какие же плоскоебы тупые, просто пиздец
– Блядский Бог… – Бормочет Навотно Стоечко, ощупывая правой хэндой левую. Зрители не дышат.
– Ебаный Христос…
Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие несколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование правой хэнды. Он пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни… И, ебеныть! чего-то находит!… Его палец находится около кисти, он осторожно надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается.
Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль.
– Бля! Поймал!… – Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень…
– БЛЯ!!! – Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу.
– Как больно-а-а!!! – Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем.
– Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!… Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!…
На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:
– Вперед меня?!…
– Да ты сколько будешь казниться… – Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует.
– Ну и хуй с тобой, паскуда! – Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.
Самое приятное – это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает.
Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок?
На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.
– А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?
– Ширнуться, – Соглашаюсь я, – Где пузырь?
Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.
– Я – преступная мать… – Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, – Ширните меня…
Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!
Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.
– Как? – Любопытствует Семарь-Здрахарь.
– Хорошо. – Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.
Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.
– Точно хорошо? – Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.
– Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! – Доносится из комнаты.
– Я – преступная дочь… – Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. – Ебите меня… Я – преступница…
Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка – штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.
– Ну, ебите меня… – Жалобно просит безымянная герла. – Я – преступница, меня надо ебать!… Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!…
Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.
– Попозже… – Улыбается Семарь-Здрахарь.
– Вы мной брезгуете? Да? – Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. – Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!
Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница!
Дайте двадцатку!
Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя
– Ебаный Христос…
Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие несколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование правой хэнды. Он пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни… И, ебеныть! чего-то находит!… Его палец находится около кисти, он осторожно надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается.
Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль.
– Бля! Поймал!… – Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень…
– БЛЯ!!! – Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу.
– Как больно-а-а!!! – Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем.
– Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!… Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!…
На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:
– Вперед меня?!…
– Да ты сколько будешь казниться… – Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует.
– Ну и хуй с тобой, паскуда! – Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.
Самое приятное – это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает.
Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок?
На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.
– А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?
– Ширнуться, – Соглашаюсь я, – Где пузырь?
Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.
– Я – преступная мать… – Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, – Ширните меня…
Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!
Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.
– Как? – Любопытствует Семарь-Здрахарь.
– Хорошо. – Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.
Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.
– Точно хорошо? – Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.
– Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! – Доносится из комнаты.
– Я – преступная дочь… – Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. – Ебите меня… Я – преступница…
Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка – штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.
– Ну, ебите меня… – Жалобно просит безымянная герла. – Я – преступница, меня надо ебать!… Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!…
Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.
– Попозже… – Улыбается Семарь-Здрахарь.
– Вы мной брезгуете? Да? – Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. – Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!
Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница!
Дайте двадцатку!
Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя
– Блядский Бог… – Бормочет Навотно Стоечко, ощупывая правой хэндой левую. Зрители не дышат.
– Ебаный Христос…
Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие несколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование правой хэнды. Он пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни… И, ебеныть! чего-то находит!… Его палец находится около кисти, он осторожно надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается.
Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль.
– Бля! Поймал!… – Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень…
– БЛЯ!!! – Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу.
– Как больно-а-а!!! – Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем.
– Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!… Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!…
На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:
– Вперед меня?!…
– Да ты сколько будешь казниться… – Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует.
– Ну и хуй с тобой, паскуда! – Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.
Самое приятное – это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает.
Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок?
На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.
– А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?
– Ширнуться, – Соглашаюсь я, – Где пузырь?
Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.
– Я – преступная мать… – Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, – Ширните меня…
Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!
Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.
– Как? – Любопытствует Семарь-Здрахарь.
– Хорошо. – Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.
Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.
– Точно хорошо? – Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.
– Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! – Доносится из комнаты.
– Я – преступная дочь… – Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. – Ебите меня… Я – преступница…
Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка – штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.
– Ну, ебите меня… – Жалобно просит безымянная герла. – Я – преступница, меня надо ебать!… Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!…
Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.
– Попозже… – Улыбается Семарь-Здрахарь.
– Вы мной брезгуете? Да? – Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. – Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!
Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница!
Дайте двадцатку!
Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя
– Ебаный Христос…
Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие несколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование правой хэнды. Он пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни… И, ебеныть! чего-то находит!… Его палец находится около кисти, он осторожно надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается.
Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль.
– Бля! Поймал!… – Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень…
– БЛЯ!!! – Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу.
– Как больно-а-а!!! – Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем.
– Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!… Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!…
На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:
– Вперед меня?!…
– Да ты сколько будешь казниться… – Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует.
– Ну и хуй с тобой, паскуда! – Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.
Самое приятное – это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает.
Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок?
На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.
– А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?
– Ширнуться, – Соглашаюсь я, – Где пузырь?
Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.
– Я – преступная мать… – Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, – Ширните меня…
Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!
Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.
– Как? – Любопытствует Семарь-Здрахарь.
– Хорошо. – Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.
Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.
– Точно хорошо? – Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.
– Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! – Доносится из комнаты.
– Я – преступная дочь… – Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. – Ебите меня… Я – преступница…
Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка – штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.
– Ну, ебите меня… – Жалобно просит безымянная герла. – Я – преступница, меня надо ебать!… Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!…
Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.
– Попозже… – Улыбается Семарь-Здрахарь.
– Вы мной брезгуете? Да? – Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. – Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!
Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница!
Дайте двадцатку!
Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя
– Блядский Бог… – Бормочет Навотно Стоечко, ощупывая правой хэндой левую. Зрители не дышат.
– Ебаный Христос…
Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие несколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование правой хэнды. Он пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни… И, ебеныть! чего-то находит!… Его палец находится около кисти, он осторожно надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается.
Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль.
– Бля! Поймал!… – Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень…
– БЛЯ!!! – Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу.
– Как больно-а-а!!! – Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем.
– Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!… Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!…
На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:
– Вперед меня?!…
– Да ты сколько будешь казниться… – Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует.
– Ну и хуй с тобой, паскуда! – Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.
Самое приятное – это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает.
Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок?
На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.
– А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?
– Ширнуться, – Соглашаюсь я, – Где пузырь?
Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.
– Я – преступная мать… – Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, – Ширните меня…
Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!
Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.
– Как? – Любопытствует Семарь-Здрахарь.
– Хорошо. – Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.
Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.
– Точно хорошо? – Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.
– Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! – Доносится из комнаты.
– Я – преступная дочь… – Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. – Ебите меня… Я – преступница…
Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка – штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.
– Ну, ебите меня… – Жалобно просит безымянная герла. – Я – преступница, меня надо ебать!… Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!…
Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.
– Попозже… – Улыбается Семарь-Здрахарь.
– Вы мной брезгуете? Да? – Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. – Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!
Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница!
Дайте двадцатку!
Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя
– Ебаный Христос…
Левая рука так распухла, что веняков нет и не будет в ближайшие несколько месяцев. Навотно Стоечко начинает исследование правой хэнды. Он пыхтит, скрежещет оставшимися зубами, пускает горькие слюни… И, ебеныть! чего-то находит!… Его палец находится около кисти, он осторожно надавливает на кожу и под ней что-то трепыхается.
Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль.
– Бля! Поймал!… – Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень…
– БЛЯ!!! – Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу.
– Как больно-а-а!!! – Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем.
– Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!… Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!…
На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:
– Вперед меня?!…
– Да ты сколько будешь казниться… – Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует.
– Ну и хуй с тобой, паскуда! – Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.
Самое приятное – это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает.
Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок?
На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.
– А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?
– Ширнуться, – Соглашаюсь я, – Где пузырь?
Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.
– Я – преступная мать… – Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, – Ширните меня…
Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!
Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.
– Как? – Любопытствует Семарь-Здрахарь.
– Хорошо. – Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.
Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.
– Точно хорошо? – Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.
– Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! – Доносится из комнаты.
– Я – преступная дочь… – Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. – Ебите меня… Я – преступница…
Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка – штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.
– Ну, ебите меня… – Жалобно просит безымянная герла. – Я – преступница, меня надо ебать!… Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!…
Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.
– Попозже… – Улыбается Семарь-Здрахарь.
– Вы мной брезгуете? Да? – Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. – Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!
Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница!
Дайте двадцатку!
Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя
ты не туда воюешь еблан
бамп шарообразный
НУ КАК МОЖНО ВЕРИТЬ ЧТО ЗЕМЛЯ ПЛОСКАЯ?
двачую, пиздец шароебы дауны. Как в такое вообще можно поверить? Какой нахуй шар лол, почему не пирамида тогда, или не куб
ПЛОСКОЕБЫ АЛЛО ВЫ ГДЕ
>Какой нахуй шар лол, почему не пирамида тогда, или не куб
А Земля и не имеет форму шара лол.
Земля - это геоид, то есть Земля имеет форму Земли.
молодец анон, мы просто для упрощения понимания использовали термин шар
сразу видно что ты умный парень, не то что эти плоскоебы дауны
ПЛОСКОЕБЫ, НУ ЧТО С ВАМИ НЕ ТАК????
Пиздец, а почему плоскость, насколько огромная, как выглядит как квадрат или прямоугольник, а может круг?
Бля а чтото ктото думает что земля плоская?
господи как же она прекрасна на пике 1 и сразу видно что отвратительная хуйня на пике 2
ну только дебилы с развитием дауна
еще одно док-во что плоскоебы даже читать не умеют
не то что строить какие-то там теории обоснованные
Куда Австралию проебал на первом пике?
Ну в основном это троллящие тупостью, но есть некоторое количество людей, которые действительно в это верят. Ничего удивительного в принципе, люди в большинстве своем тупые и доверчивые.
Окей, если ты такой умный, то почему вода не стекла с шара досихпор? Простой эксперимент: налей воду на шарик для пинпонга - вода стечет с шарика, налей воду в блюдце - вода не стечет. Шароебы соснули.
она на другом конце ШАРА
ну или тред манделы ее похитил
Надо таких в треды завозить или ждать, пока плоскоёбы сами первые создадут. Пока на сасаче слишком мало людей в это верят и дискач получается в одни ворота.
В чем профит заговора?
ВЫ ЕБАНУТЫЕ? ВЫ ЧО ВНАТУРЕ ЕБАНУТЫЕ? 27 ТРЕДОВ! ДА, НА 5-6 ЭТО ЕЩЕ БЫЛО ХОТЬ КАК ТО СМЕШНО, НО ЕПТА, 27 ЭТО ПЕРЕБОР.
Падажжи.
Но ты судишь, исходя из внешнего представления.
Если одно представление показывают все материки сразу, а другое нет - ты не находишь, что второе немножечко сосёт с причмоком?
Плоская Земля удобнее как модель во многих случаях.
ты не шариш в пост-иронии чел
>ВЫ ЕБАНУТЫЕ? ВЫ ЧО ВНАТУРЕ ЕБАНУТЫЕ? 27 ТРЕДОВ!
Как же я проиграл.
В АТАКУ! Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого? Спасибо, Абу!
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого? Спасибо, Абу!
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого? Спасибо, Абу!
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого? Спасибо, Абу!
Направленный маркетинг восстанавливает рекламный бриф.
Этот механизм вынуждает современных рабов работать на одном градообразующем предприятии и «терпеть» кабальные условия, т.к. Других условий у рабов просто нет и убежать рабам не на что и некуда.
Я крайне удивлён, что такая штука до сих пор не продавалась в России. И, кажется, знаю, почему.
В один прекрасный день мне позвонили из кардиологии, и сказали у нас ВИП палате (палата в которой лежат либо пациенты на коммерческой основе, либо люди со связями) проблемы с электрикой.
Есть мнение, что стальные жернова в силу своих физико-химических свойств металла больше нагреваются и тем самым "пережаривают зёрна" меняя вкус кофе.
Читайте также: Применение куркумы для лечения артроза и артрита
> ты не шариш в пост-иронии чел
Ага, Мэд, залогинься
>ПЛОСКОЕБОВ ТРЕД #27
>
>Весь прошлый тред мы обоссывали тупой скот, который думает, что земля плоская только потому, что так кто-то придумал. Лол блять. Ну ладно, похуй.
>Плоскоеб по определению хуже быдла и долбоёба. Почему? Да потому что он ведётся НА ОЧЕНЬ ПРОСТЫЕ вопросы типа "А почему когда выше поднимаешься видно что Земля не плоская?". Плоскоеб начинает хихикать и отписывать в треде про тупость вопроса и типа он такой весь умный из себя. Но внезапно просишь у него принести ПРОСТЫЕ пруфы, что:
>1. Земля - плоская
>2. Которая где-то находится
>3. С наличием необходимых условий
>4. Все остальные небесные тела это миф
>
>Плоскоеб сразу начинает протекать, начинает выдавать любую хуету изо рта, но только не доказательства. У него течёт кумпол, и можно ловить лулзы. Он сразу начинает нападать на воображаемых шароебовс фразами "да у вас вообще мир наукой объясняется)))00))". Долбоёб, который верит в сказки, в картинки из интернета рассуждает о мире нахуй.
>Вы понимаете? У плоскоеба нет доказательств на самые первые, самые простые, три вопроса. Которые должны быть доказаны вместе. Если нет хотя бы одного доказательства, то вся ваша теория рассыпается как песок. Ну например если Земля плоская и летит вверх, но без других условий? Да вы охуеете.
>Или если Земля плоская с гравитацией но не летит вверх, тоже пиздец.
>Вы долбоёбы сходите в википедию и прочитайте про эту хуйню. ОНА НЕ ДОКАЗАНА блять. Как ваш мир там? Не треснул ещё?
>Шароебы наснимали 200 часов видеороликов с доказательствами, опровергли вашу плоскость, условия, мифы, и т.д. Да чего они только не опровергли и не доказали ЕЩЁ 100 лет НАЗАД, а в американском обществе ещё 150 ЛЕТ НАЗАД. А плоскоеб всё ещё живет на уровне "хихихи какии же шароебы тупыи у них земля ни крутится хихихихихи"
>Долбоебы, принесите мне фото плоской земли сверху и принесите мне НЕ ОТФОТОШОПЛЕННОЕ фото в тред. И второе - кто плоскость снимал нахуй на фотокамеру? Соседняя плоскость?
>А также принесите мне фото космического мифа.
>
>Приведем пример - типичный диалог со скотом (плоскоебом):
>>ну ладно, хуй с этой плоскостью. Откуда это все и что это вообще такое
>>ПУК ПУК НУ ЭТО ТАК БЫЛО ВСЕГДА...
>>дак, стоп, погоди. Почему ....? Мы что в пространсве где то на плоскости в 2д?
>>РЯЯЯЯЯЯ ПУК НУ ТАМ ШИЗИКИ СКОЗАЛИ ПЛОСКОСТЬ ЛУЧШЕ ЧЕМ ШАРЫ
>>блять, что? Ты ебанутый? Это звучит еще бредовее теории шарообразной земли
>>РЯЯЯЯЯЯЯ ТУПАЯ ПИДОРАХА ТАК НАПИСАНО В ИНТЕРНЕТЕ СРЕНЬ СРЕНЬК
>Оправдывайтесь, тупой пидораший скот
>
>Вся суть плоскопидоров- слишком плоско, очень плоско, намного плоскее, намного площе
>
>ПОРТРЕТЫ ПЛОСКОЕБОВ:
>ПЛОСКОЕБ - ДОЛБОЕБ
>вид один единственные - серит под себя, что-то кричит про плоскость
ДА ДОЛБОЕБ ТЫ НЕ ТУДА ВОЮЕШ
Однажды я, когда ещё училась в школе, посчитала сколько мне будет лет в 2000 году.
По обвинению в организации резни через 20 лет был казнен приемный сын Янга Джон Ли (John D Lee).
Считаем, что каждая следующая карта должна ложиться в этот интервал и кладём её, если она ложится, и не кладём, если нет.
Не нужно доводить масло до кипения, достаточно разогреть его до температуры в 60-65 С.
Некоторые из констант уже были определены согласно индивидуальному варианту Брудля, осталось найти остальные.
Болезнь то обостряется, то затихает, но всегда возвращается вновь.
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого? Спасибо, Абу!
Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?Родился на улице Герцена, в гастрономе номер двадцать два. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… э-э-э… в составе ста двадцати единиц. Фотографируете Мурманский полуостров и получаете «Те-ле-фун-кен». И бухгалтер работает по другой линии — по линии библиотекаря. Потому что не воздух будет, академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физике пойдёт одна планета. Величина, оторванная в область дипломатии, даёт свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец даёт колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходят и зажигают в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигают. Огонь… э-э-э… будет вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомее, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщеплённый учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном номер двадцать два, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине двадцать два она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двинется вся экономика. Библиотека двинется в сторону ста двадцати единиц, которые будут… э-э-э… предмет укладывать на предмет. Сто двадцать единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, потому что структура, так сказать, похожа у неё на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берём телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем там… э-э-э… всё время чёрный хлеб… Так что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого? Спасибо, Абу!
говорят что без сеги у этих долбоёбов сильнее припекает
В конце концов, крыша его обрушилась, колонны упали, и все, что осталось от роскошного храма поглотило его же приютившее болото.
Буквицы славянской азбуки несли в себе такое же лексико-грамматическое значение, как и слово.
Стихотворение так и не было предназначено для "уроков истории", но это то, что большинство американцев помнят.
Выпивайте с утра по пол-литра воды или сока за каждые сброшенные полкило и отрегулируйте ежедневное потребление жидкости, пока ваш вес не зафиксируется.
Автолюбители чаще просто делают прямоточные глушители - мощность повышается, но вот про тихий выхлоп можно забыть.
Полученным настоем можно лечиться от подагры, ревматоидного или травматического артрита путем нанесения сетки на коленный, тазобедренный, голеностопный или иной сустав.
Моё извинение, рефлекс сработал, возвращаюсь в крестовый поход.
извенения приняты, главное что ты не плоскоеб
Да блять, тред теперь про ПЛОСКОЁБОВ, вы не туда хуярите
Смотрите, плоскоёб вайпает тред. Явно ему больше нечего сказать.
Это ли не победа в споре?
Это ли не победа в споре?
мы на одной стороне идиот
Сорта говна.
ОЧЕВИДНАЯ ПОБЕДА ШАРА НАД ПЛОСКОСТЬЮ
Гомосолдатами ещё повайпай, пёс.
плоскоебы вайпают
сам ты идиот, идиот. я говорю что у плоскоебов в треде больше припекает от вайпа без сеги, потому что они скрывают бредопосты по правилу скрытия постов по наличию в поле емейл "sage"
ну извини пупсик
ВЛАСТЬ ШИЗАМ ШаУЕ!
ПЛОСКОЕБЫ СОСАТЬ
ШАРЫ ВПЕРЕД
ШАРЫ ВПЕРЕД
Вайп гомониграми - не вайп. Моар
КАКИЕ ЖЕ ШАРООБРАЗНЫЕ ЗДОРОВЫЕ ЧЕРНЫЕ ЯЙЦА У НИХ
УХ
УХ
>69
Бамп
шар
000000000000000000000000000
Бамп
Почему гомонигры кончились?
Почему гомонигры кончились?
На ВАЙП 200 КУКОЛД треда становись!
ВОТЭТА ПИЧЧЧООООТТТТ!!!!!!11111
шар. твердо и четко
плоской земли не существует, опа в президенты
>Весь прошлый тред мы обоссывали тупой скот, который думает, что земля плоская только потому, что так кто-то придумал
Весь прошлый тред мы обоссывали тупой скот, который думает что земля круглая только потому, что так кто-то придумал
если земля плоская, то почему на рекламе земля шар?
шах и мат плоскоебы
шах и мат плоскоебы
быдло плз
Мы люди вообще ничего не знаем, мы всю жизнь получаем информацию от кого-то, а не сами познаем этот мир
покупаешь камеру
делаешь простую ракету
запускаешь ее вверх
смотришь
???
PROFIT!
о
оооооооооооооооооооооооооооооооооооооооо
моя оборона
===
Тред говно, оп пидор и куколд. Его мать ебали 200 негров и он с этим согласен.
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
Не туда воюешь.
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
>/zog/
Плоскоёбы вайпают тред, ОХ НЕГОДЯИ
бамп нахой
Вайпающему шизику надоест. Надо просто раз в час бампать по будильнику, а потом можно будет пообщаться нормально.
Шарообразные, вперёд!
bump
Двачую не дают провести нормальные дискуссии.
земля - диск, который наклонен и вращается вокруг оси
так она и на рекламе плоская
.0.
ж
Просто в ор, до какого дна докатились все такие из себя научные и ходившие в медресе йешиву школу шароверуны в своей аргументации. Реально шароастризм это секта для полоумных.
Весь прошлый тред мы обоссывали тупой скот, который думает, что земля плоская только потому, что так кто-то придумал. Лол блять. Ну ладно, похуй.
Плоскоеб по определению хуже быдла и долбоёба. Почему? Да потому что он ведётся НА ОЧЕНЬ ПРОСТЫЕ вопросы типа "А почему когда выше поднимаешься видно что Земля не плоская?". Плоскоеб начинает хихикать и отписывать в треде про тупость вопроса и типа он такой весь умный из себя. Но внезапно просишь у него принести ПРОСТЫЕ пруфы, что:
1. Земля - плоская
2. Которая где-то находится
3. С наличием необходимых условий
4. Все остальные небесные тела это миф
Плоскоеб сразу начинает протекать, начинает выдавать любую хуету изо рта, но только не доказательства. У него течёт кумпол, и можно ловить лулзы. Он сразу начинает нападать на воображаемых шароебовс фразами "да у вас вообще мир наукой объясняется)))00))". Долбоёб, который верит в сказки, в картинки из интернета рассуждает о мире нахуй.
Вы понимаете? У плоскоеба нет доказательств на самые первые, самые простые, три вопроса. Которые должны быть доказаны вместе. Если нет хотя бы одного доказательства, то вся ваша теория рассыпается как песок. Ну например если Земля плоская и летит вверх, но без других условий? Да вы охуеете.
Или если Земля плоская с гравитацией но не летит вверх, тоже пиздец.
Вы долбоёбы сходите в википедию и прочитайте про эту хуйню. ОНА НЕ ДОКАЗАНА блять. Как ваш мир там? Не треснул ещё?
Шароебы наснимали 200 часов видеороликов с доказательствами, опровергли вашу плоскость, условия, мифы, и т.д. Да чего они только не опровергли и не доказали ЕЩЁ 100 лет НАЗАД, а в американском обществе ещё 150 ЛЕТ НАЗАД. А плоскоеб всё ещё живет на уровне "хихихи какии же шароебы тупыи у них земля ни крутится хихихихихи"
Долбоебы, принесите мне фото плоской земли сверху и принесите мне НЕ ОТФОТОШОПЛЕННОЕ фото в тред. И второе - кто плоскость снимал нахуй на фотокамеру? Соседняя плоскость?
А также принесите мне фото космического мифа.
Приведем пример - типичный диалог со скотом (плоскоебом):
>ну ладно, хуй с этой плоскостью. Откуда это все и что это вообще такое
>ПУК ПУК НУ ЭТО ТАК БЫЛО ВСЕГДА...
>дак, стоп, погоди. Почему ....? Мы что в пространсве где то на плоскости в 2д?
>РЯЯЯЯЯЯ ПУК НУ ТАМ ШИЗИКИ СКОЗАЛИ ПЛОСКОСТЬ ЛУЧШЕ ЧЕМ ШАРЫ
>блять, что? Ты ебанутый? Это звучит еще бредовее теории шарообразной земли
>РЯЯЯЯЯЯЯ ТУПАЯ ПИДОРАХА ТАК НАПИСАНО В ИНТЕРНЕТЕ СРЕНЬ СРЕНЬК
Оправдывайтесь, тупой пидораший скот
Вся суть плоскопидоров- слишком плоско, очень плоско, намного плоскее, намного площе
ПОРТРЕТЫ ПЛОСКОЕБОВ:
ПЛОСКОЕБ - ДОЛБОЕБ
вид один единственные - серит под себя, что-то кричит про плоскость