Иди нахуй, тухлодырая
Тебя ебали.
LDAR
Ну вы и пидары..
это мои первые отношения, ни разу до него у мен никого не было
Работу или хобби найди себе.
Да, это лицемерие и двойные стандарты, как если платить за свидание надо парню, а при разводе делить 50/50, куколдобаборабская общественная прошивка
Пошло нахуй изимодное уебище
я спокойно все оплачиваю сама, если в этом есть нужда. только касательно этого вопроса сталкиваюсь с противоречием.
Уёбывай отсюда, хуета.
Я просто аналогию привел, тупое ты животные. И раз уж затронули тему - как ты оплачиваешь все сама, если сидишь и играешь в пеку, ничем особо не занимаясь, пока парень работает? Его деньгами?
Откуда бабки?
меня обеспечивают родители деньги, его я не трогаю, пока уверенно не встанет на ноги и не поймет, что хочет и может их тратить на меня
тут проблема в том, что я понимаю, что это не есть хорошо. но мне бы хотелось избавиться от моей ревности, чтобы не было двойных стандартов, а как это сделать я не знаю.
В очередной раз лоуакью дырка между ног не может написать прямо, что ей оплачивают родители хотелки и пишет, что оплачивает все сама. Хотя если речь идет о списании родительских денег с твоей карты, то технически все верно
Иди нахуй, дырка, всем похуй, а я пишу чтобы потыкать тебя носом в дерьмо твоей тупости
Либо сиськи и суп, либо пошла нахуй отсюда. Тут такие правила.
а зачем мне расписывать всю суть, откуда у меня деньги, если речь о моих отношениях с парнем?
пока я учусь в универе, не вижу смысла идти на работу, если у меня есть это возможность не работать, вот и всё, друг
Шлюха иди нахуй. Тебе тут не рады.
Потому что истина в мелочах, как и то, что ты ебанутая дырка с послушным куколдорабом. Ты ему обрубала инет, а он просто жалобно как лох попукивает недовольством, вместо того, чтобы разбить твое двуличное ебало, припомнив твое поведение в этом случае
Мать умерла тихо. В пять утра. Он нашел её холодной на кухне, с пустой таблетницей в руке. Не кричал. Не звонил в скорую. Просто сел на пол и смотрел, как муха ползёт по её отекшей щеке. Страховки не было. Квартиру забрали за долги. Через три дня он украл банку тушёнки и булку в «Пятёрочке». Его поймали у выхода. Сопротивляться не стал. Слёз не было. Только дрожь в коленях. «Терпила», — усмехнулся охраник, вытирая кровь с его губ. Суд дал два года. Колония-поселение. Для «неопасных».
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
из всего, что тут написали единственное, что ясно это ярая ненависть к женщинам и похуй вообще почему, суть была вообще не в этом, но так как судя по тому, что тут по выписывали опыта с женщиной ни у кого не было, просто сборище инцелов, которое не знает нихуя о любви. больше сказать нечего, спасибо за ответ по делу!)
Мать умерла тихо. В пять утра. Он нашел её холодной на кухне, с пустой таблетницей в руке. Не кричал. Не звонил в скорую. Просто сел на пол и смотрел, как муха ползёт по её отекшей щеке. Страховки не было. Квартиру забрали за долги. Через три дня он украл банку тушёнки и булку в «Пятёрочке». Его поймали у выхода. Сопротивляться не стал. Слёз не было. Только дрожь в коленях. «Терпила», — усмехнулся охраник, вытирая кровь с его губ. Суд дал два года. Колония-поселение. Для «неопасных».
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Мать умерла тихо. В пять утра. Он нашел её холодной на кухне, с пустой таблетницей в руке. Не кричал. Не звонил в скорую. Просто сел на пол и смотрел, как муха ползёт по её отекшей щеке. Страховки не было. Квартиру забрали за долги. Через три дня он украл банку тушёнки и булку в «Пятёрочке». Его поймали у выхода. Сопротивляться не стал. Слёз не было. Только дрожь в коленях. «Терпила», — усмехнулся охраник, вытирая кровь с его губ. Суд дал два года. Колония-поселение. Для «неопасных».
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Мать умерла тихо. В пять утра. Он нашел её холодной на кухне, с пустой таблетницей в руке. Не кричал. Не звонил в скорую. Просто сел на пол и смотрел, как муха ползёт по её отекшей щеке. Страховки не было. Квартиру забрали за долги. Через три дня он украл банку тушёнки и булку в «Пятёрочке». Его поймали у выхода. Сопротивляться не стал. Слёз не было. Только дрожь в коленях. «Терпила», — усмехнулся охраник, вытирая кровь с его губ. Суд дал два года. Колония-поселение. Для «неопасных».
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Мать умерла тихо. В пять утра. Он нашел её холодной на кухне, с пустой таблетницей в руке. Не кричал. Не звонил в скорую. Просто сел на пол и смотрел, как муха ползёт по её отекшей щеке. Страховки не было. Квартиру забрали за долги. Через три дня он украл банку тушёнки и булку в «Пятёрочке». Его поймали у выхода. Сопротивляться не стал. Слёз не было. Только дрожь в коленях. «Терпила», — усмехнулся охраник, вытирая кровь с его губ. Суд дал два года. Колония-поселение. Для «неопасных».
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Мать умерла тихо. В пять утра. Он нашел её холодной на кухне, с пустой таблетницей в руке. Не кричал. Не звонил в скорую. Просто сел на пол и смотрел, как муха ползёт по её отекшей щеке. Страховки не было. Квартиру забрали за долги. Через три дня он украл банку тушёнки и булку в «Пятёрочке». Его поймали у выхода. Сопротивляться не стал. Слёз не было. Только дрожь в коленях. «Терпила», — усмехнулся охраник, вытирая кровь с его губ. Суд дал два года. Колония-поселение. Для «неопасных».
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Мать умерла тихо. В пять утра. Он нашел её холодной на кухне, с пустой таблетницей в руке. Не кричал. Не звонил в скорую. Просто сел на пол и смотрел, как муха ползёт по её отекшей щеке. Страховки не было. Квартиру забрали за долги. Через три дня он украл банку тушёнки и булку в «Пятёрочке». Его поймали у выхода. Сопротивляться не стал. Слёз не было. Только дрожь в коленях. «Терпила», — усмехнулся охраник, вытирая кровь с его губ. Суд дал два года. Колония-поселение. Для «неопасных».
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
Но тюрьма не прощает слабости.
Его определили в барак №7, где правил «Костя Костолом» — мужик с лицом, как обрубок дерева, и кишками, испорченными двадцатью годами баланды. Первую ночь Омегу изнасиловали трое. Без эмоций. Как чистку картошки. Он не кричал. Прикусил губу до крови, глядя в потолок, где треснутая краска напоминала карту неизвестной страны. Утром «смотрящий» бросил ему тряпку: «Убирай». Он вытер пол. Свою кровь. Чужую сперму. Потом его вызвал Костя.
«Слышь, Омежка... — Костя щелкнул пальцами у его носа. — Видал, воздух тут какой? Баня ебаная. От моих бобов даже тараканы дохнут. Ты теперь наш... газонюх. Чистильщик атмосферы. Понял?»
Омега кивнул. Он привык кивать.
Технику объяснили быстро:
1. Когда Костя (или другой «мужик») говорит: «Газ!» — ты должен упасть на колени и подползти.
2. Присосаться ртом к жопе. Плотно. Без зазора. Как шланг пылесоса.
3. Вдохнуть. Глубоко. Пока в легких не зашипит.
4. Задержать. Не кашлять. Не блевать.
5. Доползти до форточки. (Щель 5 см под потолком, забитая грязью).
6. Выдохнуть. В щель. Весь «груз».
7. Вернуться. Ждать нового «заказа».
Первый раз его вырвало. Прямо на ботинки Косте. За это получил ногой в печень. Второй раз — вдохнул слишком медленно. «Облако» рассеялось. Получил ложкой по пальцам. К третьему разу тело научилось. Отключить мозг. Включить рефлексы. Вдох — как удар током. Губы — присоска на потной, волосатой коже. Бег к форточке — автоматизм. Выдох — с хриплым «пффффф...».
Его место — под нижней шконкой. Там темно, пахнет плесенью и крысами. Раньше он боялся темноты. Теперь — это убежище. Здесь его не трогают между «заказами». Здесь он может дышать своим воздухом. Грязным, но своим. Иногда он вспоминает комнату матери. Тишину. Компьютер. Страх выйти в магазин. Теперь его мир — это три метра от шконки Косты до форточки. Его социализация — это звук «ГАЗ!». Его «договор» — не блевать при вдохе.
Он стал... эффективен.
Костя хвалит: «Омега-газонюх — жопа золотая! Всасывает чисто!». За это ему дают лишнюю ложку каши. Иногда — кусок селёдки. Селедка — это ад. После неё Костя пердит, как бешеный слон. Омега работает без перерыва. Вдох-бег-выдох. Вдох-бег-выдох. Легкие болят. Во рту — вечный привкус серы и гнили. Но он нужен. Впервые в жизни. Его ценят. За умение вдыхать чужой ад и выдыхать его в щель.
Он не «петух». Петухи — это для утех. Он — инфраструктура. Как вентиляция. Как параша. Без него барáк задохнётся в своих газах. Когда новый «опущенный» рыдает под шконкой, Омега молчит. Он знает: его путь — не вверх. Не в «блатные». Его путь — вглубь. В самые основы зоновского быта. Где жизнь сводится к газам, вдоху и выдоху. Где его «омежность» стала профессией. Где страх перед людьми наконец-то пригодился. Страх заставлял молчать. Теперь молчание — его броня. Страх заставлял подчиняться. Теперь подчинение — его спасение.
Он не мечтает о свободе. На воле он снова станет «терпилой». Здесь же он — Газонюх. Мастер своего дела. Человек-фильтр. Когда он припадает ртом к жирной щеке ануса Косты, вдыхая горячую волну метана и сероводорода, он чувствует... спокойствие. Нет мыслей. Нет прошлого. Нет будущего. Есть только команда «ГАЗ!», спазм диафрагмы и узкая щель под потолком, куда можно выплюнуть весь этот мир.
Единственный интерес, оставшийся у Омеги — считать шаги. От шконки Косты до форточки — ровно семь. Обратно — тоже семь. Четырнадцать шагов туда-сюда. Вся его жизнь. Вся география. Иногда, особенно после селёдки, он делает восемь шагов. За это бьют. Но он рад: это значит, что он ещё чувствует боль. Значит — жив.
И пока он может ползти эти семь шагов, барáк будет дышать. Пусть и анальным газом. Но дышать.
---
Эпилог:
Когда Омегу через два года выпустили, он вышел на свободу, сунул в рот кусок хлеба, украденный у голубей, и... не смог выдохнуть. Лёгкие, привыкшие к тюремным газам, отвергли чистый воздух как яд. Он задохнулся у ворот колонии. Охранник пнул тело ногой: «Чё, газу захотел, мусор?» Его похоронили в безымянной могиле за зоной. Там, где ветер с полигона несёт запах гниющей свалки. Там, где воздух хоть немного напоминает дом.
> сейчас прошло пол года с того момента и я стала чаще играть в валорант
А ты в валорант играешь в стаке только из тян?
два мальчика и одна девочка, иногда они зовут свою подругу, либо я своего друга. так я всегда играла одна, потому что было не с кем. но вот первый раз стала в пати играть.
> два мальчика
А парня тогда почему доебываешь, если сама такая же?
Понимаешь же, что в игре в пати с представителем противоположного пола это не кибер ебля, в чем тогда смысол пилить парня?
я его пилила последний раз даже чуть больше пол года назад, и прикол в том был, что они все инет бляди, сейчас же когда ситуация обернулась в то русло когда я играю с противоположным полом у него такая же ревность, хотя он мне яро доказывал каждый раз когда мы играли, что в этом ничего такого нет.
но у меня то все безобидно и никто не позволяет себе со мной общаться больше чем тиммейт, а он с ними тогда и в тг общался и куча всего, я все говно мусолить не хочу. просто было тогда ебать обидно и не могу сказать, что ситуации у нас один в один.
>нужен совет
попробую :>
>в жизни у него нет подруг, так было еще до наших с ним отношений, он говорил, что ему просто не особо это интересно
а в интернетике были до этого подруги? если да, то вообще можно не переживать ни о чем. если нет, то можно подзадуматься, потому что эта вот игра в пати с мурчалками ему и правда в новинку и должна быть очень приятна. другое дело, что это ну вот совсем не плохо.
>хвалила его за то, что он блять сходил в туалет и цитата "я бы пошутила, но у меня есть парень"
довольно безобидная шняга, наоборот очень хорошо, что все было именно так. если бы тут была пошлая шутка, то было бы сильно неприятнее.
>на следующий день я увидела в его телефоне переписку с этой же девочкой, с которой он ещё оказывается и играл в дуо, что он задавал ей вопросы нормально ли вообще, что я вот так вот ревную и рассказал ей о наших с ним отношениях, они были знакомы от силы неделю
это очень пиздец как нормально и само появление такой темы в разговоре наоборот даже хорошо, но вот в зависимости от деталей все может быть не так уж и замечательно. где ему ещё это обсудить? в анонимных чатах разве что, но такоеее
>я ахуела
зря, очень хуевая реакция, портящая отношения
>я познакомилась с двумя ребятами и девочкой и мы стали играть вместе, иногда, когда кого-то ждем бывает, что играю в дуо с одним из ребят и теперь у него ко мне возникают ревностные порывы, и я не знаю че делать, вроде понимаю, что не права, но в этом ничего плохого не вижу
ничего плохого и нет, просто ты ему психику на эту тему пошатнула (и непонятно насколько сильно), запрещала ему абсолютно тож самое и теперь вам придется либо подстраиваться, понемногу возвращая общение и позволяя друг другу чуть больше, либо забить хуй и с вероятностью 95% проебать отношения из-за хуйни. исходов оче дохуя, в самых печальных из них ты легко пойдешь играть дальше, а ему не попадутся именно что случайно девочки и его все равно эта хуйня будет жрать изнутри. даже при том, что у него изначально не было целей играть именно с девочками. сложная штука короче. хотя это валорант, наверняка попадутся...
>я сразу сказала всем, что у меня есть парень
>ни одной шутки с романтическим намеком в мой адрес не прилетало
>так же звала нашего общего с парнем друга играть вместе, потому что мне скрывать нечего
потому что ситуация полностью нормальная и должна одинаково восприниматься от вас обоих
>я не уверена, что если он начнет играть с девочками смогу спокойно к этому относиться, но в том, что я играю с ребятами не вижу ничего плохо
на самом деле все решения, что приходят мне в голову, так или иначе медленно разрушают отношашки. запретить обоим эту хуйню? пиздец. неравенство? пиздец. чекать переписки? пиздец. договориться в любой непонятной ситуации говорить, что есть парень/девушка? пи- а, нет, это не так плохо... но проблему ревности не пофиксит.
в общем, советую следующие недельки две играть только вместе, необязательно в дуо. хотя если в дуо, то стараться звать рандомов в пати и знакомиться с ними. посмотреть на общение друг друга со стороны и все такое. может хуево получиться, если он или ты будет зажаты, но щито поделать.
>я задаюсь вопросом это просто двуличие или норм?( че делать и как к этому относиться хз.
это может быть пиздец двуличием или даже нормой в зависимости от силы ваших скандалов и ссор. судя по описанию, получилось двуличненько. неиронично советую попробовать позаводить новые знакомства вместе, как и писал.
Очевидная двуличность. Причём с твоей стороны даже хуже, ведь ты тян и тебе гораздо проще найти секс, чем ему.
Если он это стерпит - он каблук. Если ты так продолжишь делать - ты мразь. Всё очень просто.
Покормил чулочника.
> у него такая же ревность
Он совершенно справедливо может тебя этим доебывать, потому что ты доебывала его этим раньше.
> что они все инет бляди
Эти интернет бляди с тобой в одной комнате далеко от вас находятся? Если да, то причин для тряски я не вижу.
> а он с ними тогда и в тг общался и куча всего
Ну пока что я вижу, что самый тяжёлый грех парня в том, что он, такая тварь охуевшая, позволяет себе общаться с кем-то помимо тебя.
Я бы дал тебе совет перестать доебывать бедолагу по пустякам, иначе это недоверие его когда-нибудь точно доебет, но ты кажется в глубине души это и так понимаешь, просто не можешь побороть в себе беспричинную ревность.
Сиськи суп шлюха
я прочитала все, хотела уточнить несколько моментов.
он играл с другом, и его друг принципиально искал на дота ру комьюнити девушек, хотя у этого же друга была девушка, которая точно так же ревновала к такой хуйне.
мой парень доказывал мне, что играет с ними потому что больше не с кем и нужен был пятый, но в один из дней, он ночевал у меня и когда я уехала в универ, увидела, что он играет в дуо с одной из девочек, допустим ее зовут маша. я разозлилась, он пообещал, что больше не будет. мы очень сильно поссорились, потому что я увидела как раз эти похвалы её и какую то непонятную шутку, которую она не сказала, так как у нее есть парень. мы ночь провели в разных комнатах, на утро помирились и я попросила его показать переписку в дс, где увидела, что он эту ночь общался с ней о наших отношениях и этой ссоре. хотя у нас есть общий друг и общая подруга, с которыми он мог бы это обсудить.
я же играла соло и мне попались в команде два ребенка и один чел, они позвали дальше играть, один из детей и я пошла, когда дети ушли, этот чел, допустим его зовут ваня предложил сыграть еще одну, я согласилась и в той же катке нам попалась девочка с который мы пошли дальше играть. после этого мы стали играть вместе пару раз в неделю.
это не то, чтобы сильно разрушает наши отношения, больше всего это беспокоит лишь меня, ведь он сейчас с девочками не играет и принципе не играет. а мне сутками нечем заняться, поэтому если зовут, я не отказываю.
но пару раз мы разговаривали с ним об этом, он сказал, что ему это неприятно, но он постарается поддавить в себе это чувство.а я так не хочу, чтобы кому то было больно.
напомню, его я доебывала пол года назад последний раз. а со мной ситуации происходит сейчас, последняя игра с ребятами и разговор с ним был чуть больше недели назад
Девушек ищут и берут в пати, чтобы разбавить мужское общество(само общение с девушкой и без девушки в пати очень сильно меняется) и чтобы мурчали на ушко, потому что это приятно. Офк исключая уже знакомых девушек, которые просто хорошо играют.
Если парень действительно искал ради такого, то стоит задуматься о том, что ему банально недостаёт нежности в отношениях. Возможно некой милой стороны в тебе.
Хуй знает, посмотри романтики, но романтики не для девушек - как там себя ведут тян по отношению к главному герою. В целом подойдут, как сериалы, так и фильмы с аниме и прочим. Если лень смотреть - игр на эту тематику бесчисленное множество и, как минимум, половина из этих игр даже без жанра порно.
Мне вот знакомая из онлайн игры пожелала сегодня доброе утро, спросила что мне снилось, когда я пришёл с работы - спросила не устал ли я и пойду ли играть, отправила котиков, киданула свою пати, пошла играть со мной, а во время игры хвалила после классно сыгранных моментов. А ещё много шутила и смеялась. Жаль ножки из душа не скинула, но это уже наглость.
За всё это время она пожаловалась мне 0 раз, ниразу не рассказала историй про бывших, про бытовуху, про свою учёбу или нечто подобное. 0 раз выебав мне мозг.
Моя последняя девушка никогда мне не давала столько положительных эмоций в единицу времени, к примеру.
>мой парень доказывал мне, что играет с ними потому что больше не с кем и нужен был пятый
звучит грустненько, но потом я вспоминаю, что меня пятым никогда никуда не зовут и наоборот злюсь. это я к тому, что ко мне может и не нужно прислушиваться.
>хотя у нас есть общий друг и общая подруга, с которыми он мог бы это обсудить
не всегда хочется обсуждать что-то с знакомыми людьми, иногда это хочется сделать буквально единственной темой пересечения с человеком, но случай не факт что тот. ладно, я не уверен. может это просто случайная тема разговора? может он открылся из-за комфортной обстановки? разве это так плохо? представь похожий разговор с одним из попавшихся тебе людей, допустим после десяти игр/двух дней как обычно поднятую тему.
>разница между "искали" и "попалась и позвали некст"
наверное мала? я бы мог попробовать написать все эти глупости про "с тобой получилось тож самое, но даже в дискорде не пришлось искать", но мне лень. можно даже в обратную сторону форсить в стиле "у девочек с дса куча контактов, они каждый день играют с разными, а ты вот попалась в игре и теперь только с ними, ещё влюбишься", но это тож глупо. это просто другое знакомство со своими плюсами и минусами.
>он постарается поддавить в себе это чувство
постарайся, чтобы такого не было.. это очень редко работает :>
мы с парнем встречаемся около трех лет и оба любим играть в разные игры. на протяжении года мы постоянно ссорились, ведь он чаще всего играл в фулке и там были женщины, я очень ревновала, он обещал, что не будет, но все равно играл. один раз мы серьезно поссорились, я офнула ему инет, когда увидела, что он играет с двумя girls в пати, он пообещал мне, что больше не будет. (в жизни у него нет подруг, так было еще до наших с ним отношений, он говорил, что ему просто не особо это интересно).
плюс видела переписку в стиме с одной из них, которая хвалила его за то, что он блять сходил в туалет и цитата "я бы пошутила, но у меня есть парень". не знаю о чем был разговор, но единственное, что я почувствовала это отвращение.
на следующий день я увидела в его телефоне переписку с этой же девочкой, с которой он ещё оказывается и играл в дуо, что он задавал ей вопросы нормально ли вообще, что я вот так вот ревную и рассказал ей о наших с ним отношениях, они были знакомы от силы неделю, я ахуела, мы снова поругались и больше ни разу такого не повторялось.
сейчас прошло пол года с того момента и я стала чаще играть в валорант, потому что он работает и времени проводит стали вместе мало, а у меня занятий особо нет.
я познакомилась с двумя ребятами и девочкой и мы стали играть вместе, иногда, когда кого-то ждем бывает, что играю в дуо с одним из ребят. и теперь у него ко мне возникают ревностные порывы, и я не знаю че делать, вроде понимаю, что не права, но в этом ничего плохого не вижу. я сразу сказала всем, что у меня есть парень и ни одной шутки с романтическим намеком в мой адрес не прилетало, так же звала нашего общего с парнем друга играть вместе, потому что мне скрывать нечего.
я не уверена, что если он начнет играть с девочками смогу спокойно к этому относиться, но в том, что я играю с ребятами не вижу ничего плохо. я задаюсь вопросом это просто двуличие или норм?( че делать и как к этому относиться хз.