыв уши, шептал:
— Я не здесь. Это не я. Я — в поезде. Я еду. Я... уеду отсюда.
Он не знал, что поезд уже не придёт.
Хагрид мёртв.
И магии — больше нет.
Где пушка? - глупо спросил он.
Сзади раздался треск, и в комнату ворвался дядя Вернон. В руках у него была винтовка - вот, значит, что было в том длинном, тонком свертке.
Кто здесь? - заорал он. - Предупреждаю - я вооружен!
Пауза. А затем
ХРЯСТЬ!
В дверь ударили с такой силой, что она слетела с петель и с оглушительным грохотом хлопнулась на пол.
В дверном проеме стоял гигантский человек. Его лица совершенно не было видно из-за копны длинных спутанных волос и дикой косматой бороды, но глаза его поблескивали оттуда, словно два черных жука.
Великан проскользнул в хижину, задев головой потолок. Он нагнулся, поднял упавшую дверь и с легкостью вставил ее на место. Шум шторма, доносившийся снаружи, слегка попритих. Он повернулся, и оглядел их всех.
Может, заварим чайку? Не так-то просто было досюда добраться...
Он шагнул к дивану, где сидел остолбеневший от страха Дадли.
Двинься, жирный бурдюк, - сказал незнакомец.
Дадли заверещал и побежал прятаться за спину матери, которая сама испуганно жалась к дяде Вернону.
Так это ты, Гарри, - произнес великан.
Гарри взглянул в свирепое, дикое, завешенное волосами лицо и увидел, как глаза-жуки сощурились в улыбке.
Когда я видел тебя последний раз, ты был младенцем, - пояснил великан. - Ты вылитый отец, хотя глаза матушкины.
Дядя Вернон издал странный скрежещущий звук.
Я требую, чтобы вы немедленно ушли, сэр! - сказал он. - Вы ворвались сюда силой!
Ой, да заткнись ты, Дарсли, старый сморчок, - отмахнулся гигант, шагая к винтовке.
Выстрел.
Хагрид вздрогнул, будто споткнулся. Потом — вторая вспышка. Пуля вошла ему прямо в висок. Мозг брызнул на стены. Огромное тело рухнуло на пол с глухим тумф, как будто опрокинули шкаф, набитый мясом. Диван отлетел в сторону. Дверь сорвало ветром.
Никто не двигался.
Пауза.
Потом — визг.
Петуния закричала так, как будто из неё вырывали душу. Дадли заплакал. Гарри — он не мог дышать. Всё тело сжалось, он прижался к стене, как насекомое.
— ТЫ ЕГО УБИЛ! — закричала Петуния.
— Он хотел утащить его! — заорал Вернон, трясущийся. — В эту их секту! В эту... вонючую дыру! Я... я защищал! Защищал семью!
Гарри смотрел на Хагрида. Его лицо было наполовину разнесено, но глаза — один глаз всё ещё был открыт. Мутный. Стеклянный. Глядящий прямо на него.
Он не чувствовал себя защищённым.
Он чувствовал себя в ловушке.
— Гарри... — простонала Петуния, подползая к нему. — Всё хорошо... Он был плохим... Он...
Гарри закрыл уши.
— Это сон. Это просто сон.
Он опустился на пол и закрыл глаза. Он должен был проснуться. Это не может быть правдой. Письмо. Волшебник. Друзья. Хогвартс. Всё — ложь? Это всё придумка? Просто чужой с ружьём, мозги на стене и... больше нет выхода?
— Он был чудовищем, — повторил дядя Вернон. Он уже не кричал. Он просто сидел, сжав ружьё, как младенца.
Шторм за окном утих.
А в лачуге стало тихо. Страшно тихо. Даже Дадли замолчал.
И только Гарри, закрыв уши, шептал:
— Я не здесь. Это не я. Я — в поезде. Я еду. Я... уеду отсюда.
Он не знал, что поезд уже не придёт.
Хагрид мёртв.
И магии — больше нет.
Спустя три дня в лачуге была найдена записка.
На потрёпанном листе, вырванном из школьной тетради, было всего несколько строк. Написано неуверенным, детским почерком — чернила местами размазаны, будто от слёз.
"Я ждал, что меня спасут.
Но, может, никто и не должен был.
Простите, мама. Простите, папа.
Я пытался держаться. Правда.
Но здесь больше нет волшебства."
А потом — тишина.
На долго.
Очень долго.
Дом сгнил.
Лачуга исчезла с карты.
Люди забыли, кто там жил.
Но в одном из далёких кабинетов, высоко-высоко в башнях Хогвартса, сова продолжала ждать. Она сидела на письме, которое никто не забрал. Оно уже побледнело от времени.
На нём всё ещё стояло:
Гарри Поттеру, Лачуга на скале.
Срочно.
Гарри Поттер и тишина после выстрела
БУМ. Стук повторился. Дадли дернулся, просыпаясь, его пухлое лицо сморщилось от раздражения.
— Где пушка? — пробормотал он, озираясь в полумраке.
Сзади раздался треск, и в комнату ворвался дядя Вернон. В руках он сжимал винтовку — длинный, тонкий сверток, который он притащил в лачугу, теперь обрел зловещий смысл. Его лицо было бледным, губы дрожали, а глаза метались по комнате, ища угрозу.
— Кто здесь? — заорал он, вскидывая винтовку. — Предупреждаю — я вооружен!
Тишина. Только вой шторма за стенами лачуги и скрип половиц под ногами Вернона. Гарри, скорчившись на продавленном матрасе, смотрел на дверь, чувствуя, как сердце колотится в груди. Тетя Петуния вцепилась в Дадли, ее пальцы впились в его плечо, а лицо исказилось от страха.
ХРЯСТЬ!
Дверь слетела с петель, рухнув на пол с оглушительным грохотом. В проеме возникла фигура — огромная, почти нечеловеческая. Это был человек, но его размеры казались неестественными: копна спутанных волос, косматая борода, скрывающая лицо, и глаза, поблескивающие в темноте, как у дикого зверя. Он шагнул внутрь, задев головой потолок, и комната, казалось, сжалась под его присутствием. Нагнувшись, он поднял дверь и с пугающей легкостью вставил ее обратно. Шум шторма притих, но воздух в лачуге стал тяжелым, как перед грозой.
Великан повернулся, его взгляд скользнул по Дурслям, съежившимся у стены. Губы, едва видимые в бороде, дрогнули в улыбке.
— Может, заварим чайку? Не так-то просто было досюда добраться... — прогундосил он, и его голос был низким, почти добродушным, но в нем чувствовалась странная фальшь.
Он шагнул к дивану, где сидел Дадли, чьи глаза расширились от ужаса.
— Двинься, жирный бурдюк, — бросил великан, и его тон был скорее усталым, чем угрожающим.
Дадли взвизгнул и, спотыкаясь, бросился за спину матери. Тетя Петуния задрожала, прижимая сына к себе, ее дыхание стало прерывистым. Гарри смотрел на великана, чувствуя, как холод пробирается под кожу. Что-то в этом человеке было неправильным — слишком большим, слишком чужим.
— Так это ты, Гарри, — сказал великан, повернувшись к нему. Его глаза сощурились, и в них мелькнуло что-то теплое, почти знакомое. — Когда я видел тебя последний раз, ты был младенцем. Ты вылитый отец, хотя глаза матушкины.
Гарри замер. Этот человек знал его родителей? Его разум закружился, но страх не отпускал. Он не мог понять, что происходит, но чувствовал, что этот момент изменит все.
Дядя Вернон издал странный, сдавленный звук, будто задыхался от ярости.
— Я требую, чтобы вы немедленно ушли, сэр! — выкрикнул он, его голос дрожал, но винтовка в его руках поднялась выше, нацелившись на великана. — Вы ворвались сюда силой!
— Ой, да заткнись ты, Дарсли, старый сморчок, — отмахнулся великан, шагнув вперед, будто собираясь выхватить оружие.
БАХ!
Выстрел разорвал воздух, как удар хлыста. Время остановилось. Великан замер, его голова дернулась назад, и темное пятно, черное в тусклом свете, расплылось по его лбу. Кровь брызнула на стену, на пол, на диван, где только что сидел Дадли. Огромное тело пошатнулось, колени подогнулись, и он рухнул с глухим ударом, от которого лачуга содрогнулась. Его глаза, теперь пустые, уставились в потолок, а борода намокла от крови.
Тишина. Только звон в ушах и тяжелое дыхание Дурслей. Винтовка выпала из рук Вернона, ударившись о пол. Его лицо было белым, как мел, глаза выпучены, а губы шевелились, но не издавали ни звука.
— Вернон... — прошептала Петуния, ее голос был тонким, как нить, готовая оборваться. — Вернон, что ты наделал?
Дадли завыл — нечеловеческий, животный звук, который резал уши. Он отполз в угол, вжавшись в стену, его руки тряслись, а взгляд метался между телом великана и отцом. Гарри смотрел на мертвого человека, на лужу крови, растекающуюся по половицам, и чувствовал, как его разум разваливается на части. Это не могло быть правдой. Это не могло быть реальным.
— Он... он собирался напасть! — выдавил Вернон, его голос срывался на визг. — Он ворвался сюда! Я защищал семью! Я... я...
Он замолчал, глядя на свои руки, будто они принадлежали кому-то другому. Винтовка лежала у его ног, и запах пороха заполнил комнату, смешиваясь с едким металлическим запахом крови.
Петуния начала задыхаться. Ее дыхание стало коротким, прерывистым, как будто она пыталась вдохнуть через сжатое горло. Она отпустила Дадли и схватилась за грудь, ее глаза были полны ужаса.
— Мы... мы убили человека, — прошептала она. — Вернон, мы убили человека!
— Замолчи! — рявкнул Вернон, но его голос дрожал, и он тут же осел на стул, схватившись за голову. — Он не человек! Он... он был... он был ненормальный! Ты видела его! Он был не человек!
Гарри не мог пошевелиться. Его взгляд был прикован к телу великана, к его пустым глазам, к крови, которая продолжала растекаться, впитываясь в щели между половицами. Он знал этого человека? Он сказал, что знал его родителей. Но теперь он мертв. И Гарри чувствовал, как что-то внутри него ломается, как будто часть его мира, которую он никогда не знал, умерла вместе с этим человеком.
Дадли начал всхлипывать, его лицо было мокрым от слез и соплей. — Папа... папа, что будет? Нас посадят? Папа, я не хочу в тюрьму!
— Заткнись, Дадли! — крикнул Вернон, но его голос был слабым, надломленным. Он встал, но ноги его подкосились, и он ухватился за стол, чтобы не упасть. — Мы... мы спрячем его. Да. Мы спрячем тело. Никто не узнает. Никто не найдет эту лачугу.
— Спрячем? — Петуния повернулась к нему, ее глаза были дикими, как у загнанного зверя. — Ты с ума сошел? Это убийство, Вернон! Убийство! Они найдут нас! Они всегда находят!
— Замолчи! — заорал Вернон, и его кулак ударил по столу, но звук был глухим, бессильным. Он начал ходить по комнате, его шаги были неровными, а взгляд метался от тела к двери, к окну, за которым ревел шторм. — Мы... мы скажем, что это была самооборона. Да, самооборона! Он ворвался сюда, он угрожал нам!
Гарри смотрел на них, и его разум был пустым, как будто кто-то выключил все мысли. Он не мог отвести взгляд от великана. Его слова — «ты вылитый отец» — звучали в голове, как эхо, но теперь они казались насмешкой. Кто он был? Почему он пришел? И почему теперь он мертв?
Петуния начала раскачиваться вперед-назад, ее руки теребили подол платья. — Они придут за нами, — шептала она. — Они придут. Они всегда приходят. Ты не понимаешь, Вернон, ты не знаешь, кто они...
— Кто? — рявкнул Вернон, но в его голосе уже не было уверенности. — Кто они, Петуния? О чем ты говоришь?
Она замолчала, ее губы дрожали, но она не ответила. Ее взгляд упал на Гарри, и в нем было что-то новое — не просто страх, а ужас, смешанный с виной. Она знала что-то, чего не знал он. И это знание разъедало ее изнутри.
Дадли начал биться головой о стену, тихо, ритмично, как будто это могло заглушить реальность. — Я не хочу, — бормотал он. — Не хочу, не хочу, не хочу...
Гарри почувствовал, как его горло сжимается. Он хотел закричать, но не мог. Хотел убежать, но ноги не слушались. Лачуга, такая маленькая и тесная, теперь казалась клеткой, где они все были заперты — с телом, с кровью, с виной. Шторм снаружи ревел, но внутри было хуже. Тишина, прерываемая всхлипами Дадли и шепотом Петунии, была невыносимой.
— Гарри, — прохрипел Вернон, повернувшись к нему. Его глаза были пустыми, как у великана. — Ты... ты не скажешь никому, понял? Это был он. Он виноват. Он пришел сюда, он угрожал нам. Ты понял?
Гарри посмотрел на него, но не ответил. Он не знал, что сказать. Он не знал, что делать. Он только знал, что человек, который мог рассказать ему о его родителях, лежал мертвым на полу, и что-то в этом мире сломалось навсегда.
А за окном шторм продолжал реветь, и в его вое Гарри чудились голоса — далекие, зовущие, но уже не добрые.
БУМ. Стук повторился. Дадли дернулся, просыпаясь, его пухлое лицо сморщилось от раздражения.
— Где пушка? — пробормотал он, озираясь в полумраке.
Сзади раздался треск, и в комнату ворвался дядя Вернон. В руках он сжимал винтовку — длинный, тонкий сверток, который он притащил в лачугу, теперь обрел зловещий смысл. Его лицо было бледным, губы дрожали, а глаза метались по комнате, ища угрозу.
— Кто здесь? — заорал он, вскидывая винтовку. — Предупреждаю — я вооружен!
Тишина. Только вой шторма за стенами лачуги и скрип половиц под ногами Вернона. Гарри, скорчившись на продавленном матрасе, смотрел на дверь, чувствуя, как сердце колотится в груди. Тетя Петуния вцепилась в Дадли, ее пальцы впились в его плечо, а лицо исказилось от страха.
ХРЯСТЬ!
Дверь слетела с петель, рухнув на пол с оглушительным грохотом. В проеме возникла фигура — огромная, почти нечеловеческая. Это был человек, но его размеры казались неестественными: копна спутанных волос, косматая борода, скрывающая лицо, и глаза, поблескивающие в темноте, как у дикого зверя. Он шагнул внутрь, задев головой потолок, и комната, казалось, сжалась под его присутствием. Нагнувшись, он поднял дверь и с пугающей легкостью вставил ее обратно. Шум шторма притих, но воздух в лачуге стал тяжелым, как перед грозой.
Великан повернулся, его взгляд скользнул по Дурслям, съежившимся у стены. Губы, едва видимые в бороде, дрогнули в улыбке.
— Может, заварим чайку? Не так-то просто было досюда добраться... — прогундосил он, и его голос был низким, почти добродушным, но в нем чувствовалась странная фальшь.
Он шагнул к дивану, где сидел Дадли, чьи глаза расширились от ужаса.
— Двинься, жирный бурдюк, — бросил великан, и его тон был скорее усталым, чем угрожающим.
Дадли взвизгнул и, спотыкаясь, бросился за спину матери. Тетя Петуния задрожала, прижимая сына к себе, ее дыхание стало прерывистым. Гарри смотрел на великана, чувствуя, как холод пробирается под кожу. Что-то в этом человеке было неправильным — слишком большим, слишком чужим.
— Так это ты, Гарри, — сказал великан, повернувшись к нему. Его глаза сощурились, и в них мелькнуло что-то теплое, почти знакомое. — Когда я видел тебя последний раз, ты был младенцем. Ты вылитый отец, хотя глаза матушкины.
Гарри замер. Этот человек знал его родителей? Его разум закружился, но страх не отпускал. Он не мог понять, что происходит, но чувствовал, что этот момент изменит все.
Дядя Вернон издал странный, сдавленный звук, будто задыхался от ярости.
— Я требую, чтобы вы немедленно ушли, сэр! — выкрикнул он, его голос дрожал, но винтовка в его руках поднялась выше, нацелившись на великана. — Вы ворвались сюда силой!
— Ой, да заткнись ты, Дарсли, старый сморчок, — отмахнулся великан, шагнув вперед, будто собираясь выхватить оружие.
БАХ!
Выстрел разорвал воздух, как удар хлыста. Время остановилось. Великан замер, его голова дернулась назад, и темное пятно, черное в тусклом свете, расплылось по его лбу. Кровь брызнула на стену, на пол, на диван, где только что сидел Дадли. Огромное тело пошатнулось, колени подогнулись, и он рухнул с глухим ударом, от которого лачуга содрогнулась. Его глаза, теперь пустые, уставились в потолок, а борода намокла от крови.
Тишина. Только звон в ушах и тяжелое дыхание Дурслей. Винтовка выпала из рук Вернона, ударившись о пол. Его лицо было белым, как мел, глаза выпучены, а губы шевелились, но не издавали ни звука.
— Вернон... — прошептала Петуния, ее голос был тонким, как нить, готовая оборваться. — Вернон, что ты наделал?
Дадли завыл — нечеловеческий, животный звук, который резал уши. Он отполз в угол, вжавшись в стену, его руки тряслись, а взгляд метался между телом великана и отцом. Гарри смотрел на мертвого человека, на лужу крови, растекающуюся по половицам, и чувствовал, как его разум разваливается на части. Это не могло быть правдой. Это не могло быть реальным.
— Он... он собирался напасть! — выдавил Вернон, его голос срывался на визг. — Он ворвался сюда! Я защищал семью! Я... я...
Он замолчал, глядя на свои руки, будто они принадлежали кому-то другому. Винтовка лежала у его ног, и запах пороха заполнил комнату, смешиваясь с едким металлическим запахом крови.
Петуния начала задыхаться. Ее дыхание стало коротким, прерывистым, как будто она пыталась вдохнуть через сжатое горло. Она отпустила Дадли и схватилась за грудь, ее глаза были полны ужаса.
— Мы... мы убили человека, — прошептала она. — Вернон, мы убили человека!
— Замолчи! — рявкнул Вернон, но его голос дрожал, и он тут же осел на стул, схватившись за голову. — Он не человек! Он... он был... он был ненормальный! Ты видела его! Он был не человек!
Гарри не мог пошевелиться. Его взгляд был прикован к телу великана, к его пустым глазам, к крови, которая продолжала растекаться, впитываясь в щели между половицами. Он знал этого человека? Он сказал, что знал его родителей. Но теперь он мертв. И Гарри чувствовал, как что-то внутри него ломается, как будто часть его мира, которую он никогда не знал, умерла вместе с этим человеком.
Дадли начал всхлипывать, его лицо было мокрым от слез и соплей. — Папа... папа, что будет? Нас посадят? Папа, я не хочу в тюрьму!
— Заткнись, Дадли! — крикнул Вернон, но его голос был слабым, надломленным. Он встал, но ноги его подкосились, и он ухватился за стол, чтобы не упасть. — Мы... мы спрячем его. Да. Мы спрячем тело. Никто не узнает. Никто не найдет эту лачугу.
— Спрячем? — Петуния повернулась к нему, ее глаза были дикими, как у загнанного зверя. — Ты с ума сошел? Это убийство, Вернон! Убийство! Они найдут нас! Они всегда находят!
— Замолчи! — заорал Вернон, и его кулак ударил по столу, но звук был глухим, бессильным. Он начал ходить по комнате, его шаги были неровными, а взгляд метался от тела к двери, к окну, за которым ревел шторм. — Мы... мы скажем, что это была самооборона. Да, самооборона! Он ворвался сюда, он угрожал нам!
Гарри смотрел на них, и его разум был пустым, как будто кто-то выключил все мысли. Он не мог отвести взгляд от великана. Его слова — «ты вылитый отец» — звучали в голове, как эхо, но теперь они казались насмешкой. Кто он был? Почему он пришел? И почему теперь он мертв?
Петуния начала раскачиваться вперед-назад, ее руки теребили подол платья. — Они придут за нами, — шептала она. — Они придут. Они всегда приходят. Ты не понимаешь, Вернон, ты не знаешь, кто они...
— Кто? — рявкнул Вернон, но в его голосе уже не было уверенности. — Кто они, Петуния? О чем ты говоришь?
Она замолчала, ее губы дрожали, но она не ответила. Ее взгляд упал на Гарри, и в нем было что-то новое — не просто страх, а ужас, смешанный с виной. Она знала что-то, чего не знал он. И это знание разъедало ее изнутри.
Дадли начал биться головой о стену, тихо, ритмично, как будто это могло заглушить реальность. — Я не хочу, — бормотал он. — Не хочу, не хочу, не хочу...
Гарри почувствовал, как его горло сжимается. Он хотел закричать, но не мог. Хотел убежать, но ноги не слушались. Лачуга, такая маленькая и тесная, теперь казалась клеткой, где они все были заперты — с телом, с кровью, с виной. Шторм снаружи ревел, но внутри было хуже. Тишина, прерываемая всхлипами Дадли и шепотом Петунии, была невыносимой.
— Гарри, — прохрипел Вернон, повернувшись к нему. Его глаза были пустыми, как у великана. — Ты... ты не скажешь никому, понял? Это был он. Он виноват. Он пришел сюда, он угрожал нам. Ты понял?
Гарри посмотрел на него, но не ответил. Он не знал, что сказать. Он не знал, что делать. Он только знал, что человек, который мог рассказать ему о его родителях, лежал мертвым на полу, и что-то в этом мире сломалось навсегда.
А за окном шторм продолжал реветь, и в его вое Гарри чудились голоса — далекие, зовущие, но уже не добрые.
почему англичане такие хрючилы?
вроде ж богатая и образованная нация
вроде ж богатая и образованная нация
