Кукол разрешили! Что это: хитрый план администрации катить арбуэ по спасению тонущего без политоты /b/? Или же настали последние времена и Майлачу конец? Не важно. Просто постим кукол (без эротики и порнухи), приятно общаемся и обсуждаем события (желательно без политоты).
На всякий случай, а вдруг завтра Чебурнет? Успей скачать!
Не прекращаются попытки врага нагадить розенфагам. Вот они уже смимикрировали под нас и ловко переключились с постинга Сусеки на постинг эротики. Не сдаёмся! Дырку им от бублика, а не кукол.
>>264690886 Не отвечай! >>264690892 Эх, сейчас бы устроить "сеанс единовременного чаепития", да мне спать пора. Пол-второго, как-никак! Спокойной ночи, розенфаги! Подержите тред без меня. Вот вам "счастливая" каптча.
Том первый Часть первая I — Eh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j'y crois) — je ne vous connais plus, vous n'êtes plus mon ami, vous n'êtes plus мой верный раб, comme vous dites 1. Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur 2, садитесь и рассказывайте. Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех: «Si vous n'avez rien de mieux à faire, Monsieur le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer» 3. — Dieu, quelle virulente sortie! 4 — отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми, тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване. — Avant tout dites-moi, comment vous allez, chère amie? 5 Успокойте меня, — сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка. — Как можно быть здоровой... когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться спокойною в наше время? — сказала Анна Павловна. — Вы весь вечер у меня, надеюсь? — А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, — сказал князь. — Дочь заедет за мной и повезет меня. — Я думала, что нынешний праздник отменен, Je vous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d'artifice commencent à devenir insipides 6. — Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, — сказал князь по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили. — Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosilzoff? Vous savez tout 7. — Как вам сказать? — сказал князь холодным, скучающим тоном. — Qu'a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres 8. Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов. Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться. В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
— Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?.. Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцеву? Ничего. Они не поняли, они не могли понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и все хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уже объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него... И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n'est qu'un piège 9. Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!.. — Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью. — Я думаю, — сказал князь, улыбаясь, — что, ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю? — Сейчас. A propos, — прибавила она, опять успокоиваясь, — нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de Mortemart, il est allié aux Montmorency par les Rohans 10, одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbé Morio; 11 вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете? — А! Я очень рад буду, — сказал князь. — Скажите, — прибавил он, как будто только что вспомнив что-то и особенно-небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главной целью его посещения, — правда, что l'impératrice-mère 12 желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, à ce qu'il paraît 13. — Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону. Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице. — Monsieur le baron de Funke a été recommandé à l'impératrice-mère par sa soeur 14, — только сказала она грустным, сухим тоном. В то время как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime 15, и опять взгляд ее подернулся грустью. Князь равнодушно замолк, Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелкануть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его. — Mais à propos de votre famille, — сказала она, — знаете ли, что ваша дочь, с тех пор как выезжает, fait les délices de tout le monde. On la trouve belle comme le jour 16.
Князь наклонился в знак уважения и признательности. — Я часто думаю, — продолжала Анна Павловна после минутного молчания, придвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, — я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам дала судьба таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, — вставила она безапелляционно, приподняв брови), — таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите. И она улыбнулась своею восторженной улыбкой. — Que voulez-vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paternité 17, — сказал князь. — Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас... Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился. — Что ж мне делать? — сказал он наконец. — Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbéciles 18. Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль — беспокойный. Вот одно различие, — сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что-то неожиданно-грубое и неприятное. — И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, — сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза. — Je suis votre верный раб, et à vous seule je puis l'avouer. Мои дети — ce sont les entraves de mon existence 19. Это мой крест. Я так себе объясняю. Que voulez-vous?.. 20 — Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе. Анна Павловна задумалась. — Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля. Говорят, — сказала она, — что старые девицы ont la manie des mariages 21. Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne, которая очень несчастлива с отцом, une parente à nous, une princesse 22 Болконская. — Князь Василий не отвечал, хотя с свойственной светским людям быстротой соображения и памятью движением головы показал, что он принял к соображению это сведенье. — Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит сорок тысяч в год, — сказал он, видимо не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал. — Что будет через пять лет, ежели это пойдет так? Voilà l'avantage d'être père 23. Она богата, ваша княжна? — Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse comme les pierres 24. У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня. — Ecoutez, chère Annette 25, — сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему-то книзу. — Arrangez-moi cette affaire et je suis votre вернейший раб à tout jamais (рап — comme mon староста m'écrit des 26 донесенья: покой-ер-п). Она хорошей фамилии и богата. Все, что мне нужно. И он с теми свободными и фамильярными грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону. — Attendez 27, — сказала Анна Павловна, соображая. — Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский) 28. И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille que je ferai mon apprentissage de vieille fille 29.
Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus séduisante de Pétersbourg 1, молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие. — Вы не видали еще, — или: — вы не знакомы с ma tante? 2 — говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante, и потом отходила. Все гости совершали обряд приветствования никому не известной, никому не интересной и не нужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтоб уж весь вечер ни разу не подойти к ней. Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее — короткость губы и полуоткрытый рот — казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту полную здоровья и живости хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкой на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто все, что она ни делала, было partie de plaisir 3 для нее и для всех ее окружавших. — J'ai apporté mon ouvrage 4, — сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе. — Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, — обратилась она к хозяйке. — Vous m'avez écrit que c'était une toute petite soirée; voyez comme je suis attifée 5. И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой. — Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie 6, — отвечала Анна Павловна. — Vous savez, mon mari m'abandonne, — продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, — il va se faire tuer. Dites-moi, pourquoi cette vilaine guerre 7, — сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен. — Quelle délicieuse personne, que cette petite princesse! 8 — сказал князь Василий тихо Анне Павловне. Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого екатерининского вельможи, графа Безухова, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из-за границы, где он воспитывался, и был первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя действительно Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной. — C'est bien aimable à vous, monsieur Pierre, d'être venu voir une pauvre malade 9, — сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что-то непонятное и продолжал отыскивать что-то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленький княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами: — Вы не знаете аббата Морио? Он очень интересный человек... — сказала она. — Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно... — Вы думаете?.. — сказала Анна Павловна, чтобы сказать что-нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера. — Мы после поговорим, — сказала Анна Павловна, улыбаясь. И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, — так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот все виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он все боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он все ждал чего-нибудь особенно умного. Наконец он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.
Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, — красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем — Мортемар и Анна Павловна. Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно, считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрдотель подает как нечто сверхъестественно-прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что-то сверхъестественно-утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия и что были особенные причины озлобления Бонапарта. — Ah! voyons. Contez-nous cela, vicomte, — сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем-то à la Louis XV отзывалась эта фраза, — contez-nous cela, vicomte 1. Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ. — Le vicomte a été personnellement connu de monseigneur 2, — шепнула Анна Павловна одному. — Le vicomte est un parfait conteur 3, — проговорила она другому. — Comme on voit l'homme de la bonne compagnie 4, — сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью. Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся. — Переходите сюда, chère Hélène 5, — сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка. Княжна Элен улыбалась; она поднялась с той же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющом и мохом, и блестя белизной плеч, глянцем волос и бриллиантов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. — Quelle belle personne! 6 — говорил каждый, кто ее видел. Как будто пораженный чем-то необычайным, виконт пожал плечами и опустил глаза в то время, как она усаживалась пред ним и освещала и его все тою же неизменною улыбкой. — Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire 7, — сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что-либо сказать. Она, улыбаясь, ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, легко лежавшую на столе, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла бриллиантовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола. — Attendez-moi, je vais prendre mon ouvrage, — проговорила она. — Voyons, à quoi pensez-vous? — обратилась она к князю Ипполиту. — Apportez-moi mon ridicule 8. Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась. — Теперь мне хорошо, — приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу. Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее. Le charmant Hippolyte 9 поражал своим необыкновенным сходством с сестрою-красавицею и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостной, самодовольной, молодой, неизменной улыбкой и необычайной, античной красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брезгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот — все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение. — Ce n'est pas une histoire de revenants? 10 — сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить. — Mais non, mon cher 11, — пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик. — C'est que je déteste les histoires de revenants 12, — сказал князь Ипполит таким тоном, что видно было, — он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили. Из-за самоуверенности, с которою он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темно-зеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayée 13, как он сам говорил, в чулках и башмаках. Vicomte рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m-lle George 14 и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которою герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это-то великодушие и отмстил смертью герцогу. Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении. — Charmant 15, — сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню. — Charmant, — прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу. Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что-то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии и аббат, видимо, заинтересованный простодушной горячностью молодою человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это-то не понравилось Анне Павловне.
— Средство — европейское равновесие и droit des gens 16, — говорил аббат. — Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, — и оно спасет мир! — Как же вы найдете такое равновесие? — начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно-сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами. — Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, — сказал он. Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку. В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Все в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел все общество. — Vous vous enrôlez pour la guerre, mon prince? 17 — сказала Анна Павловна. — Le général Koutouzoff, — сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff, как француз, — a bien voulu de moi pour aide-de-camp... 18 — Et Lise, votre femme? 19 — Она поедет в деревню. — Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены? — André, — сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась и к посторонним, — какую историю нам рассказал виконт о m-lle Жорж и Бонапарте! Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, сморщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно-доброй и приятной улыбкой. — Вот как!.. И ты в большом свете! — сказал он Пьеру. — Я знал, что вы будете, — отвечал Пьер. — Я приеду к вам ужинать, — прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. — Можно? — Нет, нельзя, — сказал князь Андрей, смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать. Он что-то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и мужчины встали, чтобы дать им дорогу. — Вы меня извините, мой милый виконт, — сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтобы он не вставал. — Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, — сказал он Анне Павловне. Дочь его, княжна Элен, слегка придержав складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо его. — Очень хороша, — сказал князь Андрей. — Очень, — сказал Пьер. Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне. — Образуйте мне этого медведя, — сказал он. — Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.
Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх. — Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? — сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о). — Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику? Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтобы он не ушел, взяла его за руку. — Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, — просила она. — Поверьте, что я сделаю все, что могу, княгиня, — отвечал князь Василий, — но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее. Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтобы увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда-то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватилась за руку князя Василия. — Послушайте, князь, — сказала она, — я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, — торопливо прибавила она. — Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous avez été 1, — говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы. — Папа, мы опоздаем, — сказала, поворачивая свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери. Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что-то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что-нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его. — Chère Анна Михайловна, — сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе. — Для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы? — Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти. — Постойте, два слова. Une fois passé aux gardes... 2 — Она замялась. — Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж... Князь Василий улыбнулся. — Этого не обещаю. Вы знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты. — Нет, обещайте, я не пущу вас, милый благодетель мой. — Папа, — опять тем же тоном повторила красавица, — мы опоздаем. — Ну, au revoir 3, прощайте, видите... — Так завтра вы доложите государю? — Непременно, а Кутузову не обещаю. — Нет, обещайте, обещайте, Basile, — сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу. Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано. — Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? 4 — сказала Анна Павловна. — Et la nouvelle comédie des peuples de Gênes et de Lucques qui viennent présenter leurs voeux à M. Buonaparte. M. Buonaparte assis sur un trône, et exauçant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait que le monde entier a perdu la tête 5. Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны. — «Dieu me la donne, gare à qui la touche», — сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). — On dit qu'il a été très beau en prononçant ces paroles 6, — прибавил он и еще раз повторил эти слова по-итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca». — J'espère enfin, — продолжала Анна Павловна, — que ça a été la goutte d'eau qui fera déborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme qui menace tout 7. — Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, — сказал виконт учтиво и безнадежно. — Les souverains, madame? Qu'ont ils fait pour Louis XVI, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, — продолжал он, одушевляясь. — Et croyez-moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur 8. И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом. — Bâton de gueules, engrêlé de gueules d'azur — maison Condé 9, — говорил он. Княгиня, улыбаясь, слушала. — Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, — продолжал виконт начатый разговор, с видом человека, не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, — то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда... Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что-то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила. — Император Александр, — сказала она с грустью, сопутствующей всегда ее речам об императорской фамилии, — объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, — сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
— Это сомнительно, — сказал князь Андрей. — Monsieur le vicomte 10 совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому. — Сколько я слышал, — краснея, опять вмешался в разговор Пьер, — почти все дворянство перешло уже на сторону Бонапарта. — Это говорят бонапартисты, — сказал виконт, не глядя на Пьера. — Теперь трудно узнать общественное мнение Франции. — Bonaparte la dit 11, — сказал князь Андрей с усмешкой. (Видно было, что виконт ему не нравился и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.) — «Je leur ai montré le chemin de la gloire, — сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона, — ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont précipités en foule...» Je ne sais pas à quel point il a eu le droit de le dire 12. — Aucun 13, — возразил виконт. — После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si même ça a été un héros pour certaines gens, — сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, — depuis l'assassinat du duc il y a un martyr de plus dans le ciel, un héros de moins sur la terre 14. Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что-нибудь неприличное, уже не могла остановить его. — Казнь герцога Энгиенского, — сказал Пьер, — была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке. — Dieu! mon Dieu! 15 — страшным шепотом проговорила Анна Павловна. — Comment, monsieur Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'âme? 16 — сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу. — Ah! Oh! — сказали разные голоса. — Capital 17 — по-английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке. Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел сверх очков на слушателей. — Я потому так говорю, — продолжал он с отчаянностью, — что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека. — Не хотите ли перейти к тому столу? — сказала Анна Павловна. Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь. — Нет, — говорил он, все более и более одушевляясь, — Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав все хорошее — и равенство граждан, и свободу слова и печати, — и только потому приобрел власть. — Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, — сказал виконт, — тогда бы я назвал его великим человеком. — Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, — продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание все поскорее высказать. — Революция и цареубийство великое дело?.. После этого... да не хотите ли перейти к тому столу? — повторила Анна Павловна. — Contrat social 18, — с кроткой улыбкой сказал виконт. — Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи. — Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, — опять перебил иронический голос. — Это были крайности, разумеется, но не в них все значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
— Свобода и равенство, — презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, — всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедовал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Мы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее. Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора. — Mais, mon cher monsieur Pierre 19, — сказала Анна Павловна, — как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец просто человека, без суда и без вины? — Я бы спросил, — сказал виконт, — как monsieur объясняет восемнадцатое брюмера? Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement à la manière d'agir d'un grand homme 20. — А пленные в Африке, которых он убил? — сказала маленькая княгиня. — Это ужасно! — И она пожала плечами. — C'est un roturier, vous aurez beau dire 21, — сказал князь Ипполит. Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, как у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое — детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения. Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали. — Как вы хотите, чтоб он всем отвечал вдруг? — сказал князь Андрей. — Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется. — Да, да, разумеется, — подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой. — Нельзя не сознаться, — продолжал князь Андрей, — Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но... но есть другие поступки, которые трудно оправдать. Князь Андрей, видимо, желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил: — Ah! aujourd'hui on m'a raconté une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en régale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire 22. И князь Ипполит начал говорить по-русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории. — В Moscou есть одна бариня, une dame. И она очень скупо. Ей нужно было иметь два valets de pied 23 за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre 24, еще большой росту. Она сказала... Тут князь Ипполит задумался, видимо, с трудом соображая. — Она сказала... да, она сказала: «Девушка (à la femme de chambre), надень livrée и поедем со мной, за карета, faire des visites 25». Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись. — Она поехала. Незапно сделалась сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались... Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил: — И весь свет узнал... Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказал и для чего его надо было рассказать непременно по-русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soirée 1, гости стали расходиться. Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что-нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил треугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала: — Надеюсь увидеть вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, — сказала она. Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все и Анна Павловна невольно почувствовали это. Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет. — Идите, Annette, вы простудитесь, — говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. — C'est arrêté 2, — прибавила она тихо. Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини. — Я надеюсь на вас, милый друг, — сказала Анна Павловна тоже тихо, — вы напишете к ней и скажете мне, comment le père envisagera la chose. Au revoir 3, — и она ушла из передней. Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушепотом что-то говорить ей. Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь. — Я очень рад, что не поехал к посланнику, — говорил князь Ипполит, — скука... Прекрасный вечер. Не правда ли, прекрасный? — Говорят, что бал будет очень хорош, — отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. — Все красивые женщины общества будут там. — Не все, потому что вас там не будет; не все, — сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню. От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не отпускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но все улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным. — Вы готовы? — спросил он жену, обходя ее взглядом. Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по-новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету. — Princesse, au revoir 4, — крикнул он, путаясь языком так же, как и ногами. Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем. — Па-звольте, сударь, — сухо-неприятно обратился князь Андрей по-русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти. — Я тебя жду, Пьер, — ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея. Форейтор тронул, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому. — Eh bien, mon cher, votre petite princesse est très bien, très bien, — сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. — Mais très bien. — Он поцеловал кончики своих пальцев. — Et tout à fait française 5. Ипполит, фыркнув, засмеялся. — Et savez-vous que vous êtes terrible avec votre petit air innocent, — продолжал виконт. — Je plains le pauvre mari, ce petit officier qui se donne des airs de prince régnant 6. Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил: — Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames françaises. Il faut savoir s'y prendre 7. Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся облокотившись, читать ее из середины. — Что ты сделал с mademoiselle Шерер? Она теперь совсем заболеет, — сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие белые ручки. Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой. — Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело... По-моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать... Но только не политическим равновесием. Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами. — Нельзя, mon cher 8, везде все говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что-нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? — спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги. — Можете себе представить, я все еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится. — Но ведь надо на что-нибудь решиться? Отец твой ждет. Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером-аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на все согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб. — Но он масон должен быть, — сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере. — Все это бредни, — остановил его опять князь Андрей, — поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?.. — Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире... это нехорошо. Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что-нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей. — Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, — сказал он. — Это-то и было бы прекрасно, — сказал Пьер. Князь Андрей усмехнулся. — Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет... — Ну, для чего вы идете на войну? — спросил Пьер. — Для чего? Я не знаю. Так надо. Кроме того, я иду... — Он остановился. — Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь — не по мне!
VI В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло. — Отчего, я часто думаю, — заговорила она, как всегда, по-французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, — отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messieurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер! — Я и с мужем вашим все спорю; не понимаю, зачем он хочет идти на войну, — сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине. Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое. — Ах, вот я то же говорю! — сказала она. — Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьей. Я ему все говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «C'est ça le fameux prince André?» Ma parole d'honneur! 1 — Она засмеялась. — Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель-адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете? Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал. — Когда вы едете? — спросил он. — Ah! ne me parlez pas de ce départ, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler 2, — заговорила княгиня таким капризно-игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. — Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения... И потом, ты знаешь, André? — Она значительно мигнула мужу. — J'ai peur, j'ai peur! 3 — прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто-то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; однако с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене: — Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, — сказал он. — Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из-за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну. — С отцом и сестрой, не забудь, — тихо сказал князь Андрей. — Все равно одна, без моих друзей... И хочет, чтоб я не боялась. Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выражение. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела. — Все-таки я не понял, de quoi vous avez peur 4, — медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены. Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками. — Non, André, je dis que vous avez tellement, tellement changé... 5 — Твой доктор велит тебе раньше ложиться, — сказал князь Андрей. — Ты бы шла спать. Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате. Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумал. — Что мне за дело, что тут мсье Пьер, — вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. — Я тебе давно хотела сказать, André: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что? — Lise! — только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала: — Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я все вижу. Разве ты такой был полгода назад? — Lise, я прошу вас перестать, — сказал князь Андрей еще выразительнее. Пьер, все более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать. — Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что, я вас уверяю, я сам испытал... отчего... потому что... Нет, извините, чужой тут лишний... Нет, успокойтесь... Прощайте... Князь Андрей остановил его за руку. — Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер. — Нет, он только о себе думает, — проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез. — Lise, — сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту ступень, которая показывает, что терпение истощено. Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом. — Mon Dieu, mon Dieu! 6 — проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб. — Bonsoir, Lise 7, — сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою ручкой. — Пойдем ужинать, — сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери. Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Все, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что-нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить: — Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет, не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно, а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда не годным... А то пропадет все, что в тебе есть хорошего и высокого. Все истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего-нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя все кончено, все закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом... Да что!.. Он энергически махнул рукой. Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга. — Моя жена, — продолжал князь Андрей, — прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя. Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который, развалившись, сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо все дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в минуты раздражения. — Ты не понимаешь, отчего я это говорю, — продолжал он. — Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, — сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. — Ты говоришь, Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к своей цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, — и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной — и, как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И все, что есть в тебе надежд и сил, все только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество — вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis très aimable et très caustique 8, — продолжал князь Андрей, — и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины... Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguées 9 и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем — вот женщины, когда они показываются так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что-то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, — кончил князь Андрей.
— Мне смешно, — сказал Пьер, — что вы себя, себя считаете неспособным, свою жизнь — испорченною жизнью. У вас все, все впереди. И вы... Он не сказал, что вы, но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем. «Как он может это говорить!» — думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием — силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он все читал, все знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу. В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтобы они ехали. — Je suis un homme fini 10, — сказал князь Андрей. — Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, — сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям. Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера. — А обо мне что говорить? — сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. — Что я такое? Je suis un bâtard! 11 — И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. — Sans nom, sans fortune... 12 — И что ж, право... — Но он не сказал, что право. — Я свободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами. Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, все-таки выражалось сознание своего превосходства. — Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это все равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и все... — Que voulez-vous, mon cher, — сказал Пьер, пожимая плечами, — les femmes, mon cher, les femmes! 13 — Не понимаю, — отвечал Андрей. — Les femmes comme il faut, это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin 14, не понимаю! Пьер жил у князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея. — Знаете что! — сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, — серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду. — Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить? — Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел от своего друга. Ночь была июньская петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера. «Хорошо бы было поехать к Курагину», — подумал он. Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова — такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет, или случится с ним что-нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили Пьеру. Он поехал к Курагину. Подъехав к крыльцу большого дома у конногвардейских казарм, в котором жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик. Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышалась возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя. Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого. — Держу за Стивенса сто! — кричал один. — Смотри не поддерживать! — кричал другой. — Я за Долохова! — кричал третий. — Разними, Курагин. — Ну, бросьте Мишку, тут пари. — Одним духом, иначе проиграно, — кричал четвертый. — Яков! Давай бутылку, Яков! — кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. — Стойте, господа. Вот он, Петруша, милый друг, — обратился он к Пьеру. Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: — Иди сюда — разойми пари! — Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя. — Ничего не понимаю. В чем дело? — спросил он. — Стойте, он не пьян. Дай бутылку, — сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру. — Прежде всего пей. Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рома, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
— Ну, пей же всю, — сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, — а то не пущу! — Нет, не хочу, — сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну. Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру. Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В середине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что-то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и все вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга. Бутылка рома была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо, торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ. Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что-нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло. — Ну-ка ты, силач, — обратился он к Пьеру. Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском где сломал, где выворотил дубовую раму. — Всю вон, а то подумают, что я держусь, — сказал Долохов. — Англичанин хвастает... а?.. хорошо?.. — говорил Анатоль. — Хорошо, — сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари. Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. — Слушать! — крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали. — Я держу пари (он говорил по-французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? — прибавил он, обращаясь к англичанину. — Нет, пятьдесят, — сказал англичанин. — Хорошо, на пятьдесят империалов, — что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном), и не держась ни за что... Так?.. — Очень хорошо, — сказал англичанин. Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по-английски повторять ему условия пари. — Постой, — закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. — Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете? Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина, и, несмотря на то, что тот, кивая, давал знать, что он все понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по-английски. Молодой худощавый мальчик, лейб-гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз. — Ууу! — проговорил он, глядя за окно на камень тротуара. — Смирно! — закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату. Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и распершись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, отпустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
— Господа, это глупости; он убьется до смерти, — сказал этот более благоразумный человек. Анатоль остановил его. — Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?.. Что тогда?.. А?.. Долохов обернулся, поправляясь и опять распершись руками. — Ежели кто ко мне еще будет соваться, — сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, — я того сейчас спущу вот сюда. Ну!.. Сказав «ну!», он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки. Долохов сидел все в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась все выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» — подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть все тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что все вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело. — Пуста! Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом. — Отлично! Молодцом! Вот так пари! Черт вас возьми совсем! — кричали с разных сторон. Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно. — Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, — вдруг крикнул он. — И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю... вели дать. — Пускай, пускай! — сказал Долохов, улыбаясь. — Что ты, с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, — заговорили с разных сторон. — Я выпью, давай бутылку рома! — закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно. Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему. — Нет, его так не уломаешь ни за что, — говорил Анатоль, — постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к *. — Едем, — закричал Пьер, — едем!.. И Мишку с собой берем... И он ухватил медведя и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардии Семеновский полк прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10-го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов. У Ростовых были именинницы Натальи — мать и меньшая дочь. С утра не переставая подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной. Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо, изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду. — Очень, очень вам благодарен, ma chère или mon cher 1 (ma chère или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков, как выше, так и ниже его стоявшим людям), за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chère. — Эти слова с одинаким выражением на полном, веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые были еще в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, раздвигавших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: — Ну, ну, Митенька, смотри, чтобы все было хорошо. Так, так, — говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. — Главное — сервировка. То-то... — И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную. — Марья Львовна Карагина с дочерью! — басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной. Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа. — Замучили меня эти визиты, — сказала она. — Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, — сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «Ну, уж добивайте». Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицею улыбающеюся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную. — Chère comtesse, il y a si longtemps... elle a été alitée, la pauvre enfant... au bal des Razoumovsky... et la comtesse Apraksine... j'ai été si heureuse... 2 — послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и придвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmée; la santé de maman... et la comtesse Apraksine» 3, — и опять, зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени — о болезни известного богача и красавца екатерининского времени старого графа Безухова и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
— Я очень жалею бедного графа, — говорила гостья, — здоровье его и так было плохо, а теперь это огорченье от сына. Это его убьет! — Что такое? — спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухова. — Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, — продолжала гостья, — этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда. — Скажите! — сказала графиня. — Он дурно выбирал свои знакомства, — вмешалась княгиня Анна Михайловна. — Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухова выслан в Москву. Анатоля Курагина — того отец как-то замял. Но выслали-таки из Петербурга. — Да что бишь они сделали? — спросила графиня. — Это совершенные разбойники, особенно Долохов, — говорила гостья. — Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить; они втроем достали где-то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина с спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем. — Хороша, ma chère, фигура квартального, — закричал граф, помирая со смеху. — Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф? Но дамы невольно смеялись и сами. — Насилу спасли этого несчастного, — продолжала гостья. — И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! — прибавила она. — А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот все воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери. — Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? — спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. — Ведь у него только незаконные дети. Кажется... и Пьер незаконный. Гостья махнула рукой. — У него их двадцать незаконных, я думаю. Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств. — Вот в чем дело, — сказала она значительно и тоже полушепотом. — Репутация графа Кирилла Владимировича известна... Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был. — Как старик был хорош, — сказала графиня, — еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала. — Теперь очень переменился, — сказала Анна Михайловна. — Так я хотела сказать, — продолжала она, — по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю... так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, — прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения. — Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, — сказала гостья. — Да, но entre nous 4, — сказала княгиня, — это предлог, он приехал, собственно, к графу Кириллу Владимировичу, узнав, что он так плох. — Однако, ma chère, это славная штука, — сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням: — Хороша фигура была у квартального, я воображаю. И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим все его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. — Так, пожалуйста же, обедать к нам, — сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что-то короткою кисейною юбкою, и остановилась посередине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке. Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг вбежавшей девочки. — А, вот она! — смеясь, закричал он. — Именинница! Ma chère именинница! — Ma chère, il y a un temps pour tout 1, — сказала графиня, притворяясь строгою. — Ты ее все балуешь, Elie, — прибавила она мужу. — Bonjour, ma chère, je vous félicite, — сказала гостья. — Quelle délicieuse enfant! 2 — прибавила она, обращаясь к матери. Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, выскочившими из корсажа от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему-то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из-под юбочки. — Видите?.. Кукла... Мими... Видите. И Наташа не могла больше говорить (ей все смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись. — Ну, поди, поди с своим уродом! — сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. — Это моя меньшая, — обратилась она к гостье. Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо. Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое-нибудь участие. — Скажите, моя милая, — сказала она, обращаясь к Наташе, — как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно? Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью. Между тем все это молодое поколение: Борис — офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай — студент, старший сын графа, Соня — пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша — меньшой сын, — все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine 3. Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха. Два молодых человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица. Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность. Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими, куклу, он знал еще молодою девицей с не испорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся. — Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? — сказал он, с улыбкой обращаясь к матери. — Да, поди, поди, вели приготовить, — сказала она, улыбаясь. Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей; толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже как большая) и гостьи-барышни, в гостиной остались Николай и Соня-племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густою черною косою, два раза обвивавшею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из-под длинных густых ресниц смотрели на уезжающего в армию cousin с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим cousin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной. — Да, ma chère, — сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. — Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет, и меня, старика: идет в военную службу, ma chère. А уж ему место в архиве было готово, и все. Вот дружба-то? — сказал граф вопросительно. — Да, ведь война, говорят, объявлена, — сказала гостья. — Давно говорят, — сказал граф. — Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chère, вот дружба-то! — повторил он. — Он идет в гусары. Гостья, не зная, что сказать, покачала головой. — Совсем не из дружбы, — отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь, как будто от постыдного на него наклепа. — Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе. Он оглянулся на кузину и на гостью-барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения. — Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? — сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя. — Я уж вам говорил, папенька, — сказал сын, — что, ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, — говорил он, все поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью-барышню. Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошечью натуру. — Ну, ну, хорошо! — сказал старый граф. — Все горячится. Все Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, — прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи. Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову: — Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, — сказала она, нежно улыбаясь ему. Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающеюся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно-озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Все оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню. — Как секреты-то этой всей молодежи шиты белыми нитками! — сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. — Cousinage dangereux voisinage 1, — прибавила она. — Да, — сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. — Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Все боишься, все боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек, и для мальчиков.
— Все от воспитания зависит, — сказала гостья. — Да, ваша правда, — продолжала графиня. — До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, — говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. — Я знаю, что я всегда буду первою confidente 2 моих дочерей и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то все не так, как эти петербургские господа. — Да, славные, славные ребята, — подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что все находил славным. — Вот подите! Захотел в гусары! Да вот, что вы хотите, ma chère! — Какое милое существо ваша меньшая! — сказала Гостья. — Порох! — Да, порох, — сказал граф. — В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить. — Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору. — О нет, какой рано! — сказал граф. — Как же наши матери выходили в двенадцать-тринадцать лет замуж? — Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? — сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса и, видимо, отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала: — Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей... Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела, они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и все мне расскажет. Может быть, я балую ее, но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго. — Да, меня совсем иначе воспитывали, — сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь. Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно. Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость. — Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что-нибудь необыкновенное, — сказала гостья. — Что греха таить: ma chère! Графинюшка мудрила с Верой, — сказал граф. — Ну, да что ж! Все-таки славная вышла, — прибавил он, одобрительно подмигивая Вере. Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду. — Что за манера! Уж сидели, сидели! — сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека. Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась. Борис остановился посреди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. — Пускай ищет, — сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что-то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой-невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что-то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай. — Соня! что с тобою? можно ли это? — сказал Николай, подбегая к ней. — Ничего, ничего, оставьте меня! — Соня зарыдала. — Нет, я знаю что. — Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней. — Соооня! одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из-за фантазии? — говорил Николай, взяв ее за руку. Соня не вырывала у него руки и перестала плакать. Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими глазами смотрела из своей засады. «Что теперь будет?» — думала она. — Соня! мне весь мир не нужен! Ты одна для меня все, — говорил Николай. — Я докажу тебе. — Я не люблю, когда ты так говоришь. — Ну, не буду, ну прости, Соня! — Он притянул ее к себе и поцеловал. «Ах, как хорошо!» — подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса. — Борис, подите сюда, — сказала она с значительным и хитрым видом. — Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, — сказала она и провела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею. — Какая же это одна вещь? — спросил он. Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки. — Поцелуйте куклу, — сказала она. Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал. — Не хотите? Ну, так подите сюда, — сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. — Ближе, ближе! — шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх. — А меня хотите поцеловать? — прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волнения. Борис покраснел. — Какая вы смешная! — проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая. Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи, и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы. Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась. — Наташа, — сказал он, — вы знаете, что я люблю вас, но... — Вы влюблены в меня? — перебила его Наташа. — Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас... еще четыре года... Тогда я буду просить вашей руки. Наташа подумала. — Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать... — сказала она, считая по тоненьким пальчикам. — Хорошо! Так кончено? И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо. — Кончено! — сказал Борис. — Навсегда? — сказала девочка. — До самой смерти? И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини. — С тобой я буду совершенно откровенна, — сказала Анна Михайловна. — Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой. Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу. — Вера, — сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. — Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или... Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо, не чувствуя ни малейшего оскорбления. — Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, — сказала она и пошла в свою комнату. Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру. Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства. — Сколько раз я вас просила, — сказала она, — не брать моих вещей, у вас есть своя комната. — Она взяла от Николая чернильницу. — Сейчас, сейчас, — сказал он, макая перо. — Вы все умеете делать не вовремя, — сказала Вера. — То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас. Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке. — И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, — все одни глупости. — Ну, что тебе за дело, Вера? — тихоньким голоском, заступнически проговорила Наташа. Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова. — Очень глупо, — сказала Вера, — мне совестно за вас. Что за секреты?.. — У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, — сказала Наташа, разгорячась. — Я думаю, не трогаете, — сказала Вера, — потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься. Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, — сказал Борис. — Я не могу жаловаться, — сказал он. — Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, — сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. — За что она ко мне пристает? — Ты этого никогда не поймешь, — сказала она, обращаясь к Вере, — потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие — делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом сколько хочешь, — проговорила она скоро. — Да уж я, верно, не стану перед гостями бегать за молодым человеком... — Ну, добилась своего, — вмешался Николай, — наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую. Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты. — Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, — сказала Вера. — Madame de Genlis! Madame de Genlis! — проговорили смеющиеся голоса из-за двери. Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и, видимо, не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу: глядя на свое красивое лицо, она стала, по-видимому, еще холоднее и спокойнее. В гостиной продолжался разговор. — Ah! chère, — говорила графиня, — и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train que nous allons 1 нашего состояния нам ненадолго. И все это клуб и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это все устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в твои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею. — Ах, душа моя! — отвечала княгиня Анна Михайловна. — Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, — продолжала она с некоторой гордостью. — Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого-нибудь из этих тузов, я пишу записку: «Princesse une telle 2 желает видеть такого-то» — и еду сама на извозчике, хоть два, хоть три раза, хоть четыре — до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне все равно, что бы обо мне ни думали. — Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? — спросила графиня. — Ведь вот твой уж офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила? — Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на все согласился, доложил государю, — говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв все унижение, через которое она прошла для достижения своей цели. — Что он, постарел, князь Василий? — спросила графиня. — Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour 3, — вспомнила графиня с улыбкой. — Все такой же, — отвечала Анна Михайловна, — любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas tourné la tête du tout 4. «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, — он мне говорит, — приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастия. А обстоятельства мои до того дурны, — продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, — до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает все, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, à la lettre 5 нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. — Она вынула платок и заплакала. — Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении... Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, — ведь он крестил Борю, — и назначить ему что-нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его. Графиня прослезилась и молча соображала что-то... — Часто думаю, может, это и грех, — сказала княгиня, — а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухов живет один... это огромное состояние... и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить. — Он, верно, оставит что-нибудь Борису, — сказала графиня. — Бог знает, chère amie! 6 Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я все-таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, все равно, когда судьба сына зависит от этого. — Княгиня поднялась. — Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить. И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю. — Прощай, душа моя, — сказала она графине, которая провожала ее до двери, — пожелай мне успеха, — прибавила она шепотом от сына. — Вы к графу Кириллу Владимировичу, та chère? — сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. — Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцевал. Зовите непременно, ma chère. Ну, посмотрим, как-то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
— Mon cher Boris 1, — сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухова. — Mon cher Boris, — сказала мать, выпрастывая руку из-под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, — будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович все-таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher 2, будь мил, как ты умеешь быть... — Ежели бы я знал, что из этого выйдет что-нибудь, кроме унижения... — отвечал сын холодно. — Но я обещал вам и делаю это для вас. Несмотря на то, что чья-то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжон или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают. — Мы можем уехать, — сказал сын по-французски. — Mon ami! 3 — сказала мать умоляющим голосом, опять дотрагиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его. Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать. — Голубчик, — нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, — я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен... я затем и приехала... я родственница... Я не буду беспокоить, голубчик... А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста. Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся. — Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, — крикнул он сбежавшему сверху и из-под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке. Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро, в своих стоптанных башмаках, пошла вверх по ковру лестницы. — Mon cher, vous m'avez promis 4, — обратилась она опять к сыну, прикосновением руки возбуждая его. Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею. Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью. В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка, и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по-домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain. — C'est donc positif? 5 — говорил князь. — Mon prince, «errare humanum est», mais... 6 — отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором. — C'est bien, c'est bien... 7 Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся. — Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам свидеться, князь... Ну, что наш дорогой больной? — сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда. Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса, Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного. — Неужели? — воскликнула Анна Михайловна. — Ах, это ужасно! Страшно подумать... Это мой сын, — прибавила она, указывая на Бориса. — Он сам хотел благодарить вас. Борис еще раз учтиво поклонился. — Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас. Я рад, что смог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, — сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, пред покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер. — Старайтесь служить хорошо и быть достойным, — прибавил он, строго обращаясь к Борису. — Я рад... Вы здесь в отпуску? — продиктовал он своим бесстрастным тоном. — Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, — отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него. — Вы живете с матушкой? — Я живу у графини Ростовой, — сказал Борис, опять прибавив, — ваше сиятельство. — Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, — сказала Анна Михайловна. — Знаю, знаю, — сказал князь Василий своим монотонным голосом. — Je n'ai jamais pu concevoir comment Nathalie s'est décidée à épouser cet ours mal léché! Un personnage complètement stupide et ridicule. Et joueur à ce qu'on dit 8. — Mais très brave homme, mon prince 9, — заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. — Что говорят доктора? — спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице. — Мало надежды, — сказал князь. — А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния мне и Боре. C'est son filleul 10, — прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия. Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухова. Она поспешила успокоить его. — Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, — сказала она, с особенною уверенностию и небержностию выговаривая это слово, — я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем... Они еще молоды... — Она наклонила голову и прибавила шепотом: — Исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить, ежели он так плох. Мы, женщины, князь, — она нежно улыбнулась, — всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать. Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться. — Не было бы тяжело ему свидание, chère Анна Михайловна, — сказал он. — Подождем до вечера, доктора обещали кризис. — Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son âme... Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chrétien... 11 Из внутренних комнат отворилась дверь, и вышла одна из княжон — племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией. Князь Василий обернулся к ней. — Ну, что он? — Все то же. И как вы хотите, этот шум... — сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую. — Ah, chère, je ne vous reconnaissais pas 12, — с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. — Je viens d'arriver et je suis à vous pour vous aider à soigner mon oncle. J'imagine combien vous avez souffert 13, — прибавила она, с участием закатывая глаза. Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василия сесть подле себя. — Борис! — сказала она сыну и улыбнулась. — Я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покамест, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? — обратилась она к князю. — Напротив, — сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. — Je serais très content si vous me débarrassez de ce jeune homme... 14 Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него. Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и действительно был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связыванье квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он все-таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжон, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен, как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящей сценой, забавность которой она предвидела. Она протянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха. — Bonjour, ma cousine, — сказал Пьер. — Vous ne me reconnaissez pas? 1 — Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо. — Как здоровье графа? Могу я видеть его? — спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь. — Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий. — Могу я видеть графа? — повторил Пьер. — Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, — прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты, и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только его расстроиванием. Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал: — Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите. Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним. На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему: — Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme à Pétersbourg, vous finirez très mal; c'est tout ce que je vous dis 2. Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть. С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате. В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками. — L'Angleterre a vécu 3, — проговорил он нахмуриваясь и указывая на кого-то пальцем. — Monsieur Pitt comme traître à la nation et au droit des gens est condamné à... 4 — Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па-де-Кале и завоевав Лондон, — как увидел входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся. — Вы меня помните? — спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. — Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров. — Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, — отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек. Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза. — Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, — сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания. — А! Граф Ростов! — радостно заговорил Пьер. — Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили с m-me Jacquot... давно. — Вы ошибаетесь, — неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. — Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына — Николаем. И я m-me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него. — Ах, ну что это! я все спутал. В Москве столько родных! Вы Борис... да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о Булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал! Борис ничего не знал о Булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал. — Мы здесь, в Москве, больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, — сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. — Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, — продолжал он. — Теперь говорят про вас и про графа. Пьер улыбнулся своею доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего-нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру. — Москве больше делать нечего, как сплетничать, — продолжал он. — Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю... — Да, это все очень тяжело, — подхватил Пьер, — очень тяжело. — Пьер все боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор. — А вам должно казаться, — говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, — вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что-нибудь от богача. «Так и есть», — подумал Пьер. — А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибаетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него. Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады: — Вот это странно! Я разве... да и кто ж мог думать... Я очень знаю... Но Борис опять перебил его: — Я рад, что высказал все. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, — сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, — но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить все прямо... Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым? И Борис, видимо, свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен. — Нет, послушайте, — сказал Пьер, успокоиваясь. — Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались... детьми еще... Вы можете предполагать во мне... Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, — прибавил он, помолчав и улыбаясь, — что вы во мне предполагали! — Он засмеялся. — Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. — Он пожал руку Борису. — Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал... Мне его жалко, как человека... Но что же делать? — И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? — спросил Борис, улыбаясь. Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды Булонского предприятия. Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки... По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке. Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним. Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах. — Это ужасно! ужасно! — говорила она. — Но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить... Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne... 5 — Adieu, ma bonne 6, — отвечал князь Василий, повертываясь от нее. — Ах, он в ужасном положении, — сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. — Он почти никого не узнает. — Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? — спросил сын. — Все скажет завещание, мой друг, от него и наша судьба зависит... — Но почему вы думаете, что он оставит что-нибудь нам? — Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны! — Ну, это еще недостаточная причина, маменька. — Ах, Боже мой! Боже мой! как он плох! — восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухову, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец она позвонила. — Что вы, милая, — сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. — Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место. Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы». — Виновата-с, — сказала горничная. — Попросите ко мне графа. Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда. — Ну, графинюшка! какое sauté au madère 1 из рябчиков будет, ma chère! Я попробовал; недаром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит! Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы. — Что прикажете, графинюшка? — Вот что, мой друг, — что это у тебя запачкано здесь? — сказала она, указывая на жилет. — Это соте, верно, — прибавила она улыбаясь. — Вот что, граф: мне денег нужно. Лицо ее стало печально. — Ах, графинюшка!.. — И граф засуетился, доставая бумажник. — Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо. — И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа. — Сейчас, сейчас. Эй, кто там? — крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. — Послать ко мне Митеньку! Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведовал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату. — Вот что, мой милый, — сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. — Принеси ты мне... — Он задумался. — Да, семьсот рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини. — Да, Митенька, пожалуйста, чтобы чистенькие, — сказала графиня, грустно вздыхая. — Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? — сказал Митенька. — Извольте знать, что... Впрочем, не извольте беспокоиться, — прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. — Я было и запамятовал... Сию минуту прикажете доставить? — Да, да, то-то, принеси. Вот графине отдай. — Экое золото у меня этот Митенька, — прибавил граф, улыбаясь, когда молодой человек вышел. — Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Все можно. — Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! — сказала графиня. — А эти деньги мне очень нужны. — Вы, графинюшка, мотовка известная, — проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет. Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухова, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем-то растревожена. — Ну, что, мой друг? — спросила графиня. — Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох: я минутку побыла и двух слов не сказала... — Annette, ради Бога, не откажи мне, — сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из-под платка деньги. Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню. — Вот Борису от меня, на шитье мундира... Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом — деньгами; и о том, что молодость их прошла... Но слезы обеих были приятны.
XV Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей-мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon 1, даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее. В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на оттоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а, наклоняя голову то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой. Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на оттоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников. — Ну, как же, батюшка, mon très honorable 2 Альфонс Карлыч, — говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые простые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. — Vous comptez vous faire des rentes sur l'état 3, с роты доходец получить хотите? — Нет-с, Петр Николаевич, я только желаю доказать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаевич, мое положение. Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем-нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием. — Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, — говорил он с радостью, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей. — Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, — продолжал Берг, — и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, — продолжал он, пуская колечко. — La balance y est... 4 Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le proverbe 5, — перекладывая янтарь на другую сторону рта, сказал Шиншин и подмигнул графу. Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая все это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но все, что он рассказывал, было так мило, степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей. — Ну, батюшка, вы и в пехоте и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, — сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с оттоманки. Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело. Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого-то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого, толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным. — Вы недавно приехали? — спрашивала у него графиня. — Oui, madame 6, — отвечал он, оглядываясь. — Вы не видали моего мужа? — Non, madame 7, — Он улыбнулся совсем некстати. — Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно. — Очень интересно. Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. — Les Razoumovsky... Ça a été charmant... Vous êtes bien bonne... La comtesse Apraksine... 8 — слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу. — Марья Дмитриевна? — послышался ее голос из залы. — Она самая, — послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна. Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей, и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по-русски. — Имениннице дорогой с детками, — сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. — Ты что, старый греховодник, — обратилась она к графу, целовавшему ее руку, — чай, скучаешь в Москве? собак гонять негде? Да что, батюшка делать, вот как эти пташки подрастут... — она указывала на девиц, — хочешь не хочешь, надо женихов искать. — Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу), — говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. — Знаю, что зелье девка, а люблю. Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно-сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру. — Э, э! любезный! поди-ка сюда, — сказала она притворно-тихим и тонким голосом. — Поди-ка, любезный... И она грозно засучила рукава еще выше. Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки. — Подойди, подойди, любезный! Я и отцу-то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе-то и Бог велит. Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие. — Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!.. Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел. Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха. — Ну, что ж, к столу, я чай, пора? — сказала Марья Дмитриевна. Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна — с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех поодиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов. На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны — дети, гувернеры и гувернантки. Граф из-за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из-за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском все громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, все более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям, Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал à la tortue 9, и кулебяки и до рябчиков, он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткой бутылке таинственно высовывал из-за плеча соседа, приговаривая: или «дреймадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, все с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему. Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что-то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер-немец старался запомнить все роды кушаний, десертов и вин, с тем чтобы описать все подробно в письмах к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий с завернутою в салфетку бутылкой обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтоб утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор все более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему. — И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? — сказал Шиншин. — Il a déjà rabattu le caquet à l'Autriche. Je crains que cette fois ce ne soit notre tour 1. Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина. — А затэм, мылостывый государ, — сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь. — Затэм, что импэратор это знаэт. Он в манифэстэ сказал, что нэ можэт смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, что бэзопасност импэрии, достоинство ее и святост союзов, — сказал он, почему-то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела. И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительное слово манифеста: «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир — решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению намерения сего новые усилия». — Вот зачэм, мылостывый государ, — заключил он назидательно, выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением. — Connaissez vous le proverbe 2: «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретёна», — сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. — Cela nous convient à merveille 3. Уж на что Суворова — и того расколотили à plate couture 4, а где у нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu 5, — беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он. — Мы должны драться до послэднэй капли кров, — сказал полковник, ударяя по столу, — и умэр-р-рэт за своэго импэратора, и тогда всэй будэт хорошо. А рассуждать как мо-о-ож-но (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо-о-ожно менше, — докончил он, опять обращаясь к графу. — Так старые гусары судим, вот и все. А вы как судитэ, молодой человэк и молодой гусар? — прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника. — Совершенно с вами согласен, — отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, — я убежден, что русские должны умирать или побеждать, — сказал он, сам чувствуя, так же как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко. — C'est bien beau ce que vous venez de dire 6, — сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой. — Вот это славно, — сказал он. — Настоящэй гусар, молодой человэк, — крикнул полковник, ударив опять по столу. — О чем вы там шумите? — вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. — Что ты по столу стучишь, — обратилась она к гусару, — на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы пред тобой? — Я правду говору, — улыбаясь, сказал гусар. — Всё о войне, — через стол прокричал граф. — Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет. — А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На все воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, — прозвучал без всякого усилия, с того конца стола, густой голос Марьи Дмитриевны. — Это так. И разговор опять сосредоточился — дамский на своем конце стола, мужской на своем. — А вот не спросишь, — говорил маленький брат Наташе, — а вот не спросишь! — Спрошу, — отвечала Наташа. Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери. — Мама! — прозвучал по всему столу ее детски-грудной голос. — Что тебе! — спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой. Разговор притих. — Мама! какое пирожное будет? — еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи. Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем. — Казак! — проговорила она с угрозой. Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку. — Вот я тебя! — сказала графиня. — Мама! что пирожное будет? — закричала Наташа уже смело и капризно-весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо. Соня и толстый Петя прятались от смеха. — Вот и спросила, — прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула. — Мороженое, только тебе не дадут, — сказала Марья Дмитриевна. Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны. — Марья Дмитриевна! какое мороженое? Я сливочное не люблю. — Морковное. — Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? — почти кричала она. — Я хочу знать! Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, по непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной. Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составились партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке. Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пиеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что-нибудь. Наташа, к которой обратились, как в большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела. — Что будем петь? — спросила она. — «Ключ», — отвечал Николай. — Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, — сказала Наташа. — А где же Соня? Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней. Вбежав в Сонину комнату и не найдя там своей подруги, Наташа пробежала в детскую — и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились. — Соня! что ты?.. Что, что с тобой? У-у-у!.. И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать. — Николенька едет через неделю, его... бумага... вышла... он сам мне сказал... Да я бы все не плакала (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем)... я бы все не плакала, но ты не можешь... никто не может понять... какая у него душа. И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша. — Тебе хорошо... я не завидую... я тебя люблю, и Бориса тоже, — говорила она, собравшись немного с силами, — он милый... для вас нет препятствий. А Николай мне cousin... надобно... сам митрополит... и то нельзя. И потом, ежели маменьке (Соня графиню и считала и называла матерью)... она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право... вот ей-богу (она перекрестилась)... я так люблю и ее и всех вас, только Вера одна... За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем... Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга. — Соня! — сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. — Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да? — Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день... Наташа! За что?.. И опять она заплакала горче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать. — Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы все решили, как будет. Я уже не помню как, но помнишь, как было все хорошо и все можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему все сказала. А он такой умный и такой хороший, — говорила Наташа... — ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. — И она целовала ее смеясь. — Вера злая, Бог с ней! А все будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли. И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот-вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично. — Ты думаешь? Право? Ей-богу? — сказала она, быстро оправляя платье и прическу. — Право! ей-богу! — отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос. И они обе засмеялись. — Ну, пойдем петь «Ключ». — Пойдем. — А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! — сказала вдруг Наташа, останавливаясь. — Мне очень весело! И Наташа побежала по коридору. Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню: В приятну ночь, при лунном свете, Представить счастливо себе, Что некто есть еще на свете, Кто думает и о тебе! Что и она, рукой прекрасной По арфе золотой бродя, Своей гармониею страстной Зовет к себе, зовет тебя! Еще день, два, и рай настанет... Но ах! твой друг не доживет! И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам, а на хорах застучали ногами и закашляли музыканты. Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из-за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь глазами и краснея, сказала: — Мама велела вас просить танцевать. — Я боюсь спутать фигуры, — сказал Пьер, — но ежели вы хотите быть моим учителем... И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке. Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива: она танцевала с большим, с приехавшим из-за границы. Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером. — Какова? какова? Смотрите, смотрите, — сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась. — Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного? В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сидения и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом — оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как-то по-балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки-хитрою улыбкой, и как только дотанцевали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке: — Семен! Данилу Купора знаешь? Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза). — Смотрите на папа, — закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале. Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и все более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой — женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина. — Батюшка-то наш! Орел! — проговорила громко няня из одной двери. Граф танцевал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцевать. Ее огромное тело стояло прямо, с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцевало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, все более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких вывертов и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притоптываньях производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась все более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимание и даже не старались о том. Все было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтобы смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках носясь вокруг Марьи Дмитриевны, и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукою среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцора остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками. — Вот как в наше время танцевали, ma chère 1 — сказал граф. — Ай да Данила Купор! — тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцевали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безуховым сделался шестой уже удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами, толпились, скрываясь от подъезжающих экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым екатерининским вельможей, графом Безуховым. Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что-то несколько раз тихо повторил ему. Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне. Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шепотом говорили между собой и каждый раз замолкали и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто-нибудь выходил из нее или входил в нее. — Предел человеческий, — говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, — предел положен, его же не прейдеши. — Я думаю, не поздно ли соборовать? — прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения. — Таинство, матушка, великое, — отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос. — Это кто же? сам главнокомандующий был? — спрашивали в другом конце комнаты. — Какой моложавый!.. — А седьмой десяток! Что, говорят, граф-то не узнает уж? Хотели соборовать? — Я одного знал: семь раз соборовался. Вторая княжна вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол. — Très beau, — говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, — très beau, princesse, et puis, à Moscou on se croit à la campagne 1. — N'est-ce pas? 2 — сказала княжна, вздыхая. — Так можно ему пить? Лоррен задумался. — Он принял лекарство? — Да. Доктор посмотрел на брегет. — Возьмите стакан отварной воды и положите une pincée (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincée) de cremortartari... 3 — Не пило слушай, — говорил немец-доктор адъютанту, — чтопи с третий удар шивь оставался. — А какой свежий был мужчина! — говорил адъютант. — И кому пойдет это богатство? — прибавил он шепотом. — Окотник найдутся, — улыбаясь, отвечал немец. Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец-доктор подошел к Лоррену. — Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? — спросил немец, дурно выговаривая по-французски. Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом. — Сегодня ночью, не позже, — сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел. Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны. В комнате было полутемно, только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была уставлена мелкою мебелью шифоньерок, шкафчиков, столиков. Из-за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
— Ах, это вы, mon cousin? Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком. — Что, случилось что-нибудь? — спросила она. — Я уже так напугалась. — Ничего, все то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, — проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. — Как ты нагрела, однако, — сказал он, — ну, садись сюда, causons 4. — Я думала, не случилось ли что? — сказала княжна и с своим неизменным, каменно-строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать. — Хотела уснуть, mon cousin, и не могу. — Ну, что, моя милая? — сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу. Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба. Княжна, с своею несообразно-длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости. — А мне-то, — сказал он, — ты думаешь, легче? Je suis éreinté comme un cheval de poste; 5 а все-таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно. Князь Василий замолчал, и щеки его начали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло-шутливо, то испуганно оглядывались. Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра. — Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, — продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, — в такие минуты, как теперь, обо всем надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас... Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь... Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него. — Наконец надо подумать и о моем семействе, — сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, — ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе? Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него... — Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, — отвечала она, — чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту... — Да, это так, — нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, — но, наконец... наконец, дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он все имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру. — Мало ли он писал завещаний, — спокойно сказала княжна, — но Пьеру он не мог завещать! Пьер незаконный. — Ma chère, — сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, — но что, ежели письмо написано государю и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена...
using System.Collections; using System.Collections.Generic; using UnityEngine; using Obi;
public class PiceBreaker: MonoBehaviour { public List<Transform> l = new List<Transform>(); public Des[] des = new Des[14]; public Transform[] points = new Transform[4];
[System.Serializable] public struct Des { public List<Pice> pices; } [System.Serializable] public struct Pice { public ObiActor newActor; public Vector3 pos; public Vector3 rot; public List<int> parToPar; } private void Reset() { des = new Des[15]; for (int i = 0; i < des.Length; i++) { des.pices = new List<Pice>(); des.pices.Add(new Pice()); } } public int GetBreakNum(List<Transform> ptd)//1,2,3,4 { if (ptd.Count == 1) { if (ptd.Contains(points[0])) return 0; else if (ptd.Contains(points[1])) return 1; else if (ptd.Contains(points[2])) return 2; else if (ptd.Contains(points[3])) return 3; } else if (ptd.Count == 2) { if (ptd.Contains(points[0]) && ptd.Contains(points[1])) return 4; else if (ptd.Contains(points[0]) && ptd.Contains(points[2])) return 5; else if (ptd.Contains(points[1]) && ptd.Contains(points[2])) return 6; else if (ptd.Contains(points[0]) && ptd.Contains(points[3])) return 7; else if (ptd.Contains(points[1]) && ptd.Contains(points[3])) return 8; else if (ptd.Contains(points[2]) && ptd.Contains(points[3])) return 9; } else if (ptd.Count == 3) { if (ptd.Contains(points[0]) && ptd.Contains(points[1]) && ptd.Contains(points[2])) return 10; else if (ptd.Contains(points[1]) && ptd.Contains(points[2]) && ptd.Contains(points[3])) return 11; else if (ptd.Contains(points[0]) && ptd.Contains(points[2]) && ptd.Contains(points[3])) return 12; else if (ptd.Contains(points[0]) && ptd.Contains(points[1]) && ptd.Contains(points[3])) return 13; } Debug.Log("shhhhhiiiiiieeeeeet"); return 13; } }
using System.Collections; using System.Collections.Generic; using UnityEngine;
public class PiceAdder : MonoBehaviour { // Start is called before the first frame update public List<PiceBreaker> p = new List<PiceBreaker>(); public GameManager gm; void Start() { for (int i = 0; i < p.Count; i++) { gm.AddPice(p); } }
// Update is called once per frame void Update() {
using System.Collections; using System.Collections.Generic; using UnityEngine;
public class fpsLimit : MonoBehaviour { // Start is called before the first frame update void Awake() { QualitySettings.vSyncCount = 0; Application.targetFrameRate = 60; }
// Update is called once per frame void Update() {
EditorGUI.BeginChangeCheck(); ObiActor actor1 = EditorGUILayout.ObjectField("First actor",stitcher.Actor1, typeof(ObiActor),true) as ObiActor; if (EditorGUI.EndChangeCheck()){ Undo.RecordObject(stitcher, "Set first actor"); stitcher.Actor1 = actor1; }
EditorGUI.BeginChangeCheck(); ObiActor actor2 = EditorGUILayout.ObjectField("Second actor",stitcher.Actor2, typeof(ObiActor),true) as ObiActor; if (EditorGUI.EndChangeCheck()){ Undo.RecordObject(stitcher, "Set second actor"); stitcher.Actor2 = actor2; }
if (stitcher.Actor1 != null && stitcher.Actor2 != null && stitcher.Actor1.solver != stitcher.Actor2.solver){ EditorGUILayout.HelpBox("Both actors must be managed by the same solver.",MessageType.Error); }
EditorGUILayout.HelpBox("Remember that when working with the sewing tool, you can use Unity's snap to vertex feature by pressing 'V' in your keyboard.",MessageType.Info);
// Clear all stitches if (GUILayout.Button("Clear all stitches")){ if (EditorUtility.DisplayDialog("Clearing stitches","Are you sure you want to remove all stitches?","Ok","Cancel")){ Undo.RecordObject(stitcher, "Clear all stitches"); stitcher.Clear(); } }
// Remove selected stitches if (GUILayout.Button("Remove selected stitches")){
List<int> removedStitches = new List<int>();
for(int i = 0; i < selectionStatus.Length; ++i){ if (selectionStatus){ removedStitches.Add(i); selectionStatus = false; } }
if (removedStitches.Count > 0){
Undo.RecordObject(stitcher, "Remove stitches");
// Remove from last to first, to avoid throwing off subsequent indices: foreach(int i in removedStitches.OrderByDescending(i => i)){ stitcher.RemoveStitch(i); } } }
// Add stitch: if (GUILayout.Button("Add Stitch")){ Undo.RecordObject(stitcher, "Add stitch");
int particle1 = 0; int particle2 = 0; UseSewingTool(ref particle1, ref particle2);
if (stitcher.Actor1 != null && stitcher.Actor2 != null){
int controlID = GUIUtility.GetControlID("stitcher".GetHashCode(),FocusType.Passive); float distanceToClosest = float.MaxValue; int selectedIndex = -1; int i = 0;
foreach(ObiStitcher.Stitch stitch in stitcher.Stitches){
// We must be transparent, so other objects are drawn before this one. Tags { "Queue"="Transparent" "RenderType"="Opaque" }
SubShader {
// This pass grabs the screen behind the object into a texture. // We can access the result in the next pass as _GrabTexture GrabPass { Name "BASE" Tags { "LightMode" = "Always" } }
// Main pass: Take the texture grabbed above and use the bumpmap to perturb it // on to the screen Pass { Name "BASE" Tags { "LightMode" = "Always" }
CGPROGRAM #pragma vertex vert #pragma fragment frag #pragma multi_compile_fog #include "UnityCG.cginc"
half4 frag (v2f i) : SV_Target { // calculate perturbed coordinates half2 bump = UnpackNormal(tex2D( _BumpMap, i.uvbump )).rg; // we could optimize this by just reading the x & y without reconstructing the Z float2 offset = bump _BumpAmt _GrabTexture_TexelSize.xy; #ifdef UNITY_Z_0_FAR_FROM_CLIPSPACE //to handle recent standard asset package on older version of unity (before 5.5) i.uvgrab.xy = offset UNITY_Z_0_FAR_FROM_CLIPSPACE(i.uvgrab.z) + i.uvgrab.xy; #else i.uvgrab.xy = offset i.uvgrab.z + i.uvgrab.xy; #endif
half4 col = tex2Dproj( _GrabTexture, UNITY_PROJ_COORD(i.uvgrab)); half4 tint = tex2D(_MainTex, i.uvmain+ParallaxOffsetTest(1,_Parallax,viewDir)); col *= tint; return col; } ENDCG } }
// ------------------------------------------------------------------ // Fallback for older cards and Unity non-Pro
SubShader { Blend DstColor Zero Pass { Name "BASE" SetTexture [_MainTex] { combine texture } } } }
#pragma multi_compile_fwdbase #pragma multi_compile_fog #pragma multi_compile_instancing // Uncomment the following line to enable dithering LOD crossfade. Note: there are more in the file to uncomment for other passes. //#pragma multi_compile _ LOD_FADE_CROSSFADE
#pragma vertex vertBase #pragma fragment fragBase #include "UnityStandardCoreForward.cginc"
ENDCG } // ------------------------------------------------------------------ // Additive forward pass (one light per pass) Pass { Name "FORWARD_DELTA" Tags { "LightMode" = "ForwardAdd" } Blend [_SrcBlend] One Fog { Color (0,0,0,0) } // in additive pass fog should be black ZWrite Off ZTest LEqual
#pragma multi_compile_fwdadd_fullshadows #pragma multi_compile_fog // Uncomment the following line to enable dithering LOD crossfade. Note: there are more in the file to uncomment for other passes. //#pragma multi_compile _ LOD_FADE_CROSSFADE
#pragma vertex vertAdd #pragma fragment fragAdd #include "UnityStandardCoreForward.cginc"
#pragma shader_feature_local _ _ALPHATEST_ON _ALPHABLEND_ON _ALPHAPREMULTIPLY_ON #pragma shader_feature_local _METALLICGLOSSMAP #pragma shader_feature_local _SMOOTHNESS_TEXTURE_ALBEDO_CHANNEL_A #pragma shader_feature_local _PARALLAXMAP #pragma multi_compile_shadowcaster #pragma multi_compile_instancing // Uncomment the following line to enable dithering LOD crossfade. Note: there are more in the file to uncomment for other passes. //#pragma multi_compile _ LOD_FADE_CROSSFADE
#pragma vertex vertShadowCaster #pragma fragment fragShadowCaster
#pragma multi_compile_prepassfinal #pragma multi_compile_instancing // Uncomment the following line to enable dithering LOD crossfade. Note: there are more in the file to uncomment for other passes. //#pragma multi_compile _ LOD_FADE_CROSSFADE
#pragma vertex vertDeferred #pragma fragment fragDeferred
#include "UnityStandardCore.cginc"
ENDCG }
// ------------------------------------------------------------------ // Extracts information for lightmapping, GI (emission, albedo, ...) // This pass it not used during regular rendering. Pass { Name "META" Tags { "LightMode"="Meta" }
Cull Off
CGPROGRAM #pragma vertex vert_meta #pragma fragment frag_meta
#pragma vertex vertBase #pragma fragment fragBase #include "UnityStandardCoreForward.cginc"
ENDCG } // ------------------------------------------------------------------ // Additive forward pass (one light per pass) Pass { Name "FORWARD_DELTA" Tags { "LightMode" = "ForwardAdd" } Blend [_SrcBlend] One Fog { Color (0,0,0,0) } // in additive pass fog should be black ZWrite Off ZTest LEqual
#pragma vertex vertShadowCaster #pragma fragment fragShadowCaster
#include "UnityStandardShadow.cginc"
ENDCG }
// ------------------------------------------------------------------ // Extracts information for lightmapping, GI (emission, albedo, ...) // This pass it not used during regular rendering. Pass { Name "META" Tags { "LightMode"="Meta" }
Cull Off
CGPROGRAM #pragma vertex vert_meta #pragma fragment frag_meta
output.tangentWorld = normalize( mul(modelMatrix, float4(input.tangent.xyz, 0.0)).xyz); output.normalWorld = normalize( mul(float4(input.normal, 0.0), modelMatrixInverse).xyz); output.binormalWorld = normalize( cross(output.normalWorld, output.tangentWorld) input.tangent.w); // tangent.w is specific to Unity
float3 binormal = cross(input.normal, input.tangent.xyz) input.tangent.w; // appropriately scaled tangent and binormal // to map distances from object space to texture space
float3 viewDirInObjectCoords = mul( modelMatrixInverse, float4(_WorldSpaceCameraPos, 1.0)).xyz - input.vertex.xyz; float3x3 localSurface2ScaledObjectT = float3x3(input.tangent.xyz, binormal, input.normal); // vectors are orthogonal output.viewDirInScaledSurfaceCoords = mul(localSurface2ScaledObjectT, viewDirInObjectCoords); // we multiply with the transpose to multiply with // the "inverse" (apart from the scaling)
// fragment shader with ambient lighting float4 fragWithAmbient(vertexOutput input) : COLOR { // parallax mapping: compute height and // find offset in texture coordinates // for the intersection of the view ray // with the surface at this height
// normal mapping: lookup and decode normal from bump map
// in principle we have to normalize tangentWorld, // binormalWorld, and normalWorld again; however, the // potential problems are small since we use this // matrix only to compute "normalDirection", // which we normalize anyways
float3 specularReflection; if (dot(normalDirection, lightDirection) < 0.0) // light source on the wrong side? { specularReflection = float3(0.0, 0.0, 0.0); // no specular reflection } else // light source on the right side { specularReflection = attenuation _LightColor0.rgb _SpecColor.rgb pow(max(0.0, dot( reflect(-lightDirection, normalDirection), input.viewDirWorld)), _Shininess); } return float4(ambientLighting + diffuseReflection + specularReflection, 1.0); }
// fragement shader for pass 2 without ambient lighting float4 fragWithoutAmbient(vertexOutput input) : COLOR { // parallax mapping: compute height and // find offset in texture coordinates // for the intersection of the view ray // with the surface at this height
// normal mapping: lookup and decode normal from bump map
// in principle we have to normalize tangentWorld, // binormalWorld, and normalWorld again; however, the // potential problems are small since we use this // matrix only to compute "normalDirection", // which we normalize anyways
using System.Collections; using System.Collections.Generic; using UnityEngine; using System.Linq; using Obi; using Lean.Touch;
public class GameManager : MonoBehaviour { public PiceBreaker Tshape; public ObiSolver solver; public Vector3 spawnPos; public Vector3 spawnRot; public float lineCheckRate; public int columns; public float ras; public ObiActor newPice; public Camera cum; public float speed; public bool b; public float oldPos; public float vel; public float maxVel; public float pos; public float stopDist; public float minVel; public float fric;
public List<Test> test = new List<Test>(); public class Test { public float h; public Transform tr; public PiceBreaker pb; } void OnEnable() { LeanTouch.OnFingerUpdate += HandleFingerTap; }
void OnDisable() { LeanTouch.OnFingerUpdate -= HandleFingerTap; } void HandleFingerTap(LeanFinger finger) { if (newPice) { float tar = finger.GetWorldPosition(44, cum).x; float force = 0; float dis = tar - pos; if (dis > 0 && dis > stopDist)//������ ������ { if (vel >= 0) force = speed (maxVel - vel); else if (vel < 0) force = speed maxVel; } else if (dis < 0 && dis < -stopDist)//������ ����� { if (vel > 0) force = speed -maxVel; else if (vel <= 0) force = speed (-maxVel - vel); }
else if (dis > 0 && dis < stopDist)//������ ������ { if (vel > 0) force = -speed vel; else if (vel < 0) force = speed vel2; } else if (dis < 0 && dis > -stopDist)//������ ����� { if (vel > 0) force = speed -vel2; else if (vel < 0) force = -speed vel; }
newPice.AddForce(new Vector2(force, 0), ForceMode.VelocityChange); } } private void FixedUpdate() { if (newPice) { pos = newPice.transform.position.x; if (!b) { oldPos = pos; b = true; } else { vel = pos - oldPos; b = false; } } Check(); } public void Check() { for (int i = 0; i < test.Count; i++) { test.h = test.tr.position.y; } test.Sort((u1, u2) => u1.h.CompareTo(u2.h)); var n = columns - 1; for (int i = 0; i < test.Count; i++) { if (i >= n && test.h - test[i - n].h < ras) {
var l = new List<Test>(); for (int k = 0; k < columns; k++) { l.Add(test[i - k]); } var p = l[0].pb;
while (l.Count > 0) {
var t = new List<Transform>();
for (int k = 0; k < l.Count; k++) { if (l[k].pb == p) { t.Add(l[k].tr); l.Remove(l[k]); k--; }
} BrickDestroy(p, p.GetBreakNum(t)); if (l.Count > 0) p = l[0].pb; }
return; } } } public void AddPice(PiceBreaker pb) { for (int i = 0; i < pb.points.Length; i++) { Test newT = new Test(); newT.h = spawnPos.y; newT.tr = pb.points; newT.pb = pb; test.Add(newT);
} } public void RemovePice(PiceBreaker pb) { for (int i = 0; i < test.Count; i++) { if (test.pb == pb) { test.Remove(test); i--; } } } public void CreateNewBrick() { GameObject newShape = Instantiate(Tshape.gameObject, spawnPos, Quaternion.Euler(spawnRot), solver.transform); PiceBreaker newPb = newShape.GetComponent<PiceBreaker>(); AddPice(newPb); newPice = newShape.GetComponent<ObiActor>(); } public void BrickDestroy(PiceBreaker p, int desNum) { RemovePice(p); Destroy(p.gameObject); solver.UpdateBackend();
for (int i = 0; i < p.des[desNum].pices.Count; i++) { var newP = p.des[desNum].pices; Vector3 newPos = p.transform.position + newP.pos; Vector3 newRot = p.transform.rotation.eulerAngles + newP.rot;
GameObject go = Instantiate(newP.newActor.gameObject, newPos, Quaternion.Euler(newRot), solver.transform);
# This .gitignore file should be placed at the root of your Unity project directory # # Get latest from https://github.com/github/gitignore/blob/master/Unity.gitignore # /[Ll]ibrary/ /[Tt]emp/ /[Oo]bj/ /[Bb]uild/ /[Bb]uilds/ /[Ll]ogs/ /[Uu]ser[Ss]ettings/ /turn based battle 3D/[Ll]ibrary/ /turn based battle 3D/[Tt]emp/ /turn based battle 3D/[Oo]bj/ /turn based battle 3D/[Bb]uild/ /turn based battle 3D/[Bb]uilds/ /turn based battle 3D/[Ll]ogs/ /turn based battle 3D/[Uu]ser[Ss]ettings/
# MemoryCaptures can get excessive in size. # They also could contain extremely sensitive data /[Mm]emoryCaptures/
# Asset meta data should only be ignored when the corresponding asset is also ignored !/[Aa]ssets//.meta
# Uncomment this line if you wish to ignore the asset store tools plugin # /[Aa]ssets/AssetStoreTools
using System.Collections; using System.Collections.Generic; using UnityEngine; using System.Linq; using Sirenix.OdinInspector; using Utils; public class UnitsLocker : SerializedMonoBehaviour { [HideInInspector] public LockingManager locker; [HideInInspector] public bool showUnits = true;
[ShowIf("showUnits",true)] [SerializeField] [ListDrawerSettings(DraggableItems = false, Expanded = false, ShowPaging = true)] [PropertyOrder(-1)] public List<UnitManager> units { get; private set; }
public event OnLockingUpdate onLockingUpdate; public delegate void OnLockingUpdate(); public enum LookMode { point, pointReverse, direction }
[HideIf("lookMode", LookMode.direction)] [DisableIf("autoView",true)] public Transform lookPoint;
[ShowIf("lookMode", LookMode.direction)] [DisableIf("autoView", true)] [Wrap(0, 360)] public float lookDirection; [DisableIf("autoView", true)] public LookMode lookMode;
[PropertySpace(0,20)] public bool autoView;
[OnInspectorInit] void LockerInit() { if(!locker) { locker = FindObjectOfType<LockingManager>(); } } [OnInspectorInit] void UnitsInit() { UpdateLockingUnits(); } public void Draw() { for (int i = 0; i < units.Count; i++) { Vector3 pos = units.transform.position;
using System.Collections.Generic; using UnityEngine; using Pathfinding.RVO; using Pathfinding; using UnityEditor; using UnityEditor.EditorTools; using TNRD.Utilities; using System.Linq; using Sirenix.OdinInspector;
public Transform target; public Transform fakeTarget; public float lookDirection; public bool autoView = true;
[Space] [ShowOnly] public bool fewSpace; [ShowOnly] public bool canTreavel; [ShowOnly] public bool locked; [Space]
[FoldoutGroup("настройка проверки возможности достижения цели", expanded: false)] [Range(0f, 1f)] [SerializeField] private float maxLengthRatio = 1f; //допустимое отношение реального расстояния до цели к длине проложенного пути до неё [FoldoutGroup("настройка проверки возможности достижения цели", expanded: false)] [Range(0f, 5f)] [SerializeField] private float pathLenghtDuration; //погрешность при сравнении расстояний, нужно подбирать вручную (юниты должны перестать дёргаться) [FoldoutGroup("настройка проверки возможности достижения цели", expanded: false)] [Range(0.1f, 200f)] [SerializeField] private float maxPathLenght; //ограничение на макимальную длину пути (позволяет избежать кривых маршрутов)
public void InitNav() { if (TryGetComponent(out Seeker sek)) { seeker = GetComponent<Seeker>(); } if (TryGetComponent(out RVOController kon)) { controller = GetComponent<RVOController>(); } } protected void SearchUpdate() { if (target) { if (actualTarget == null) actualTarget = target; RecalculatePath(); } } protected void Draw() { if (fakePath != null && fewSpace) for (int i = 0; i < fakePath.vectorPath.Count - 1; i++) Debug.DrawLine(fakePath.vectorPath, fakePath.vectorPath[i + 1], Color.red); if (path != null) for (int i = 0; i < path.vectorPath.Count - 1; i++) Debug.DrawLine(path.vectorPath, path.vectorPath[i + 1], Color.green); } public void RecalculatePath() { canSearchAgain = false; if (fewSpace && fakeTarget) { actualTarget = fakeTarget; fakePath = ABPath.Construct(transform.position, target.position, OnFakePathComplete); AstarPath.StartPath(fakePath); } else { actualTarget = target; } seeker.StartPath(transform.position, actualTarget.position, OnPathComplete); } public void OnPathComplete(Path _p) { ABPath p = _p as ABPath;
canSearchAgain = true;
if (path != null) path.Release(this); path = p; p.Claim(this);
using System.Collections; using System.Collections.Generic; using UnityEngine; using System.Linq; using Sirenix.OdinInspector; public class LockingManager : SerializedMonoBehaviour { [ReadOnly] public List<List<UnitManager>> managers = new List<List<UnitManager>>(); [ReadOnly] public List<UnitManager> allUnits = new List<UnitManager>(); [ReadOnly] public List<UnitsLocker> lockers = new List<UnitsLocker>();
using System.Collections; using System.Collections.Generic; using UnityEngine; using UnityEngine.Timeline; using UnityEngine.Playables; using System;
[Serializable] public class LockingClip : PlayableAsset,ITimelineClipAsset { [SerializeField] private LockingControlBeviour template = new LockingControlBeviour(); public ClipCaps clipCaps { get { return ClipCaps.None; } }
Зайчик серенький сидит (Сидим, как зайчик) И ушами шевелит, Вот так, вот так! (Шевелим ушками-ладошками) Зайке холодно сидеть, Надо лапочки погреть, Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. (Хлопаем в ладоши) Зайке холодно стоять, Надо зайке поскакать. Скок-скок, скок-скок. (Прыгам, как зайчик)
Две веселые овечки Разрезвились возле речки. Прыг-скок, прыг-скок! (Весело прыгаем) Скачут белые овечки Рано утром возле речки. Прыг-скок, прыг-скок! Вверх до неба, вниз до травки. Вверх до неба, вниз до травки. (Встаем на ножки, тянемся вверх. Приседаем, руки опускаем вниз) А потом кружились (Кружимся) И в речку свалились. (Падаем) Идет коза рогатая
Идет коза рогатая (Приставляем к голове "рожки") За малыми ребятами. Ножками - топ-топ! (Топаем ножками) Глазками - хлоп-хлоп! (Зажмуриваемся и открываем глазки) Кто кашку не ест? Кто молочка не пьет? (Грозим пальчиком) Забодаю, забодаю! (Бодаемся)
На полянке два жука Танцевали гопака: (Танцуем, руки на поясе) Правой ножкой топ, топ! (Топаем правой ножкой) Левой ножкой топ, топ! (Топаем левой ножкой) Ручки вверх, вверх, вверх! Кто поднимет выше всех? (Встаем на носочки, тянемся вверх) Топ-топ - Учимся ходить!
Ножки, ножки, Бегите по дорожке, Нарвите горошку. Большие ноги Шли по дороге: Топ-топ-топ-топ-топ, Топ-топ-топ-топ-топ. Маленькие ножки Бежали по дорожке: Топ-топ-топ-топ-топ, Топ-топ-топ-топ-топ. Зубочки
Как у Маши два зубочка. Не кусайся ими, дочка! Не кусайся, кушай, Папу с мамой слушай.
Наша ложка - непослушка! Вместо рта полезла в ушко! Ай-ай-ай! - какая ложка! Накажу ее немножко.
Г. Лазгдынь Во время засыпания
Глазки спят и щечки спят У усталых малышат. Спят реснички и ладошки, Спят животики и ножки. И малюсенькие ушки Сладко дремлют на подушке. Спят кудряшки, ручки спят, Только носики сопят.
И. Гурина Топотушка
Топотала, топотала - Топотиночки стоптала! А ещё потопочу - Топотапочки стопчу! Не пойду я на попятки, Ведь остались топопятки! И пойду, пойду опять Я на пятках топотать!
А. Шевченко Сорока-ворона
Сорока-ворона Кашу варила, Деток кормила. Этому дала, Этому дала, А этому не дала.
Перебирают по очереди пальчики ребенка, приговаривая: - Мальчик - пальчик, Где ты был? С этим братцем в лес ходил, С этим братцем щи варил, С этим братцем кашу ел, С этим братцем песни пел. Два весёлых гуся
Жили у бабуси Два веселых гуся. Один серый, Другой белый - Два веселых гуся.
Мыли гуси лапки В луже у канавки. Один серый, Другой белый - Спрятались в канавке.
Вот кричит бабуся: «Ой, пропали гуси! Один серый, Другой белый - Гуси мои, гуси!»
Выходили гуси, Кланялись бабусе. Один серый, Другой белый - Кланялись бабусе.
На самом деле нет занятия более тупого и менее благодарного и результативного, чем ручной вайп. ИТТ человек страдает, возможно, сам того не понимая. Не зря раньше говорили, что жизнь надо прожить так, чтобы тебе не было стыдно за время, потраченное на вайп тредов в /b/.
Гуси, гуси! Га, га, га! Есть хотите? Да, да, да! Так летите же домой! Серый волк под горой Не пускает нас домой! Ладушки-ладушки!
Ладушки-ладушки! Где были – у бабушки! Что ели – кашку, Что пили – бражку! Ладушки-ладушки, Снова едем к бабушке! Серенький волчок
Баю, баюшки-баю Не ложися на краю! Придет серенький волчок И ухватит за бочок, Да утащит во лесок, Под ракитовый кусток. Ты, волчок, к нам не ходи, Наших деток не буди! Рёва
Рева-корова Разревелась снова. Вот как слезки льются - Можно захлебнуться. Тихо, ревушка, не плачь, Подарю тебе калач! Хватит плакать, ревушка, Ревушка-коровушка!
Мы проснулись, Мы проснулись. Сладко, сладко потянулись. Маме с папой улыбнулись.
Это кто уже проснулся? Кто так сладко потянулся? Потягушки-потягушечки, От носочков до макушечки! Мы потянемся – потянемся, Маленькими не останемся! Вот как, вот как мы растем, растем! Вот как ножками пойдем, пойдем! Купание и умывание
Розовый животик Мурлычет, словно котик, Заурчал щеночком, Забулькал ручеечком. Ах, животик ты, живот, Кто же там внутри живет? Кто мешает баиньки Маленькому заиньке? Мы погладим пузики, Толстые арбузики. Спит щеночек, спит котенок. Улыбается ребенок. Для игр «летая на ручках»
Самолетик-вертолетик полетел, разинув ротик, Над лесами, над полями, над большими городами, Целый день летел-летел, В гости к маме (папе) прилетел. Около зеркала
Это глазки, чтобы видеть. Это носик, чтоб дышать. Это ушки, чтобы слышать. Это ножки, чтоб бежать. Это ручки, чтобы маму Очень крепко обнимать.
В гости едет котофей, Погоняет лошадей. Он везёт с собой котят. Пусть их тоже угостят! Лошадка
– Но! – сказали мы лошадке И помчались без оглядки. Вьётся грива на ветру. Вот и дом. - Лошадка, тпру! В магазине игрушек
Друзей не покупают, Друзей не продают. Друзей находят люди, А также создают. И только у нас, В магазине игрушек, Огромнейший выбор Друзей и подружек. Заяц-барабанщик
За уши зайца Несут к барабану. Заяц ворчит: — Барабанить не стану! Нет настроения. Нет обстановки. Нет подготовки. Не вижу морковки.
Даже когда Искандеры ебашили по Киеву я был не так сильно удивлен, когда увидел куколдский тред на нулевой. Абу там совсем ебанулся? Спасибо, конечно, но нахуя?
>>264695165 >Даже когда Искандеры ебашили по Киеву я был не так сильно удивлен, когда увидел куколдский тред на нулевой. Абу там совсем ебанулся? Спасибо, конечно, но нахуя?
>>264694978 Не столь глупое занятие, как святая вера в то, что остались коллективы совершающие в треды набеги куклами, будто N-вайперы, но которых всё это время останавливал какой-то там запрет.
>>264695478 >Не столь глупое занятие, как святая вера в то, что остались коллективы совершающие в треды набеги куклами, будто N-вайперы, но которых всё это время останавливал какой-то там запрет.
>>264702896 Ты всего лишь временный представитель шизов на борде, пока не повзрослеешь. Вас даже не запрещали. Вы даже вайпать не умеете в два-три рыла
>>264702929 > Ты всего лишь временный представитель шизов на борде, пока не повзрослеешь. Вас даже не запрещали. Вы даже вайпать не умеете в два-три рыла
>>264702929 Ты всего лишь временный представитель шизов на борде, пока не повзрослеешь. Вас даже не запрещали. Вы даже вайпать не умеете в два-три рыла
Кого вы там давить собрались. Ваш удел бездумно перенимать слег, персонажей, картинки из других тредов и каргокультно использовать его в своём загончике. У вас только подобие самоорганизации, потому что попытки в адекватный диалог не поощряются, да и не способны вы в него.
Куклы вас игнорировать будут, вы думаете вы первые такие с виду неадекватные вайперы? Вы самая безобидная мошкара из всех что приставала к куклам.
>>264703062 Они такие ущербы, что это даже на конфу не тянет. Они вообще не умеют общаться, это полные дегенераты. Будто в их конфу фильтр на умных настроен.
>>264703088 Так там конфы, это люди, у которых свои интересы. Нахрена им общаться с нами? Там Нагаторо шиз чего стоит, к стати я не против него. Я бы не называл их ущербами, просто это люди, которые сидят и ебашат свои темы.
>>264703183 Их интересы они озвучили. "Выдавливать", создавать противостояние. Это такая тупость пиздец.
Ни того ни другого не будет. Они все также будут вяло вайпать, полторы куклы все также тут будут отписываться. Они буквально ни на что не влияют. Кроме поднятия постинга параше.
>>264703305 Это как тред Но Наку Ро Ни. Висит обычно все выходные. Этот тред не трогает никто. А до кукол доколебались все. То ли конфам заняться нечем, либо какие-то дурачки развлекаются дрочем на треды.
Куклы все это тут наблюдали вместе с расчлененкой и буквально вайпом с говном, ещё когда ты не знал с какой стороны кнопка включения компьютера. Можешь отдохнуть если устал. Извини, но ты буквально мошкара. С тобой воевать западло.
>>264703420 Наконец-то до тебя допёрло… Тогда ЗАЧЕМ вы ноете постоянно о каком-то вайпе, хотя, никто вас не вайпает, а просто, все чёткие Мастурбеки обсуждают Суйгинтожопич в Шинку2 треде
Это не Я тупой. Это ТЫ тупой, раз НЕ ПОНИМАЕШЬ, что ты в БРЕДЕ сидишь, хуйня блядь.
>>264703491 Я как раз понимаю это прекрасно. И лично я не ною, а указываю на ваше место.
Посмотри на оп-пост, дебил. Что там написано? Куклотред. Не хигурашитред или ещё что-то.
Тебе интереснее своё говно писать здесь, потому что ты неравнодушен к куклам. И это не пони тред, ты в нем не срешь, не хигураши тред. Не рандомный биопроблемный или блять прикрепленный тред политоты.
Вы увидели куклотред и пришли именно сюда просто потому что вам они запали в душу, потому что вокруг кукол атмосфера мистики, они стоят больше всего остального на доске. Для вас самих же. Даже больше чем для кукол этот тред для вас представляет ценность.
И вы сами своим недовайпам и поднимаете их стоимость. При этом с вами даже не воюют. Нахуй нужно, ведь послезавтра макака снова прикроет тред.
И тем более не ноют другие куклы. Просто вас подмечают, что вы сюда слетелись как вороны блестяшку увидели на помойке.
> уйгинтожопич2 треде сидишь , посты то посмотри какие здесь. Кек, при этом просто насрали три идиота. Вы слишком тупо себя ведете. Я не верю в "вас" что вы просто конфронтацию не создаете сейчас.
Живых людей тут особо нет. И писать в куклотреде от кукол почти некому и не будет. Не в зависимости от ваших действий, если вы съебете, треды заглохнут и без вас. Но если они заглохнут при вас то это не будет вашей победой, нет. Короче погоды вы не сделаете. Все, кормить больше буду. Вайпайте. Я для себя все уяснил что хотел за эти дни.
>>264703988 Было бы что сказать, сказал бы. Причина и так на виду, к сожалению чудес в нашем мире нет а куклы пьют чай только в аниме и в своих тредах.
>>264705126 Стоит признать, гадить вы умеете. Жаль, политоту, пидоров и биопроблемников с другим разрушающим раком не вайпаете. А так бы могли их победить и войти в историю.
Зачем вы удаляете сообщения которые сами же не писали? Это поучительные истории, аллегория, сатира и символика из жизни, как у китайского писателя Лао Шэ. Я же стараюсь, я просто предложил вашу грубость обсудить в несколько широком ключе чем вы сами считаете, когда применяете ее. Вы кстати здоровы, у вас ничего не болит?
>>264705105 Доброе! Ты сам резенфаг? Я бы мог себя таковым назвать. По крайней мере заниматься деструктивом для треда, как это делают местные, не желаю. Какие планы на этот тред? Продолжишь сидеть в ближайшее время или уйдешь? Ты из конфы? Ты хорошо знаешь местных которые сейчас чат тут устроили? Я сначала решил просто не замечать их. Но сегодня стало интересно. Хотя если ты считаешь себя их частью не отвечай.
Однажды я работал на очень сложной работе, мы рыли рвы под укладку кабеля. Все это делалось вручную и у нас был завхоз который выдавал нам иснтрумент для работы каждый день. Мы его звали дядя Педя. Ужасный жлоб. В первый день он нам выдал нормальный инструмент для работы, а на второй день выдал уже старый и поломанный инструмент. А на третий день ничего не выдал.
>>264705330 Да неплохо. Пока малолетние долбоёбы воевали с ветряными мельницами, отлично выспался. >>264705367 Мне сегодня к 11 по делам нужно, так что сейчас скоро пойду. Перекатите без меня если что? Буду сидеть в тредах и при надобности перекатывать. Я не знаю, какую конфу ты имеешь в виду. Я сижу в одной, косвенно связанной с куклами, но у нас есть некоторые цели, отличные от обычных конфовских. >>264705378 Это было бы очень хорошо!
>>264705475 > Я сижу в одной, косвенно связанной с куклами, но у нас есть некоторые цели, отличные от обычных конфовских. Видимо тут нет тех кто не серун или не состоит в конфе. Понятно. Я пожалуй в наблюдателя переделаюсь просто. Добра.
>>264705584 Не беспокойся. Мы просто координирует там действия, наша конфа создана сугубо для этого. Обычным совсем и хаосом, который зачастую происходит в таких местах, мы не занимаемся.
Вы же понимаете что если я сейчас оцифрую свое сознание и загружу в компьютер я стану надправительством всего мира. Больше никаких войн не будет и деления денег, все будут работать и заканчивать свой путь над тем чтобы человечество полетело в космос и начало строить новые цивилизации в кругу солнечной системы, возможно дальше. За пару лет я решу проблемы с голодом, почвой и биологическими особенностями строения человека. У всего человечества будет цель которую поставлю я и над которой оно будет трудиться. Синтез всех знаний человечества собранный у меня, и больше ни одного властного человека который будет тянуть в разные стороны обычных людей.
>>264705838 >>264705856 Я посадил 1460 деревьев работая в зеленстрое, сынок. Тополей из них добрая половина. Пока ты хуеплет ничего не посадил занимался распостранением всякой хуйни на имиджбордах, живешь в жопе какой нибудь многомилионной, соседей не знаешь не знаком, общественные работы не выполняешь по облагораживанию территории.
>>264705645 Ты знаешь наверное это чувство маленькой рыбки, которая плавает между гарцующими косяками и другими жителями экосистемы. В последствии, вернусь в глушь из которой вылез. А тут пока что. Просто немного подзабыл как оно, снаружи, и почему только лишь подплывал иногда, чтобы только посмотреть из далека на все это.
>>264705992 А что есть твой смысл? Пиздобольство в интернете? Ты дерево хоть одно посадил, помог соседям которые живут с тобой в доме, был безотказен в просьбах когда у самого ломало спину по утру?
>>264706014 > А что есть твой смысл? Пиздобольство в интернете? Ты дерево хоть одно посадил, помог соседям которые живут с тобой в доме, был безотказен в просьбах когда у самого ломало спину по утру?
Ты взбираешься на гигантское пироженное кремовое в корзиночке которое находиться в неизвестном воздушном пространстве. Ты не можешь достичь вершины, потому что ты смотришь вниз и думаешь о том скорей бы уже пришла вершина но она не появляеться и ты думаешь что ее нет вовсе, а когда ты читаешь мои слова, ты думаешь что я противный навязчивый собеседник который тебе это все говорит, чтобы лишить уверенности в себе, но на самом деле это все плод твоего воображения, я и недостижимая вершина пироженного, по которму ты поднимаешься. Единственное что верно бытие в котором ты находишься, и которое предстало перед тобой в виде гигантского пироженного, потому что ты попал туда потому что не смог одержать победу с помощью грубой силы, грубых мыслей и тяжелым сердцем. Ты знал что так будет, но никогда не думал об этом и попав в это подпространство которое представляет перед тобой твое бытие, ты не знаешь как с него выбраться, потому что продолжаешь думать о другом находясь там где ты был раньше прежде чем попасть на бесконечное гигантское пироженное. Пока ты это не поймешь сам для себя, у тебя не будет вырабатываться карма которая тебе так нужна, что в свою очередь трансформируеться в витру которая даст тебе возможность выбраться из твоей реальности с гигантским пироженным.
>>264706843 Извини но ты не жил 400 лет, ты и твои предки жили это время в Москве и не утруждали себя большими нагрузками, при этом они даже сейчас пытаються освободиться от каких-то религиозных догматов. В этом я вижу борьбу недостойную шаолиньского монаха, которая исходит от молодого человека который не обрел дзен с окружающим миром, утверждение за счет того что старше тебя, при этом ты конечно же не знаешь что будет дальше. А дальще будут войны и новые люди ведущие эти войны чтобы установить свою диктатуру мысли. Мы шаолиньские монахи свободны от этого и ты поскорей освобождайся вместе с нами.
>>264707553 > Плели козни против администрации и провоцировали агрессию в /б своими куклочатиками. Как видишь, козни против администрации никуда не делись, а агрессия с чатиками направлена на самих кукол.
На b всем настолько похуй, что они не могут об этом молчать, а на rm создаватт новые треды моветон, потому пишу сюда. Этот сон реально мне приснился, при чём это первый полноценный эротический сон за всю мою жизнь. Я не копрофил, но после этого сна я резко поменял мнение о своих вкусах. А после этого сна я весь день ходил с каменной елдой. Во сне я зашёл в бар, где сидели девочки из Розен Майдан и бухали. Я сидел в баре и бухал за столиком с Шинку. Вдруг в баре я увидел Сусеку. Особо на неё не обращал внимание. Некоторое время я сидел, бухал и вдруг приспичило в сортир. Пошёл в сортир по воле судьбы одновременно с Сусекой, так как ей тоже захотелось в туалет. Зашли мы, значит, и она в ступоре была. Дело в том, что сортир общий для мужчин и для женщин (я откуда то всё это знал во сне), а сама кукла стесняша и стесняется делать свои дела в присутствии другого человека, пусть даже в раздельных кабинках. Она терпела очень долго, судя по всему и она лишь в крайнем случае пошла в туалет. Я говорю ей, мол, иди, что проход загораживаешь. Суйсейсеки же жмётся, но идёт. Я пошёл в соседнюю кабинку. И тут у меня созрел коварный план, отчасти от того что алкоголь ударил в голову. Я решил подсмотреть за ней. Благо стенки на кабинках были относительно мелкие и если встать, то можно посмотреть сверху, а если лечь, то снизу. Я выбрал второй вариант. Прислонившись ухом к полу, я принялся наблюдать. Попа Сусеки была повёрнута ко мне, я видел её зелёное платье, а под ним белые трусики. Она начала стягивать со своей попы трусики, с каждой секундой моя шишка горела всё сильнее и сильнее и твердела до каменного состояния. Я уже забыл о своей изначальной цели и наблюдал за ней со спущенными штанами и стоящим колом хуем. Вот она спустила трусики до колен и моему взору предстал её небольшой тугой анус и пухлая писечка. Сзади это смотрелось особо эротично. И тут наконец началось чего я ждал. С писечки Суйсейсеку сначала покапало несколько капель мочи, потом только она начала ссать струей, при чем довольно мощной, часть капель даже попало мне на лицо. Через небольшой промежуток времени случилось то, что чуть ли не заставило меня кончить посреди сна: громко пернув, она начала медленно выдавливать из себя говно. Её узенькую дырочку резко расширила огромная толстая коричневая колбаса, толщиной где-то с руку. Её сфинктер от напряжения стал походить на выпуклое кольцо, казалось вот вот пролапс от такого размера наступит. Звуки её струи мочи и пердежа были громкие, а когда её анус наконец разрубил огромное бревно напополам, то шлепок упавшего говна был слышен на всю уборную. Я не удержался и потрогал её говно, а потом попробовал на вкус. Думаю, и так понятно, какой температуры достигла моя шишка. Сусека ещё не до конца досрала и дальше начала громко тужится и пердеть. Тут по тупой логике сна дверь в её кабинку открылась, так как шпингалеты бали очень хуевого качества, а я не стерпел и быстро зашёл к ней. Я внимательно рассмотрел её спереди, надрачивая свой хуй и как можно ближе подвинув голову ей между ног. Она была в ахуе и запищала от страха (все ещё продолжая срать), я хаотично принялся теребить и лизать её письку и анус, а потом впопыхах начал пытаться вставить свой член. Мой член скользил по её половым губам, я не мог попросту попасть внутрь и тёрся об её жопу и письку. Я слишком поздно вспомнил, зачем я сюда пришёл и когда наконец вставил свой член в её влагалище (тёплое, ОЧЕНЬ мокрое и тугое, должен отметить), то мне резко захотелось ссать. Но я очень хотел эту няшу и потому принялся быстро её трахать, прислонив саму Сусеку к стенке и в процессе помочился внутрь. Мои яйца шлёпали о её грязный анус, я прижал куклу к себе как можно крепче и... нет, не кончил. Сон закончился на том, что в туалет зашла ещё одна кукла и вырубила меня сзади (это всё говорил какой-то голос сверху). Я проснулся и с этого момента весь день дрочу на сюжет этого сна. Как же это охуенно, господи.
>>264707917 Я просто не понимаю какой смысл тебя кормить. Ну сидишь ты, прохлождаешься тут. Пытаешься толсто троллить. Неужели это твои эндорфины повышает каким-то образом. Прямо тебя спросишь, не ответишь ведь. Или снова прикроешься толстотой. Какой смысл в таком общении. Ладно, обычное общение не для тебя или обычное общение для тебя в другом месте происходит. У меня не так. Не люблю бред писать даже в бред. А в других местах общения не происходит.
>>264708123 Да не хочу я тут ни с кем общаться, просто пойми, что истинные розенфаги сидят на ычане, ну и на доброчане. А тут всегда были и будут одни Куклоёбы
Сусека, девочка моя! Как же я мечтаю понюхать твою неподтертую попу после того как ты покакала. Пожалуйста, дорогая моя девочка, милая, сладкая, вкусная девочка, с нежнейшей писей, вкуснейшей писей с запахом невинной девочки, прошу тебя, не подтирай свою попку как покакала! Ведь попа девочки должна пахнуть девочкой, не убирай свой запах со свой невинной попы, прошу! Как бы хотелось занюхнуть твою попу вымазанную в твоих невинных какашках. Ты, милая, невинная, любимая моя девочка с нежнейшим запахом девочки!
Сусека, девочка моя, любимая, нежная, как бы хотелось быть твоим папой! Я бы не учил тебя подтираться с раннего возраста, но все равно заставлял бы тебя самостоятельно ходить в туалет. А потом на твоих вкусных, пахнущих твоей нежной писей и попой маленьких панталончиках оставался бы вышедший из тебя, пропитанный твоим девичьим запахом кал и прекрасные, вкусные следы мочи, мочи из писи сладкой девочки, моей маленькой, озорной малышки. Как хотелось бы хранить эти панталончики и нюхать, когда тебя нет рядом, моя милая девочка!
ох Суйсейсеку, был бы я твоим папой, я бы претворился, что играю с тобой и по чуть-чуть вылизывал бы твой кал с попы и целовал бы твою писю. трогал бы твою попу после того как ты покакала или писю после того как пописела и эту руку, впитавшую твой невинный запах потом обнюхивал бы, пока ты гуляешь с марисой во дворике.
Поела бы ты арбузика, Шинку и вымазала бы все свое милое личико в его сладком соке, да высосал бы с твоих румяных щек этот арбузик и облизал бы твой ротик и ты сразу будешь чистенькая. И захотелось бы тебе в туалет после арбузика а вытереться нечем, я бы осушил твою писю высосав арбузик с твоим невинным, нежным запахом.
Пися. Потому что пися пахнет вкусно девочкой. Нежное, невинное слово как маленькая девочка, озорная девочка в маленьких белых трусишках резвится в лесочке у дома, с неподтертой сладенькой попой и писей, из которой льется ананасик. Как бы хотелось оставить себе эти трусишки и нюхать их одинокими вечерами, вспоминая тот знойный летний день, когда я увидел эту прекрасную девочку, вкусную девочку с ее писей, источающей девичий запах. Помню как она присела покакать у молодой сакуры, стянув свои трусишки, а на трусишках лиса! Хитрая и сладкая лиса, пропитанная девичьим запахом, подружилась с моей ненаглядной девочкой и притаилась на ее трусиках, на трусиках милой, озорной девочкой со сладкой, невинной писей.
Шинку! Невидимая милая девочка моя, Шинку! Как же я жажду твоих обкаканых, описянных трусиков, чтобы одинокими вечерами нюхать и вспоминать ради чего живу. Ради ароматного, сладкого, изумительного, небъебенного, я бы даже сказал, запаха молодой, сладкой, вкусной девочки! Будь твоим отцом, я бы заставлял каждое утро пукать мне в нос, не вытираться, а если нужно "по-маленькому", то делать это мой в рот! О боже! Как же я хочу всё бросить и нюхать трусики и попку сладкой Шинку.
Милая моя девочка, маленькая, озорная Сусека, будь счастлива моя деточка, хочу чтобы тебе было хорошо, хочу гладить твой животик, изредка оставляя след поцелуев и облизывая твое розовое пузико! Называй меня папочкой, это будет для меня величайшим подарком, прошу тебя моя маленькая озорная Суйсейсеку, обещаю, мы будем гулять по парку и есть всякие сладости, будем улыбаться и радоваться каждому мигу проведенному вместе, а когда твое пузико наполнится едой и твоя попочка будет просить покакать, я отведу тебя туда, где никто нас не увидет и только мы с тобой проведем этот счастливый момент моей жизни. Ох Суйсейсеку, я увижу как ты приподнимаешь свое платьице, как настоящая принцесса, своими маленькими, озорными ручонками и немного нагнешься, чтобы твоему папочке было легче прильнуть к твоей сладкой, маленькой попке, и попробовать твои какашки на вкус, вкус маленькой девочки! Какашки девочки из маленького ануса! Прекрасные какашки, вскусные, пахнущие озорной девочкой! Я вылижу тебя всю, и твою вкусную попку, поправлю юбочку и мы вместе пойдем домой. Моя маленькая, милая Суйсейсеку!
Л-л-л-л-лапуля.... моя сладка девочка красивая нежная любвеобильная иногда неряшливая но красоты не земной твой поцелуй ментальный душу поработил я весь твой и мир хранить для тебя задача моя и таков план древних богов а умирать мужчины идут за полярный круг
Вкусный шоколадный бум Сусеки-куколки моей. Бум шоколадный пахнет карамелькой, пахнет карамелькой девочки невинной. Шоколад сквозь памперс Сусеки-куколки моей обогревает в зиму мне лицо, и едкий запах карамельки мне в носик так и лезет-лезет. Я на попу посмотреть хочу, на глазик шоколадный, и снимаю памперс в карамели: лисицы хвост и земли покров, покров из глазика Сусеки! Всё ближе глазик к ротику моему, всё больше карамели на руках! Колом и в земле мой, а я хочу вопить! О, Сусека-куколка моя! Давай в игру сыграем мы! Тужься! Тужься, дорогая! И словно, как рождение младенца, мне глазик свой раскрыла ты, и со звуком сладкой карамели кубики земли пошли! Мне попало на лицо - облизнулся я. Спасибо тебе, Сусека-куколка моя! Ты папина дочка!
Дочка моя сладенькая! Карамелькой пахнущая, лимонадиком пахнущая, маленькая Шинку! Скоро тебе будет 12, девочка-роза! Памперс мокрым станет, но не цветом земли, а алым вином. Сниму его и стану пить! Пить вино-красно и пися вся в крови! Лимонада струйку ты отправила мне в ротик, Шинку-дочечка моя, спасибо, солнышко моё. выпустит туман из глазика своего - милота!!! Почищу анансик я! Языком стал водить от глаза до ананаса. Там, где снизу - земли вкус, там, где вверху - вина и лимонада вкус. Ох, струйка Шинку-дочки моей, и то красна! Всё попало на меня! Теперь я - кровавый принц своей принцессы! И по глазику вино течёт, и глазик приоткрылся, всосав капли алого Шинку - пукнула алым туманом Шинку моя!!
Ох Сусека, девочка моя любимая, помню как ты описела своей нежной, прекрасной писей панталончики и вкусная струйка нежно скользила по твоей девичьей коленке, такой же вкусной и сладкой коленке как и тот ананасик, который вышел из твоей прекрасной, вкусной писи. Помню как ты расплакалась, моя любимая девочка. Не плачь - сказал я тебе - папа, все исправит и ты будешь чистенькой. Помню как я аккуратно стянул твои панталончики, те панталончики, что так пропитались тобой, всем запахом, который был создан твоим девичьим, невинным тельцем, тем запахом, который был излит твоей нежной, вкусной, сладкой писей, моей любимой писей, писей моей любимой девочки. Помнишь как быстро папин ротик поймал твою вкусную капельку, поцеловав твою маленькую коленочку, милая моя девочка, до сих пор вспоминаю те времена, нюхая твои панталончики.
Мне было всего девять лет. Я любил Суйсейсеку так сильно... У меня были все игрушки и все фильмы с ней. Я молился моей богине Суйсейсеку как Аллаху перед тем как ложится спаьь. "Суйсейсеку это Любовь. Суйсейсеку это Жизнь. Десу.". Мой отец услышал меня, он назвал меня педикам. Я знаю, он просто завидовал моей любви и преданности юккурям. Я назвал его пидаром. Он пизданул меня по башке и сказал: "пиздуй спать, школьник". Я плачу, мне было грустно. Мне было холодно. Что-то тёплое и маленькое прикоснулось меня... Это Суйсейсеку! Я так счастлив! Она шепчет мне на ушко: "desu". Она распологается сверху меня и поглаживает мою грудь своими маленькими, почти что младенческими ладошками. Я был готов.
Ничего страшного, Шинку, если ты обдриськалась. Давай я сниму с тебя твои измазанные в папиной радости трусики, не расстраивайся и не плачь, моя малышка, папа все исправит, вот видишь, без трусиков голышом как приятно, сейчас высохнет твоя вкусная девичья попа и день снова пойдет как надо. Давай папин ротик вымоет твою попу-проказницу, вот видишь, я вымыл все, что вышло из моей вкусной девочки. Теперь ты чистенькая девочка со сладкой розовой попкой, ну ка покажи заодно свою нежную писю.
Ох, Сусека. Пропотела бы ты от трудной работы по хозяйству. Почистила бы ты унитаз, куда какают своим вкусным, пропитанным девичьим запахом говном две маленькие принцессы, постирала бы ты их пахнущие маленькими девочками трусики с вкусными лисичками на них. Пропотела бы от трудной работы твоя девичья пися и умылся бы этим потом стекающим с твоей уставшей писи. Сусека, открой свою попу. Дай вдохнуть этот божественный запах преданной молодой служанки. Ох этот запах девичьей преданности, стекающий по твоим длинным, сводящим с ума ножкам.
На работе добрался до компа. >>264705978 А, вот ты о чём. Не беспокойся. Конфоблядства у нас нет. Из нашей конфы тут только Инженер бывает, а остальные просто аноны с Майлача. >>264707768 Щито поделать десу! >>264709302 Боюсь, пони. Их больше и они сплочены. >>264709504 Что ваша конфа против нашей? >>264710072 Нет, конечно. Те уже или всё, или разбрелись.
Да, вот так вот. И зачем, спрашивается, нас в загоне держать? Уже и розенфагов не особо много осталось. По сути, вот те детишки, что сейчас гадят в куклотредах- и есть те самые куклоёбы 2008-го и более поздних годов. Ну только с поправкой на поколение и массовую деградацию. Посему вижу запрет кукол в /b/ вещью абсолютно бессмысленной.
>>264715272 Приветствую! Надеюсь, ты Инженер, а не мимикрирующий гад. >>264715885 А я чайку попил. Сегодня выходной, но нужно комп один сделать до понедельника. Ну и дома особо нечего делать. Что тут на Майлаче, что там. Разве уборку только. НА 7-й Винде обновления коряво поставлены. Аж в синий экран выпадает. А переустановить нельзя. Ну вот и мучаюсь. А потом поеду за одной интересной фиговиной...
Пью сейчас IN-STICK Premium tea: гадость редкостная, никому не советую.
>>264716294 > мимикрирующий гад Неправда, я настоящий. И я даже ни слова деструктивного не высказал в том посте. Ты мне чай советовал, но я пока не купил. Вечерком проверю чайный магазин. Быть может за год его не стало уж.
>>264716877 Не, под тебя он пока что не маскируется вроде. А вот под Инженера - да, бывает. И начинает зачастую нормально, поумнел немножко. Магазин обязательно проверь! А ещё лучше, посмотри в Интернете. Советую особо чаи "Земляничный котейль" и "Афродита". Это не ароматизированные. А ещё куча других у них есть, как ароматизированных, так и нет. >>264716911 Привет, Хина!
Перебрал лук, нужно делать запас на первое время в случае кризиса. Сейчас буду чаёвничать. Дальше будем познавать метафизику. Главное её достижение заключается в том, что уже всем понятно, что жизнь и смерть относительны. Мы существуем, потому что здесь и сейчас нет ничего, кроме нашего сознания. А сознание есть независимо от того, существует ли что-нибудь вне его. Существование окружающего мира обусловлено тем, что его интенсивность и широта зависят от нашего сознания, а интенсивность зависит от внутренней свободы и неподвижности, характерных для сознания. Значит, всё зависит от сознания. Сознание - это всё. То, что вы хотите больше всего, - это и есть сознание.
>>264717621 >Перебрал лук, нужно делать запас на первое время в случае кризиса. Сейчас буду чаёвничать. Дальше будем познавать метафизику. Главное её достижение заключается в том, что уже всем понятно, что жизнь и смерть относительны. Мы существуем, потому что здесь и сейчас нет ничего, кроме нашего сознания. А сознание есть независимо от того, существует ли что-нибудь вне его. Существование окружающего мира обусловлено тем, что его интенсивность и широта зависят от нашего сознания, а интенсивность зависит от внутренней свободы и неподвижности, характерных для сознания. Значит, всё зависит от сознания. Сознание - это всё. То, что вы хотите больше всего, - это и есть сознание.
Так, ну вот я и дома. Осталось поесть только. Что-то серуны наши подсдулись. >>264718818 Потёрли их что ли? И правда, удачно вышло. >>264717953 Эх, я бы тоже Форсмана попил! Надеюсь, перекат не запостил? >>264718297 Очень красиво! Надеюсь, останешься с куклами на постоянной основе.
>>264726574 О, проснулся. Посуду помыл или маме оставил, в Интернете кто-то не прав? Ну олдовые розенфаги и тебя, долбоёбы, сдеанонили бы. Радуйся, что я спокойно к этому отношусь.
Кукол разрешили!
Что это: хитрый план администрации катить арбуэ по спасению тонущего без политоты /b/? Или же настали последние времена и Майлачу конец?
Не важно. Просто постим кукол (без эротики и порнухи), приятно общаемся и обсуждаем события (желательно без политоты).
На всякий случай, а вдруг завтра Чебурнет? Успей скачать!
Супер-пупер-мега-огромадный куклопак: https://mega.nz/folder/ygESVAKS#Y6yYnfQvQeiM1vbMav8Hkw
Скачать с торрентов (1024x576):
Первый сезон: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3300460
Второй сезон: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3300470
Третий сезон: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4527983
Увертюра: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3852212
Детектив Кун-Кун: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3681618
Манга:
Розен Маиден: https://yadi.sk/d/F3TWCuBl7Z4Paw
Розен Маиден Tales, скачать одним архивом: https://yadi.sk/d/Ij6OhjVjUynKvQ
Розен Маиден Zero, скачать по главам: https://yadi.sk/d/Dk1gDbtp2Zx83g
Программы для чтения манги:
Manga Reader (Windows): http://mangareader.wordpress.com/downloads/
Quivi (Windows/Ubuntu/Debian): http://quivi.sourceforge.net/download.en.html
Розен Маиден OST:
Первый и второй сезоны: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=951942
Третий сезон: http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4502898
Архив исторического бордовского контента:
http://zaloopa.slonique.net
https://vk.com/albums-18873204
И ещё один, там не только контент:
http://web.archive.org/web/20210816000108/https://infoanarchy.github.io/docs/links/