Россия и Украина готовятся к своим традиционным новогодним обращениям. Люди наливают шампанское, кто-то уже спит, кто-то накладывает ещё оливье. Все ждут привычных речей — каждая страна свою. И вдруг — одновременно, на двух каналах, в двух странах — появляется один и тот же кадр. Один стол. Одна камера. Слева — президент России. Справа — президент Украины. Оба выглядят так, будто их выдернули из кухонь, где они уже час пытались открыть бутылку. Они переглядываются, а потом синхронно поднимают бокалы.
— Дорогие россияне и украинцы... — Мы хотим поздравить вас с Новым годом... — И сообщить что война закончена. Они опять смотрят друг на друга, как люди, которые забыли текст тоста. Зеленский поднимает стакан: — Короче, це все був такий… прикол. — Шутка. Несмешная, согласен. Но, знаете... надоело уже. — добавляет Путин. Звукорежиссёр где-то за кадром кашляет так, будто подавился микрофоном. — Угу. Пьём — и заканчиваем, — добавляет Зеленский, похлопывая Путинa по плечу. — Всё, хватит.
И тут на сцену начинают выходить люди — как будто это новогодний огонёк из параллельной вселенной. Владимир Соловьёв — с бокалом вина, улыбается так, будто репетировал 48 часов подряд. Маргарита Симоньян — с тарелкой салата, странно радостная. За ними — Дмитрий Гордон, улыбающийся слишком широко, и Анатолий Шарий, машущий публике, как конкурсант на «Евровидении». Появляется Дугин с видом лектора, которому обещали аудиторию, а вывели на новогоднюю ёлку.
Потом начинаются апокрифы. В зал входят люди, которых уже давно не должно было быть: Гиви и Моторола хмуро осматриваются, как будто не понимают, куда их занесло. Пригожин в белой рубашке «на выпуск», будто с корпоративчика. И — как ни странно — Немцов и Навальный, и никто в кадре не решается объяснить, как это вообще возможно.
Студия гудит, операторы пытаются не смотреть в камеру, кто-то откровенно крестится.
И тут — как финальный штрих абсурда — на сцену к президенту Зеленскому поднимается Максим Галкин. Микрофоны падают сверху, как в музыкальном шоу 2000-х.
— Ну что, поехали? — спрашивает один. — Поехали, куда ж теперь деваться, — вздыхает второй.
И они начинают петь самую неуместную новогоднюю песню, которую можно вообразить. Камера медленно отъезжает назад. Все в студии стоят вместе — президенты, пропагандисты, оппозиционеры, покойники, певцы, телезрители, весь этот спонтанный международный капустник.
И вдруг голос за кадром — ровный, бесстрастный, будто читает показатели давления:
Россия и Украина готовятся к своим традиционным новогодним обращениям. Люди наливают шампанское, кто-то уже спит, кто-то накладывает ещё оливье. Все ждут привычных речей — каждая страна свою.
И вдруг — одновременно, на двух каналах, в двух странах — появляется один и тот же кадр.
Один стол. Одна камера.
Слева — президент России. Справа — президент Украины.
Оба выглядят так, будто их выдернули из кухонь, где они уже час пытались открыть бутылку.
Они переглядываются, а потом синхронно поднимают бокалы.
— Дорогие россияне и украинцы...
— Мы хотим поздравить вас с Новым годом...
— И сообщить что война закончена.
Они опять смотрят друг на друга, как люди, которые забыли текст тоста. Зеленский поднимает стакан:
— Короче, це все був такий… прикол.
— Шутка. Несмешная, согласен. Но, знаете... надоело уже. — добавляет Путин.
Звукорежиссёр где-то за кадром кашляет так, будто подавился микрофоном.
— Угу. Пьём — и заканчиваем, — добавляет Зеленский, похлопывая Путинa по плечу. — Всё, хватит.
И тут на сцену начинают выходить люди — как будто это новогодний огонёк из параллельной вселенной.
Владимир Соловьёв — с бокалом вина, улыбается так, будто репетировал 48 часов подряд.
Маргарита Симоньян — с тарелкой салата, странно радостная.
За ними — Дмитрий Гордон, улыбающийся слишком широко, и Анатолий Шарий, машущий публике, как конкурсант на «Евровидении».
Появляется Дугин с видом лектора, которому обещали аудиторию, а вывели на новогоднюю ёлку.
Потом начинаются апокрифы.
В зал входят люди, которых уже давно не должно было быть:
Гиви и Моторола хмуро осматриваются, как будто не понимают, куда их занесло.
Пригожин в белой рубашке «на выпуск», будто с корпоративчика.
И — как ни странно — Немцов и Навальный, и никто в кадре не решается объяснить, как это вообще возможно.
Студия гудит, операторы пытаются не смотреть в камеру, кто-то откровенно крестится.
И тут — как финальный штрих абсурда — на сцену к президенту Зеленскому поднимается Максим Галкин.
Микрофоны падают сверху, как в музыкальном шоу 2000-х.
— Ну что, поехали? — спрашивает один.
— Поехали, куда ж теперь деваться, — вздыхает второй.
И они начинают петь самую неуместную новогоднюю песню, которую можно вообразить.
Камера медленно отъезжает назад.
Все в студии стоят вместе — президенты, пропагандисты, оппозиционеры, покойники, певцы, телезрители, весь этот спонтанный международный капустник.
И вдруг голос за кадром — ровный, бесстрастный, будто читает показатели давления:
— Россияне. Украинцы.
Что с ебалом?