Он знал рассадой эти деревца -
была весна, дышало все началом,
и сам он - месяц в звании отца,
и хоть калека, смотрит генералом
на воинство своих грядущих дней -
с азартом, с предвкушением, с запалом!
И каждый эшелон их всё ясней
ему его доказывал призванье,
и глубже уходила сеть корней,
и было крон чудеснее сиянье.
была весна, дышало все началом,
и сам он - месяц в звании отца,
и хоть калека, смотрит генералом
на воинство своих грядущих дней -
с азартом, с предвкушением, с запалом!
И каждый эшелон их всё ясней
ему его доказывал призванье,
и глубже уходила сеть корней,
и было крон чудеснее сиянье.
А к сентябрям так полон вертоград
был праздником и всякое крепленье
так прогибал тяжелый виноград
и так разлито сладкое томленье
по лозам было в сонмище зеркал
и кровь из грозди, сжатой в цепкой жмене,
обрушивалась с пеною в бокал
в ликующем дионисийском буйстве,
что даже Фебов сам рукоплескал,
забыв о нормах и о чистоплюйстве.
был праздником и всякое крепленье
так прогибал тяжелый виноград
и так разлито сладкое томленье
по лозам было в сонмище зеркал
и кровь из грозди, сжатой в цепкой жмене,
обрушивалась с пеною в бокал
в ликующем дионисийском буйстве,
что даже Фебов сам рукоплескал,
забыв о нормах и о чистоплюйстве.
И вот слышны там лязги топоров -
дошли, видать, уже до «Саперави»,
потом «Пино Нуар» и будь здоров...
Давай, старик, еще глотни, ты вправе!
Давай, старик, давай, хлещи с горла
из тех даров, что сохранил в оправе
бутылочного темного стекла -
таких ты не видал еще поминок!
Давай, чтоб по щеке слеза текла
и падала в истоптанный суглинок.
дошли, видать, уже до «Саперави»,
потом «Пино Нуар» и будь здоров...
Давай, старик, еще глотни, ты вправе!
Давай, старик, давай, хлещи с горла
из тех даров, что сохранил в оправе
бутылочного темного стекла -
таких ты не видал еще поминок!
Давай, чтоб по щеке слеза текла
и падала в истоптанный суглинок.
Юрец Шилов превзошел сегодня сам себя. Я с Вашим творчеством не очень близко знаком, но мне кажется, что это стихотворение на уровень выше Ваших прочих. Спасибо за ваше творчество!
Спасибо! Очень приятно слышать. Это очень личное стихотворение. Ведь с белыми списками я могу потерять все свои стихи в интернете, а я не печатающийся автор, останется только папочка у меня на флешке. Но ведь и ее могут изъять, если придут. И не останется ничего.
Я до сих пор не понимаю, ты либерал или коммунист. Или, может быть, анархист. Но стихи у тебя прикольные. На фоне убогой пидорашьей реальности ты как глоток ностальгии.
Я проходил тестик на "политический квадрат", я в либералах (в середине стыка нижних квадратов), но чуть-чуть правее от центра. А так всегда голосовал за "Яблоко" и за Явлинского.
Охуенно!
Спасибо, Юрец.
Такому словарному запасу, как у тебя, можно только позавидовать.
Спасибо тебе! Мне очень приятно, если анону мой очередной стих доставляет. А словарный запас из туманной юности, я ведь филолог по образованию.
Юрец, привет от Славика.
Самоубейся соево-нормисохуесосная свинорусня симулянтная.
Красавчик, а я все больше похож на Верлена - пью много. Верлен в 51 помер, как и Венечка Ерофеев, оба алкаши, как и я, и мне уже 48. Как страшно жЫть, лол!
Сильно.
Спасибо, Юра!
Сильно.
Вдохновился сценой из фильма "Отец солдата"?
>СУХОЙ ЗАКОН
Спасибо, что читаете! Писать ведь в стол - это шиза. Это всегда какая-то чересполосица через реального читателя, который вот меня сейчас на Двачике читает. Это или эфемерное обращение к потомкам, как будто они там будут что-то раскапывать и вчитываться. Или вообще к метафизическим сущностям в виде магических ритуалов - я уже практически дошел до этой стадии, вот, например, образчик такой поэзии, правда, здесь, я еще могу в иронию, но дальше хуже же будет, просто камлания без иронии пойдут (кстати, после этого стиха мудак внезапно сверлить перестал - как обычно списываю на совпадения, чтобы опять не уехать в дурку. Ну не прямо же он там со своей дрелью отскочившей ему в мозг в ад отправился, правильно? И вообще, нехорошо всё это):
ПРОГУЛКА С ВЕРГИЛИЕМ
Опять он сверлит, пакостная гнида,
опять с утра уже который год -
за что, за что караешь, Немезида?
Да, я бездельник, да, я рифмоплет,
да, я безумец, но ведь не садюга,
как этот за стеной моей урод.
За что, за что лишила ты досуга?
Остался мне феназапам один
для выхода из дантовского круга.
Чу! Кто здесь? За кулисами гардин
кто прячется? Раздернул... Ах, мой гений!
Мой милый Публий в венчике седин!
«Давно ли к нам из мира привидений?»
«Да с час уже! И сразу же укор -
ты, мальчик мой, и ангелов смиренней!
Давай пройдемся...» Вышли в коридор,
и вроде мой он, и чужой как будто -
в длину его и не охватит взор.
И тишиной морозною продуто
пространство между тех же самых стен,
в которых я забыл покой уюта.
«Как тихо! Словно я попал в дольмен!»
«А ты ушком к стене прижмись потуже...»
«Включен, наверно, где-то в доме фен?»
«Ох, фен ли?» «Для сверла чуть слышно, ну же,
скажи мне, что жужжит там за стеной
в десятках мест, повсюду, добрый друже!»
«Там ад гудит... И ты тому виной,
хотя и сам еще не знаешь, что ты
сейчас создашь терциною одной.»
«Прошу тебя, оставь свои темноты,
давай уже выкладывай как есть.»
«У нас твои стихи как анекдоты...
И нам забавной показалась месть,
которую ты сочинишь «шахтерам»,
а их ведь по Россиюшке не счесть.
Итак, они по новым приговорам
теперь лежат в коморках метр на два,
прибиты к полу адским живодером.
Там тьма, секунды капают едва,
а в задницах у них без перерыва
вращаются с шипами бурава.
Одна твоя в трехстишьях директива
и ради бытия такого им
вся вечность предоставлена учтиво.
Ну мне пора...» «Постой, мой пилигрим!
Что будет, если откажусь от мести?»
«Им? Милость. Рай. И кореш херувим.»
И нет его... И те же сиськи в тесте -
и коридор, и комната, и дрель,
всё как и было, так и есть на месте.
Что сверлишь ты, ублюдок? Не тоннель
себе ли в ад? И я беру очочки,
и я беру волшебную свирель.
Сплетаются в терцеты бойко строчки -
сегодня для стихов я знаю цель,
не дам тебе и часа я отсрочки!
Я сам в похожей ситуации, бро, это просто из души шло, от боли за себя, за страну, за тысячи и тысячи других людей, которые вскапывали в интернете свой огородик годами, десятилетиями (сколько лет там рунету?), а после белых списков останутся ни с чем. И можно ли это все будет потом восстановить через 5-10-15-20 лет? Или так всё так и сгинет безвозвратно просто по дури одного старого мудака?
Старик не плакал в жизни никогда.
Не плакал он, когда еще подлетком
стучал киркой по накипи из льда,
чтоб умершую мать отправить к предкам,
не плакал он, когда в прифронтовом
сарае лазарета, в дыме едком
светильника из гильзы, под огнем,
ему пилили ногу: «Чай не цаца!»
а нынче он, почетный агроном,
расплакался, не в силах удержаться.
https://proza.ru/2025/11/22/1213
Ваш Юрец Ш.