Прошлые домены не функционирует! Используйте адрес
ARHIVACH.VC.
24 декабря 2023 г. Архивач восстановлен после серьёзной аварии. К сожалению, значительная часть сохранённых изображений и видео была потеряна.
Подробности случившегося. Мы призываем всех неравнодушных
помочь нам с восстановлением утраченного контента!
В первой части будет герой с именем Абу, но вы не протгрывайте, это просто арабское имя, не обезьянье, переводится как "отец".
Что вы думаете про этот рассказ?
Может знаете автора?
Буду постить частями т.к. он большой.
Часть 1.
ДЕНЁК ОХОТНИКА ЗА ХРИСТИАНАМИ.
Откровенные рассказы о странниках
УТРО
Утро уже собиралось привратиться в день, когда в узкой, полутёмной комнате на окраине столичного мегаполиса, не скажем в какой стране, собрался просыпаться смуглый человечек.
Человек этот имел арабскую национальность, паспорт одной из стран СНГ и несколько разнообразных имён. Наиболее часто ему приходилось отзываться на имя «Абу» («Отец»). Для парня двадцати пяти лет это несколько странновато. Впрочем, как и всему на свете этому было простое объяснение. Поселившись в России, он поначалу хотел сохранить что-то из родного национального колорита. Возможности в этом вопросе ограничены. Использование арабоязычного молитвослова и неформальное имя — вот всё, что осталось от тех попыток. Он-то хотел сделать имя традиционным: «Отец чего-то (кого-то)», например: «Абу Нидаль» — «Отец борьбы». На Ближнем Востоке такими именами кличут всех людей, и тех, кто на них похож. Даже сотрудников израильских спецслужб. Однако эту красоту не любящие усложнять европейцы, сократили до краткого «Абу». Или, может быть, им было трудно именовать мальчишку отцом чего-то-кого-то. А «отцом» почему бы и не именовать? «Слышь, отец, пиво будешь»?
Вчера Абу долго пробыл на скамейке и поэтому разрешал себе немного поспать. Спал он в комнате с очень сухим, горячим воздухом. За грубо выложенной из шлакоблоков стеной, у которой стоял его сколоченный из добротных окоренных горбылей топчан, угадывалось основное помещение котельной. Остальные стены были кирпичные, по ним вились толстенные трубы. В дальнем от двери углу под самым потолком был вколочен широкий обрезок трёхсантиметровой доски. На этом обрезке сиял лаком внушительный набор икон на фанере. Внизу рядом с углом был сделан отвод от одной из труб. Кран всегда был немного приоткрыт, и в выпиленный из трубы крупного диаметра желоб текла тёплая или скорее не очень горячая вода. У всех, кто задерживал взгляд на этом кране больше чем на секунду возникали мысли (у тех, кто послабее - и разговоры) о вечной смерти, о воде в которую разлагается всякое тело, о том, что в круговороте воды твоё тело было тобой, а потом утекло в океан, выпало дождём и в траве съедено коровой со всеми вытекающими. Короче кран был стержнем местной душевности.
В противоположном углу лежала шина от КАМАЗА, а внутри неё приличных размеров кувалда. На шлакоблочной стене выделялись несоразмерно мощные анкера.
Один — находившейся на растоянии вытянутой руки от неопределённого цвета рюкзака, на котором покоилась голова спящего, был несколько ниже двух других. На нём висела перкрёстная портупея из сыромятной кожи, предназначенная для скрытого ношения. На левой стороне, в нарушение всех правил эстетики, крепилась удобная на вид полузакрытая самошитная кобура из нейлона, в которой дремал спортивный пистолет «Марго». На другой стороне были два таких же нейлоновых подсумка. Поверх патчей с магазинами к «Марго», также в нарушение всякой эстетики и частично эргономики, на отдельной клипсе, сидели кожаные ножны стилета. Многие коллекционеры дорого бы дали, за то чтобы хотя бы подержать в руках такой кинжал и порезонёрствовать почему на рукоятке надпись на греческом языке, хотя отделка явно итальянская. Если бы такое было возможно, то археологи долго бы ломали голову, как в пятнадцатом веке смогли изготовить трёхгранный клинок такой прочности. Но это было невозможно, так как кинжал покидал своё место в этой комнате только в сопровождении хозяина, а знакомиться с ним из его рук мало кто хотел.
На других анкерах были развешаны джинсы, застиранная толстовка и стильный вельветовый жилет, предназначенный исключительно для прикрытия носимых на перекрёстной портупее оружия и боеприпасов. Кроме того, там висели короткая кожанная куртка и вешалка с безупречным выходным костюмом с сорочкой и галстуком. Набор «Армани» как-то прижился в своём окружении и смотрелся совершенно органично, не вызывая вопросов. Да и кого удивишь чёрным костюмом от Армани в котельной, если никто не удивляется заставляющему думать крану?
Вдруг Абу понял, что надо подыматься. Понял по внезапно выросшей боли в шраме на правой руке.
Относительно давно, вскоре после приезда в Россию, он привёз этот шрам из Республики Коми. Кроме шрама, оттуда он привёз ещё и драгоценный опыт, включая практическое знание о том, что и от его способностей можно уйти, а также пристрастие к пистолету «Марго». «Марго» представлялся ему достаточно точным, надёжным. Кроме того, что тоже иногда бывает важным, к нему в любой точке земного шара можно легко достать патроны. Ещё было и то, в чём Абу не любил признаваться даже себе — «Марго» чем-то напоминал ему тот ТТешник которым доводилось пользоваться в детстве.
Абу встал, натянул кроссовки и джинсы, тщательно умылся и побрился. После чего взял в руки молитвослов из служившего подушкой рюкзака и, приняв положение «смирно» приступил к чтению утреннего молитвенного правила православной церкви. Читал молитвы он с некоторыми уточнениями, которые впрочем, никакому даже самому ретивому попу не показались бы заметными или существенными. Затем молитвослов сменился Псалтырью из того же рюкзака. Потом пришёл черёд Евангелия. Если и можно было заметить какие-то нюансы, так только в том, что молитвослов читался на арабском, а Псалтырь и Евангелие на греческом. По-русски в совершенстве владевший этим языком Абу, Библию не читал. Нельзя сказать, чтобы он был таким уж фанатичным «ирландцем», что избегал всего, что связано со славными делами «баварцев». Дело было в том, что для его работы требовалось понимать содержание текста - а «баварцы», по его мнению, так хорошо перевели, что славянский текст, для замены которого переводили, не говоря уж о греческом, был раз в десять понятнее русского. Славянский же язык, Абу ненавидел не меньше греческого, иврита и арабского, вместе взятых. Он искренне полагал, что раз уж он знает греческий, то можно обойтись без изучения принятого в местной церкви славянского. Ещё его особенно раздражал язык коми-зырян. Абу был искренне удивлён тем, что при коммунистах его не ликвидировали. «Это же не арабский или иврит, и даже не церковнослав, взяли бы и запретили! Каких-то триста тысяч говорили! Кто бы заметил?!» — возмущался Абу.
Закончив с чтением, Абу обнаружил в своём сознании чью-то повторяющуюся мысль — «включай второе зрение». Однако он не был склонен слушаться. Хотя для его профессии и требовался высокий уровень человеческих способностей, Абу не был склонен растить их без надобности. Ещё в раннем детстве Абу вступил в контакт с ангелами - и теперь вёл весьма сходный с ними образ жизни. Если образ жизни объективно оценить трудно, то контакт его был столь прочен и непосредственен, как и не у всякого гранд художника бывает. И кому как не ему было знать, что чем больше ты уподобляешься им, тем быстрее тебе грозит переехать туда, где они живут.
Больше власти, больше ответственности, больше ошибок — человечек-то остаётся тот же самый.
Поэтому Абу избегал лишний раз употреблять свои способности, чтобы быть уверенным, что может ещё пожить. Конечно, ангелы старались пожёстче наказывать его за ошибки, сделанные без применения способностей или без ангельского участия. Но он очень хорошо умел извинять ошибки обстоятельствами или переваливать их на ангелов. Когда ему казалось, что они его слишком уж одолевают, он как заклинание повторял — «лохи слушаются ангелов, рыбы воюют с ними, а люди повелевают ими» и это всегда помогало.