Я пришел к тем, кто так же опытен в названных вопросах, как и жители России, чтобы обсудить с Вами один немаловажный вопрос о наших общих проблемах.
Всем мы знаем, что съесть килограмм говна хуже, чем не есть его. Эта истина не требует обоснования независимо от того, пробовали Вы говно на вкус или нет. Но с другой стороны мы догадываемся, что съесть килограмм говна лучше, чем съесть 10 килограмм говна, приправленного свежей вонючей мочой.
Казалось бы, описанные мной вещи стары как мир и просты как три копейки! Любой здравомыслящий человек понимает их и без сомнения с ними согласится. Любой? Конечно же любой! Любой, кроме человека, живущего на постсоветском пространстве. Да-да, жители России, Украины, Казахстана, да чего уж греха таить, даже жители Белоруссии иногда грешат желанием откушать пару килограммов несвежего дерьмеца!
Сначала они понимают, что ежедневный рацион потребляемого ими говна перестал приходиться им по вкусу. Цвет стал не тот, да и запах, простите, уже совсем не радует нос. Потом при поддержке любителей говна из западной Европы и США, на жителей нашей Родины находит прозрение! "Как же так!" - кричат они - "Я вот уже 70 (23) лет ем старое вонючее говно! Ну и дела! Что же я, похож на идиота?" - спрашивают они, вытирая мочу с подбородка.
"Ну уж нет! Это раньше я съедал по килограмму говна в день, но больше такому не бывать!" - заявляют с уверенностью уставшие люди и начинают соображать, что бы им такого сотворить, чтобы говном перестать питаться. Они усердно думают, пока на помощь им не приходит добрый дядя. Этот дядя всегда разный, но он всегда неизменно указывает на недостатки съедаемого гражданами говна: на его отвратительный запах, его вызывающий рвотный рефлекс вкус, мерзкий цвет с зеленцой и чрезмерно жидкую консистенцию.
"Друзья!" - провозглашает он - "Хватит есть это говно! Заживемте как люди в конце концов! Выбрасывайте своё говно! Топчите его, плюйте в него! Забудьте даже думать о том, чтобы снова к нему притрагиваться! Свобода, друзья!". Этого дядю зовут Борис Николаевич Ельцин. Люди в припадке радости выплевывают недожеванные куски и начинают растаптывать их. Они жаждут перемен! Они уверены, что стоит лишь перестать жевать надоевшее говно и их жизнь превратится в рай. Они еще не знают, что с завтрашнего дня рацион их потребления говна вырастет на 9 килограммов. Это будет уже не то старое вонючее говно. Это будет свежее, отборное говно, с самой лучшей, самой вонючей мочой на планете! Борис Николаевич лично за этим проследит! Ну а если не справится он, то поможет Пётр Алексеевич.
Ведь меняя килограмм говна на всё что угодно, только не этот сраный килограмм говна, взамен обычно получаешь десять килограммов. Десять килограммов того же говна. Обычно ещё и с мочой.
>>318956 О, нет! Мало того, что зарепортил, так ещё и скрыл! Интересно какая у бана будет мотивация: чрезмерная рефлексия? Слишком глубокое самокопание?
>>318956 Я вот еще подумал, кстати. Твой подход это тоже своего рода любовь к говну: вместо того, чтобы объяснить, где автор допустил оплошность, а где покривил душой, полить всё говном и ускакать с криком "недоумок! хуйлан!". Это неправильно как-то
Свеклушин вытащил упакованную в целлофан норму. — Ух ты, — Трофименко потянулся к аккуратному пакетику. — Смотри, какие у вас… А у нас просто в бумажных упаковках таких. И бумага грубая. И надпись такая оттиснутая плохо, криво. Синяя такая. А у вас смотри-ка, во как аккуратненько. Шрифт такой красивый… — Столица, чего ж ты хочешь, — Свеклушин разорвал пакет, вытряхнул норму на ладонь, отщипнул кусок и сунул в рот. Трофименко потрогал норму: — И свежая… во, мягкая какая. А у нас засохшая. Крошится вся… организаторы, бля. Не могут организовать… — А вы написали бы куда надо, — Свеклушин жевал, периодически отщипывая. — Написали, бля! — Трофименко швырнул папиросу, придавил ногой. — Не смеши, Саша. — Не помогает? — Да конечно. Всем до лампочки. А потом, говорят, почему периферия тянет слабо! Смешно. Сказка про белого бычка. Везут, везут опять пакеты эти. А там шуршит засохшая, лежалая. Норму уж могли бы наладить. Странно это все… — Дааа… много у нас еще этой несуразицы, — Свеклушин сунул в рот последний кусочек, скомкал хрустящий пакетик, хотел было швырнуть в урну, но Трофименко остановил. — Дай мне, не выкидывай. Жене покажу. Он разгладил пакетик, спрятал в карман. Встали. Трофименко поправил фуражку, Свеклушин — шарф. Секунду разглядывали одежду друг друга. Трофименко шмыгнул носом: — Саш… а вот если такую куртку достать? Трудно? — Да не то чтоб очень… но это чешская. Тоже дефицит. — Ну я переплачу там сколько надо, деньги есть, а? Как? — Да можно попробовать. У Верки продавщиц много знакомых, — Свеклушин переложил портфель в левую руку, вздохнул. — Попробуем. А щас ты, Серег, дуй на вокзал. Забирай вещи. Адрес помнишь? — Ну еще бы… — Ну и чудесно. Беги. Чтоб через полчаса — у нас. Усек? — Усек, — Трофименко улыбнулся. — Давай. Ждем. — Свеклушин кивнул, повернулся и бодро зашагал прочь. Трофименко улыбался и смотрел ему вслед.
>>319066 — Так вот… — Марина провела пахнущими кофе губами по смуглому Викину плечу, — аппарат этот для обработки нормы. — Правда? — Да. — Здорово… — Это мой дедушка сделал. Он химик был. Ты норму пробовала хоть раз? — Однажды рискнула. У Зинки Лебедевой кусочек отщипнула. — То-то, киса. А я регулярно. Двенадцать лет. Но благодаря моему гениальному дедушке, она уже ничем не пахнет. Ясно? — Ясно. Молодец дедуля. И долго так висеть ей? — Сутки. Норму с вечера намочишь в крутом таком содовом растворе, размягчишь, чтоб кашицей стала. А потом в аппарат. Туда мела, соляной кислоты и немного едкого натра. Вот. В горячей воде час, а потом над раковиной. А через сутки она отвисится, колбы разъединяю, там внутри формочка стеклянная, такая же, как норма — квадратная… формочки — плюх… — Марина провела рукой по Викиному животу, погладила гладко выбритый лобок. — И милости просим. Такая же норма. — А не вредная она после всех этих кислот? — Нет, что ты. Они нейтрализуют. Ничем не пахнет. Как глина. — Но тогда может лучше делать из чего-нибудь? — Нет, киса. Это не то. Прижавшись к ней, Марина гладила ее гениталии. — Почему не то? — Потому что это не норма. Это подделка. А за подделки у нас… прелесть какая, … как ракушечка раскрывается… за подделки у нас не милуют. А тут все в норме. В норме… Они обнялись. Целуя Марину, Вика потянула ее за руку: — Пошли, пошли скорей. — Что, наконец захотелось, киса? — таинственно засмеялась Марина, — Пошли… Миновав темный коридор, они оказались в комнате. Вика быстро легла на тахту, подложила под зад подушку, но вдруг приподняла голову: — Слушай, Маринк, но после аппарата-то все равно ведь говно? Ведь правда? Или другое что-то получается? Марина осторожно ложилась на нее валетом: — Да нет. Конечно, говном остается. Тут, как не перегоняй, ни фильтруй — все равно. Из говна сметану не выгонишь… — Это точно. Марина опустилась на Вику, провела руками по расслабившимся бедрам любовницы, погладила колени: — Но ты на этот счет не беспокойся, киса. Тебе ведь все равно не жевать. Вика улыбнулась в темноте и, недолго поискав, нашла губами в нависших над лицом гениталиях набухший влажный клитор Марины.
Я пришел к тем, кто так же опытен в названных вопросах, как и жители России, чтобы обсудить с Вами один немаловажный вопрос о наших общих проблемах.
Всем мы знаем, что съесть килограмм говна хуже, чем не есть его. Эта истина не требует обоснования независимо от того, пробовали Вы говно на вкус или нет. Но с другой стороны мы догадываемся, что съесть килограмм говна лучше, чем съесть 10 килограмм говна, приправленного свежей вонючей мочой.
Казалось бы, описанные мной вещи стары как мир и просты как три копейки! Любой здравомыслящий человек понимает их и без сомнения с ними согласится. Любой? Конечно же любой! Любой, кроме человека, живущего на постсоветском пространстве. Да-да, жители России, Украины, Казахстана, да чего уж греха таить, даже жители Белоруссии иногда грешат желанием откушать пару килограммов несвежего дерьмеца!
Сначала они понимают, что ежедневный рацион потребляемого ими говна перестал приходиться им по вкусу. Цвет стал не тот, да и запах, простите, уже совсем не радует нос. Потом при поддержке любителей говна из западной Европы и США, на жителей нашей Родины находит прозрение! "Как же так!" - кричат они - "Я вот уже 70 (23) лет ем старое вонючее говно! Ну и дела! Что же я, похож на идиота?" - спрашивают они, вытирая мочу с подбородка.
"Ну уж нет! Это раньше я съедал по килограмму говна в день, но больше такому не бывать!" - заявляют с уверенностью уставшие люди и начинают соображать, что бы им такого сотворить, чтобы говном перестать питаться. Они усердно думают, пока на помощь им не приходит добрый дядя. Этот дядя всегда разный, но он всегда неизменно указывает на недостатки съедаемого гражданами говна: на его отвратительный запах, его вызывающий рвотный рефлекс вкус, мерзкий цвет с зеленцой и чрезмерно жидкую консистенцию.
"Друзья!" - провозглашает он - "Хватит есть это говно! Заживемте как люди в конце концов! Выбрасывайте своё говно! Топчите его, плюйте в него! Забудьте даже думать о том, чтобы снова к нему притрагиваться! Свобода, друзья!". Этого дядю зовут Борис Николаевич Ельцин. Люди в припадке радости выплевывают недожеванные куски и начинают растаптывать их. Они жаждут перемен! Они уверены, что стоит лишь перестать жевать надоевшее говно и их жизнь превратится в рай. Они еще не знают, что с завтрашнего дня рацион их потребления говна вырастет на 9 килограммов. Это будет уже не то старое вонючее говно. Это будет свежее, отборное говно, с самой лучшей, самой вонючей мочой на планете! Борис Николаевич лично за этим проследит! Ну а если не справится он, то поможет Пётр Алексеевич.
Ведь меняя килограмм говна на всё что угодно, только не этот сраный килограмм говна, взамен обычно получаешь десять килограммов. Десять килограммов того же говна. Обычно ещё и с мочой.