>>72306053
Оп, Любе(твоей шлюхе на пике) передавай привет.

ОХ БЛЯТЬ ЧУТЬ НЕ ЗАБЫЛ САГАНУТЬ

>>72306963
ЧЁРТ ОТКЛЕИЛАСЬ

>>72306997
СПАСИБО ДРУГ

sage
вайпните тред внимание бляди.

Фу, блять! Фу, нахуй! Это пиздец, хорошо, что я гей.

>>72307135
Кажется я нашёл твою сажу. Это она?

>>72307387
sage

>>72307252
Правительство, несмотря на обещание не повышать налоговую нагрузку до 2018г., обсуждает целый ряд инициатив по повышению налогов. РБК насчитал семь ключевых предложений, о которых стало известно в последнее время. Их обилие эксперты связывают с резким ростом дефицита бюджетов в регионах и плохой экономической ситуацией. А главное - денег на поддержание социальных расходов взять больше неоткуда.

О некоторых предложениях, например введении налога с продаж в регионах, министр финансов Антон Силуанов объявил накануне заседания правительства. Другие были известны и раньше: например, рост налога на имущество из-за перехода на его расчет по кадастровой стоимости.

О более долгосрочных планах Минфин пока не распространяется, но в понедельник "Ведомости" передали, что с 2019г. могут вырасти еще два налога: НДФЛ и НДС. Источники РБК в правительстве подтвердили, что такое предложение Минфина тоже обсуждается.

Малый бизнес уже с 2015г. могут ожидать сразу два удара. Согласно уже принятому закону на него распространили налог на имущество: "упрощенка" и "вмененка" больше не освобождают от его уплаты. Минэкономразвития выступило с инициативой вернуть льготу, но не всем. Некоторые виды деятельности могут вообще исключить из перечня тех, кто имеет право платить налоги по упрощенной системе: торговлю, общепит и бытовые услуги.

"Я думаю, здесь оказали влияние крымские события, общеполитическая обстановка, тот факт, что у нас бюджет еле-еле выживает, несмотря на высокие цены на нефть", - объясняет обилие инициатив член экономической экспертной группы Александра Суслина. Она обращает внимание, что большинство предложений только обсуждаются. "Это не то, чтобы сейчас, и не то, чтобы точно повышают", - говорит она.

Финансово-экономический блок таким образом подчеркивает серьезность ситуации с нехваткой доходов и привлекает к обсуждению, с одной стороны, общественность, с другой - "другие части" правительства. "Не то, чтобы пугают, но так - припугивают", - говорит эксперт.

"Я не считаю, что правительство ведет с экономическими агентами игру как с малыми детьми: давайте всех попугаем, и все начнут вести себя хорошо", - возражает директор Центра макроэкономических исследований Сбербанка Юлия Цепляева. Самое простое объяснение - самое правильное, считает она: правительство ищет пути повысить налоги, потому что ищет дополнительные доходы. Главная причина этого - растущие проблемы в региональных бюджетах. Причины их появления, напоминает эксперт, это рост соцобязательств, замедление экономического роста, а также изменения начисления налога на прибыль, связанные с появлением консолидированных групп налогоплательщиков. Разумным решением, полагает Цепляева, было бы повышение двух федеральных налогов: НДС, который мог бы стать 20-процентным, и налога на прибыль.

Последний был понижен в кризис с 24 до 20%. "Когда-то его надо вернуть", - говорит Цепляева. Инициативы Минфина, по ее словам, либо "небыстрые", такие как повышение НДФЛ, либо непопулярные, как введение налога с продаж без отмены НДС: "только ленивый не критикует".

Страховые взносы в Фонд обязательного медстрахования (ФОМС)

Как все устроено: работодатель отчисляет 5,1% в ФОМС от зарплат сотрудников, не превышающих 624 тыс. руб. в год (52 тыс. руб. в месяц). Это часть единого страхового взноса (30% с тех же зарплат), остальное идет в Пенсионный фонд и Фонд соцстрахования. С зарплат свыше 624 тыс. руб. в год отчисления в ФОМС сегодня не взимаются, страховой взнос взимается по ставке 10% и полностью направляется в Пенсионный фонд.

Что предлагается: Минфин предлагает отчислять 5,1% в ФОМС с любых зарплат. Таким образом, нагрузка на работодателей, имеющих в штате только низкооплачиваемых работников, не вырастет. Остальные будут платить не 10, а 15,1% с зарплат свыше 52 тыс. руб. в месяц. Это увеличит поступления в ФОМС примерно на 200 млрд руб., заявил министр финансов Антон Силуанов.

Срок: неизвестно

Налог на доходы физических лиц (НДФЛ)

Как все устроено: основная ставка этого прямого налога в Империи 13%, столько работодатель отчисляет со всех зарплат сотрудников. Некоторые виды доходов облагаются по другим ставкам: 35% - для выигрышей и призов в конкурсах свыше 4000 руб.; 15% - для нерезидентов в отношении дивидендов от участия в российских компаниях и т.д. Некоторые виды доходов в Империи не облагаются НДФЛ, такие как пенсия, пособия, стипендии и др.

Что предлагается: повысить основную ставку НДФЛ с 13 до 15%, такое предложение Минфина обсуждается сейчас в правительстве, подтвердили РБК чиновники, участвующие в дискуссии о налоговой политике. Минфин отказался от официальных комментариев по этому вопросу.

Срок: с 2019г.

Налог на добавленную стоимость (НДС)

Как все устроено: налог, с помощью которого в бюджет изымается часть добавленной стоимости товара, работы или услуги на всех стадиях процесса производства товаров и услуг. Конечный потребитель уплачивает продавцу налог со всей стоимости приобретаемого им блага, однако в бюджет эта сумма начинает поступать ранее, так как налог уплачивает участие каждой стадии производства. И каждый такой участник имеет право на зачет разницы налога, уплаченного при покупке и продаже товара, поэтому он называется косвенным. Основная ставка НДС - 18%, для части товаров действует льготная ставка 10%, экспортируемые товары НДС не облагаются.

Что предлагается: повысить основную ставку НДС с 18 до 20%, такая инициатива Минфина обсуждается в правительстве вместе с предложением повысить НДФЛ, сообщают источники РБК. Минфин официально не комментирует эту инициативу.

Срок: с 2019г.

Региональный налог с продаж

Как все устроено: налог с продаж сегодня в Империи отсутствует. Этот налог на потребление, по мнению большинства экспертов, дублирует действующий НДС. Разница - в способе начисления. В отличие от НДС налог с продаж взимается со всей добавленной стоимости сразу при реализации товара или услуги конечному потребителю.

Что предлагается: ввести налог с продаж в регионах на усмотрение губернаторов со ставкой 3% (по словам министра финансов Антона Силуанова) или 5% (по словам замминистра экономического развития Андрея Клепача). Налог с продаж должен стать главным инструментом решения проблемы дефицита региональных бюджетов. По расчетам Минфина, эта мера в 2015-2017 годах даст регионам дополнительные доходы в размере 194,8 млрд, 210,7 млрд и 230 млрд руб. соответственно, сообщает ИТАР-ТАСС.

Срок: с 2015г.

Читать полностью: http://top.rbc.ru/economics/07/07/2014/935016.shtml

12 августа 18..., ровно в третий день после дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я получил такие чудесные подарки, в семь часов утра -- Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой -- из сахарной бумаги на палке -- по мухе. Он сделал это так неловко, что задел образок моего ангела, висевший на дубовой спинке кровати, и что убитая муха упала мне прямо на голову. Я высунул нос из-под одеяла, остановил рукою образок, который продолжал качаться, скинул убитую муху на пол и хотя заспанными, но сердитыми глазами окинул Карла Иваныча. Он же, в пестром ваточном халате, подпоясанном поясом из той же материи, в красной вязаной ермолке с кисточкой и в мягких козловых сапогах, продолжал ходить около стен, прицеливаться и хлопать.
"Положим, -- думал я, -- я маленький, но зачем он тревожит меня? Отчего он не бьет мух около Володи ной постели? вон их сколько! Нет, Володя старше меня; а я меньше всех: оттого он меня и мучит. Только о том и думает всю жизнь, -- прошептал я, -- как бы мне делать неприятности. Он очень хорошо видит, что разбудил и испугал меня, но выказывает, как будто не замечает... противный человек! И халат, и шапочка, и кисточка -- какие противные!"
В то время как я таким образом мысленно выражал свою досаду на Карла Иваныча, он подошел к своей кровати, взглянул на часы, которые висели над нею в шитом бисерном башмачке, повесил хлопушку на гвоздик и, как заметно было, в самом приятном расположении духа повернулся к нам.
-- Auf, Kinder, auf!.. s'ist Zeit. Die Mutter ust schon im Saal [Вставать, дети, вставать!.. пора. Мама уже в зале], -- крикнул он добрым немецким голосом, потом подошел ко мне, сел у ног и достал из кармана табакерку. Я притворился, будто сплю. Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за меня. Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки. -- Nun, nun, Faulenzer! [Ну, ну, ленивец!] -- говорил он.
Как я ни боялся щекотки, я не вскочил с постели и не отвечал ему, а только глубже запрятал голову под подушки, изо всех сил брыкал ногами и употреблял все старания удержаться от смеха.
"Какой он добрый и как нас любит, а я мог так дурно о нем подумать!"

Мне было досадно и на самого себя и на Карла Иваныча, хотелось смеяться и хотелось плакать: нервы были расстроены.
-- Ach, lassen sie [Ах, оставьте], Карл Иваныч! -- закричал я со слезами на глазах, высовывая голову из-под подушек.
Карл Иваныч удивился, оставил в покое мои подошвы и с беспокойством стал спрашивать меня: о чем я? не видел ли я чего дурного во сне?.. Его доброе немецкое лицо, участие, с которым он старался угадать причину моих слез, заставляли их течь еще обильнее: мне было совестно, и я не понимал, как за минуту перед тем я мог не любить Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты. Я сказал ему, что плачу оттого, что видел дурной сон, -- будто maman умерла и ее несут хоронить. Все это я выдумал, потому что решительно не помнил, что мне снилось в эту ночь; но когда Карл Иваныч, тронутый моим рассказом, стал утешать и успокаивать меня, мне казалось, что я точно видел этот страшный сон, и слезы полились уже от другой причины.
Когда Карл Иваныч оставил меня и я, приподнявшись на постели, стал натягивать чулки на свои маленькие ноги, слезы немного унялись, но мрачные мысли о выдуманном сне не оставляли меня. Вошел дядька Николай -- маленький, чистенький человечек, всегда серьезный, аккуратный, почтительный и большой приятель Карла Иваныча. Он нес наши платья и обувь. Володе сапоги, а мне покуда еще несносные башмаки с бантиками. При нем мне было бы совестно плакать; притом утреннее солнышко весело светило в окна, а Володя, передразнивая Марью Ивановну (гувернантку сестры), так весело и звучно смеялся, стоя над умывальником, что даже серьезный Николай, с полотенцем на плече, с мылом в одной руке и с рукомойником в другой, улыбаясь, говорил:
-- Будет вам, Владимир Петрович, извольте умываться.
Я совсем развеселился.
-- Sind sie bald fertig? [Скоро вы будете готовы?] -- послышался из классной голос Карла Иваныча.
Голос его был строг и не имел уже того выражения доброты, которое тронуло меня до слез. В классной Карл Иваныч был совсем другой человек: он был наставник. Я живо оделся, умылся и, еще с щеткой в руке приглаживая мокрые волосы, явился на его зов.

>>72307465
Oxxxymiron - В говне (текст песни)

Я покидаю дом в семь часов утра
В одном кармане диплом , а в другом дыра
Я сижу курю на детской площадке
Я в детстве о счастье мечтал, но надежды так шатки
Синоптик-паразит: вместо солнца дождик моросит
Люди говорят мне "Окси, подрасти!"
Но я бы скорее ногти отрастил
И с ГАЗПРОМ-СИТИ сиганул бы в костюме Hello Kitty ,
Бог видит
Что так пытался подстраиваться, быть как все
Совсем как однокурсник, друг или сосед
Но во мне что-то не так
Мне 23, но я развиваюсь с трудом, будто заштопанный флаг
Меня растили мать с бабушкой в парнике
А жизнь кидала, точно камушки по реке
И оставляя как они за собой эти круги ада
Говорил себе "вперёд, тебе больше других надо"

И я продолжаю жить в говне
Ты хоть бы день сумел прожить на дне, так что
Не втирай мне про духовные ценности
Лучше подскажи дорогу из бедности

Но не такую как у всех вокруг
Мне срать на мнение друзей и подруг, yeah
И ты еще спроси зачем я бэтлю
Тут уж либо бэттл-рэп , либо на шею петлю

Я прихожу домой в девять вечера
Тире дождь зпт ветер тчк
Мне здесь не место как немецкой овчарке на детской площадке
Моим пальцам не согреться в перчатках
И тыщу раз прожить мне не хватит что б понять как надо
Верил в Бога но он вышел покурить
А деньги манят будто женские коленки
Я как пленный инопланетянин не в своей тарелке
Можете говорить что я позёр, что я позор для рэпа
Что нужен шире диапазон и глубина во всём
Окей, я грубиян и что?!
Пойми что я лишь тот кто должен за тебя сказать
Всё то что для тебя грешно
Ведь я пережил в эмиграции из Империи на запад
Больше дерьма чем в канализации ассенизатор
И даже если мои трэки ни о чем
Я жму на record, майк включен
Помолясь начнём

И я продолжаю жить в говне
Ты хоть бы день сумел прожить на дне, так что
Не втирай мне про духовные ценности
Лучше подскажи мне дорогу из бедности

Но не такую как у всех вокруг
Мне срать на мнение друзей и подруг, yeah
И ты еще спроси зачем я бэтлю
Тут уж либо баттл-рэп, либо на шею петлю

И пусть меня не ждет успех
Но зато я рассказал что Лондон против всех
Это не приносит бешеной прибыли
Зато каждый третий в тачке слушал Спешл Деливери
Лаве за рэп дешевый миф
Но зато ты осознал Что такое биф
И ты можешь продавать микстейпы
Я всё равно их буду воровать Я хейтер

Голос его был строг и не имел уже того выражения доброты, которое тронуло меня до слез. В классной Карл Иваныч был совсем другой человек: он был наставник. Я живо оделся, умылся и, еще с щеткой в руке приглаживая мокрые волосы, явился на его зов.
Карл Иваныч, с очками на носу и книгой в руке, сидел на своем обычном месте, между дверью и окошком. Налево от двери были две полочки: одна -- наша, детская, другая -- Карла Иваныча, собственная. На нашей были всех сортов книги -- учебные и неучебные: одни стояли, другие лежали. Только два больших тома "Histoire des voyages" [История путешествий], в красных переплетах, чинно упирались в стену; а потом пошли длинные, толстые, большие и маленькие книги, -- корочки без книг и книги без корочек; все туда же, бывало, нажмешь и всунешь, когда прикажут перед рекреацией привести в порядок библиотеку, как громко называл Карл Иваныч эту полочку. Коллекция книг на собственной если не была так велика, как на нашей, то была еще разнообразнее. Я помню из них три: немецкую брошюру об унавоживании огородов под капусту -- без переплета, один том истории Семилетней войны -- в пергаменте, прожженном с одного угла, и полный курс гидростатики. Карл Иваныч большую часть своего времени проводил за чтением, даже испортил им свое зрение; но, кроме этих книг и "Северной пчелы", он ничего не читал.
В числе предметов, лежавших на полочке Карла Иваныча, был один, который больше всего мне его напоминает. Это -- кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку, в которой кружок этот подвигался посредством шпеньков. На кружке была наклеена картинка, представляющая карикатуры какой-то барыни и парикмахера. Карл Иваныч очень хорошо клеил и кружок этот сам изобрел и сделал для того, чтобы защищать свои слабые глаза от яркого света.
Как теперь вижу я перед собой длинную фигуру в ваточном халате и в красной шапочке, из-под которой виднеются редкие седые волосы. Он сидит подле столика, на котором стоит кружок с парикмахером, бросавшим тень на его лицо; в одной руке он держит книгу, другая покоится на ручке кресел; подле него лежат часы с нарисованным егерем на циферблате, клетчатый платок, черная круглая табакерка, зеленый футляр для очков, щипцы на лоточке. Все это так чинно, аккуратно лежит на своем месте, что по одному этому порядку можно заключить, что у Карла Иваныча совесть чиста и душа покойна.
Бывало, как досыта набегаешься внизу по зале, на цыпочках прокрадешься наверх, в классную, смотришь -- Карл Иваныч сидит себе один на своем кресле и с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь из своих любимых книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.

Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: "Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он -- один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю, -- ужасно быть в его положении!" И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: "Lieber [Милый] Карл Иваныч!" Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подкленные рукою Карла Иваныча. На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна -- изрезанная, наша, другая -- новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой -- черная доска, на которой кружками отмечались наши большие проступки и крестиками -- маленькие. Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.
Как мне памятен этот угол! Помню заслонку в печи, отдушник в этой заслонке и шум, который он производил, когда его поворачивали. Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: "Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидростатику, -- а каково мне?" -- и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок на землю -- право, один страх хуже всякого наказания. Оглянешься на Карла Иваныча, -- а он сидит себе с книгой в руке и как будто ничего не замечает.
В середине комнаты стоял стол, покрытый оборванной черной клеенкой, из-под которой во многих местах виднелись края, изрезанные перочинными ножами. Кругом стола было несколько некрашеных, но от долгого употребления залакированных табуретов. Последняя стена была занята тремя окошками. Вот какой был вид из них: прямо под окнами дорога, на которой каждая выбоина, каждый камешек, каждая колея давно знакомы и милы мне; за дорогой -- стриженая липовая аллея, из-за которой кое-где виднеется плетеный частокол; через аллею виден луг, с одной стороны которого гумно, а напротив лес; далеко в лесу видна избушка сторожа. Из окна направо видна часть террасы, на которой сиживали обыкновенно большие до обеда. Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть, и думаешь: "Когда же я буду большой, перестану учиться и всегда буду сидеть не за диалогами, а с теми, кого я люблю?" Досада перейдет в грусть, и, Бог знает отчего и о чем, так задумаешься, что и не слышишь, как Карл Иваныч сердится за ошибки.
Карл Иваныч снял халат, надел синий фрак с возвышениями и сборками на плечах, оправил перед зеркалом свой галстук и повел нас вниз -- здороваться с матушкой.

Матушка сидела в гостиной и разливала чай; одной рукой она придерживала чайник, другою -- кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. Но хотя она смотрела пристально, она не замечала этого, не замечала и того, что мы вошли.
Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно видишь их. Это слезы воображения. Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.

>>72307609
Oxxxymiron - В говне (текст песни)

Я покидаю дом в семь часов утра
В одном кармане диплом , а в другом дыра
Я сижу курю на детской площадке
Я в детстве о счастье мечтал, но надежды так шатки
Синоптик-паразит: вместо солнца дождик моросит
Люди говорят мне "Окси, подрасти!"
Но я бы скорее ногти отрастил
И с ГАЗПРОМ-СИТИ сиганул бы в костюме Hello Kitty ,
Бог видит
Что так пытался подстраиваться, быть как все
Совсем как однокурсник, друг или сосед
Но во мне что-то не так
Мне 23, но я развиваюсь с трудом, будто заштопанный флаг
Меня растили мать с бабушкой в парнике
А жизнь кидала, точно камушки по реке
И оставляя как они за собой эти круги ада
Говорил себе "вперёд, тебе больше других надо"

И я продолжаю жить в говне
Ты хоть бы день сумел прожить на дне, так что
Не втирай мне про духовные ценности
Лучше подскажи дорогу из бедности

Но не такую как у всех вокруг
Мне срать на мнение друзей и подруг, yeah
И ты еще спроси зачем я бэтлю
Тут уж либо бэттл-рэп , либо на шею петлю

Я прихожу домой в девять вечера
Тире дождь зпт ветер тчк
Мне здесь не место как немецкой овчарке на детской площадке
Моим пальцам не согреться в перчатках
И тыщу раз прожить мне не хватит что б понять как надо
Верил в Бога но он вышел покурить
А деньги манят будто женские коленки
Я как пленный инопланетянин не в своей тарелке
Можете говорить что я позёр, что я позор для рэпа
Что нужен шире диапазон и глубина во всём
Окей, я грубиян и что?!
Пойми что я лишь тот кто должен за тебя сказать
Всё то что для тебя грешно
Ведь я пережил в эмиграции из Империи на запад
Больше дерьма чем в канализации ассенизатор
И даже если мои трэки ни о чем
Я жму на record, майк включен
Помолясь начнём

И я продолжаю жить в говне
Ты хоть бы день сумел прожить на дне, так что
Не втирай мне про духовные ценности
Лучше подскажи мне дорогу из бедности

Но не такую как у всех вокруг
Мне срать на мнение друзей и подруг, yeah
И ты еще спроси зачем я бэтлю
Тут уж либо баттл-рэп, либо на шею петлю

И пусть меня не ждет успех
Но зато я рассказал что Лондон против всех
Это не приносит бешеной прибыли
Зато каждый третий в тачке слушал Спешл Деливери
Лаве за рэп дешевый миф
Но затоакое биф
И ты можешь продавать микстейпы
Я всё равно их буду воровать Я хейтер

-- Постойте на минутку, Мими, -- сказала maman Марье Ивановне с улыбкой, -- ничего не слышно.
Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было ее лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно.
Поздоровавшись со мною, maman взяла обеими руками мою голову и откинула ее назад, потом посмотрела пристально на меня и сказала:
-- Ты плакал сегодня?
Я не отвечал. Она поцеловала меня в глаза и по-немецки спросила:
-- О чем ты плакал?
Когда она разговаривала с нами дружески, она всегда говорила на атом языке, который знала в совершенстве.
-- Это я во сне плакал, maman, -- сказал я, припоминая со всеми подробностями выдуманный сон и невольно содрогаясь при этой мысли.
Карл Иваныч подтвердил мои слова, но умолчал о сне. Поговорив еще о погоде, -- разговор, в котором приняла участие и Мими, -- maman положила на поднос шесть кусочков сахару для некоторых почетных слуг, стала и подошла к пяльцам, которые стояли у окна.
-- Ну, ступайте теперь к папа, дети, да скажите ему, чтобы он непременно ко мне зашел, прежде чем пойдет на гумно.
Музыка, считанье и грозные взгляды опять начались, а мы пошли к папа. Пройдя комнату, удержавшую еще от времен дедушки название официантской, мы вошли в кабинет.

Глава III. ПАПА

Он стоял подле письменного стола и, указывая на какие-то конверты, бумаги и кучки денег, горячился и с жаром толковал что-то приказчику Якову Михайлову, который, стоя на своем обычном месте, между дверью и барометром, заложив руки за спину, очень быстро и в разных направлениях шевелил пальцами.
Чем больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно -- выражало сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем, воля ваша!

Увидев нас, папа только сказал:
-- Погодите, сейчас.
И показал движением головы дверь, чтобы кто-нибудь из нас затворил ее.
-- Ах, Боже мой милостивый! что с тобой нынче, Яков? -- продолжал он к приказчику, подергивая плечом (у него была эта привычка). -- Этот конверт со вложением восьмисот рублей...
Яков подвинул счеты, кинул восемьсот и устремил взоры на неопределенную точку, ожидая, что будет дальше.
-- ...для расходов по экономии в моем отсутствии. Понимаешь? За мельницу ты должен получить тысячу рублей... так или нет? Залогов из казны ты должен получить обратно восемь тысяч; за сено, которого, по твоему же расчету, можно продать семь тысяч пудов, -- кладу по сорок пять копеек, -- ты получишь три тысячи; следовательно, всех денег у тебя будет сколько? Двенадцать тысяч... так или нет?
-- Так точно-с, -- сказал Яков.
Но по быстроте движений пальцами я заметил, что он хотел возразить; папа перебил его:
-- Ну, из этих-то денег ты пошлешь десять тысяч в Совет за Петровское. Теперь деньги, которые находятся в конторе, -- продолжал папа (Яков смешал прежние двенадцать тысяч и кинул двадцать одну тысячу), -- ты принесешь мне и нынешним же числом покажешь в расходе. (Яков смешал счеты и перевернул их, показывая, должно быть, этим, что и деньги двадцать одна тысяча пропадут так же.) Этот же конверт с деньгами ты передаешь от меня по адресу.
Я близко стоял от стола и взглянул на надпись. Было написано: "Карлу Ивановичу Мауеру".
Должно быть, заметив, что я прочел то, чего мне знать не нужно, папа положил мне руку на плечо и легким движением показал направление прочь от стола. Я не понял, ласка ли это или замечание, на всякий же случай поцеловал большую жилистую руку, которая лежала на моем плече.
-- Слушаю-с, -- сказал Яков. -- А какое приказание будет насчет хабаровских денег? Хабаровка была деревня maman.
-- Оставить в конторе и отнюдь никуда не употреблять без моего приказания.
Яков помолчал несколько секунд; потом вдруг пальцы его завертелись с усиленной быстротой, и он, переменив выражение послушного тупоумия, с которым слушал господские приказания, на свойственное ему выражение плутоватой сметливости, подвинул к себе счеты и начал говорить:
-- Позвольте вам доложить, Петр Александрыч, что, как вам будет угодно, а в Совет к сроку заплатить нельзя. Вы изволите говорить, -- продолжал он с расстановкой, -- что должны получиться деньги с залогов, с мельницы и сена. (Высчитывая эти статьи, он кинул их на кости.) Так я боюсь, как бы нам не ошибиться в расчетах, -- прибавил он, помолчав немного и глубокомысленно взглянув на папа.
-- Отчего?

-- А вот изволите видеть: насчет мельницы, так, мельник уже два раза приходил ко мне отсрочки просить и Христом-богом божился, что денег у него нет... да он и теперь здесь: так не угодно ли вам будет самим с ним поговорить?
-- Что же он говорит? -- спросил папа, делая головою знак, что не хочет говорить с мельником.
-- Да известно что, говорит, что помолу совсем не было, что какие деньжонки были, так все в плотину посадил. Что ж, коли нам его снять, судырь, так опять-таки найдем ли тут расчет? Насчет залогов изволили говорить, так я уже, кажется, вам докладывал, что наши денежки там сели и скоро их получить не придется. Я намедни посылал в город к Ивану Афанасьичу воз муки и записку об этом деле: так они опять-таки отвечают, что и рад бы стараться для Петра Александрыча, но дело не в моих руках, а что, как по всему видно, так вряд ли и через два месяца получится ваша квитанция. Насчет сена изволили говорить, положим, что и продастся на три тысячи...
Он кинул на счеты три тысячи и с минуту молчал, посматривая то на счеты, то в глаза папа с таким выражением: "Вы сами видите, как это мало! Да и на сене опять-таки проторгуем, коли его теперь продавать, вы сами изволите знать..."
Видно было, что у него еще большой запас доводов; должно быть, поэтому папа перебил его.
-- Я распоряжений своих не переменю, -- сказал он, -- но если в получении этих денег действительно будет задержка, то, нечего делать, возьмешь из хабаровских, сколько нужно будет.
-- Слушаю-с.
По выражению лица и пальцев Якова заметно было, что последнее приказание доставило ему большое удовольствие.
Яков был крепостной, весьма усердный и преданный человек; он, как и все хорошие приказчики, был до крайности скуп за своего господина и имел о выгодах господских самые странные понятия. Он вечно заботился о приращении собственности своего господина на счет собственности госпожи, стараясь доказывать, что необходимо употреблять все доходы с ее имений на Петровское (село, в котором мы жили). В настоящую минуту он торжествовал, потому что совершенно успел в этом.
Поздоровавшись, папа сказал, что будет нам в деревне баклуши бить, что мы перестали быть маленькими и что пора нам серьезно учиться.
-- Вы уже знаете, я думаю, что я нынче в ночь еду в Москву и беру вас с собою, -- сказал он. -- Вы будете жить у бабушки, а maman с девочками остается здесь. И вы это знайте, что одно для нее будет утешение -- слышать, что вы учитесь хорошо и что вами довольны.

>>72307609
>маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.

Хотя по приготовлениям, которые за несколько дней заметны были, мы уже ожидали чего-то необыкновенного, однако новость эта поразила нас ужасно. Володя покраснел и дрожащим голосом передал поручение матушки.
"Так вот что предвещал мне мой сон! -- подумал я. -- Дай Бог только, чтобы не было чего-нибудь еще хуже".
Мне очень, очень жалко стало матушку, и вместе с тем мысль, что мы точно стали большие, радовала меня.
"Ежели мы нынче едем, то, верно, классов не будет; это славно! -- думал я. -- Однако жалко Карла Иваныча. Его, верно, отпустят, потому что иначе не приготовили бы для него конверта... Уж лучше бы век учиться да не уезжать, не расставаться с матушкой и не обижать бедного Карла Иваныча. Он и так очень несчастлив!"
Мысли эти мелькали в моей голове; я не трогался с места и пристально смотрел на черные бантики своих башмаков.
Сказав с Карлом Иванычем еще несколько слов о понижении барометра и приказав Якову не кормить собак, с тем чтобы на прощанье выехать после обеда послушать молодых гончих, папа, против моего ожидания, послал нас учиться, утешив, однако, обещанием взять на охоту.
По дороге наверх я забежал на террасу. У дверей, на солнышке, зажмурившись, лежала любимая борзая собака отца -- Милка.
-- Милочка, -- говорил я, лаская ее и целуя в морду, -- мы нынче едем: прощай! никогда больше не увидимся.
Я расчувствовался и заплакал.

Глава IV. КЛАССЫ

Карл Иваныч был очень не в духе. Это было заметно по его сдвинутым бровям и по тому, как он швырнул свой сюртук в комод, и как сердито подпоясался, и как сильно черкнул ногтем по книге диалогов, чтобы означить то место, до которого мы должны были вытвердить. Володя учился порядочно; я же так был расстроен, что решительно ничего не мог делать. Долго бессмысленно смотрел я в книгу диалогов, но от слез, набиравшихся мне в глаза при мысли о предстоящей разлуке, не мог читать; когда же пришло время говорить их Карлу Иванычу, который, зажмурившись, слушал меня (это был дурной признак), именно на том месте, где один говорит: "Wo kommen sie her?" [Откуда вы идете?], а другой отвечает: "Ich komme vom Kaffe-Hause" [Я иду из кофейни (нем).], -- я не мог более удерживать слез и от рыданий не мог произнести: "Haben sie die Zeitung nicht gelesen?" [Вы не читали газету?]. Когда дошло дело до чистописания, я от слез, падавших на бумагу, наделал таких клякс, как будто писал водой на оберточной бумаге.
Карл Иваныч рассердился, поставил меня на колени, твердил, что это упрямство, кукольная комедия (это было любимое его слово), угрожал линейкой и требовал, чтобы я просил прощенья, тогда как я от слез не мог слова вымолвить; наконец, должно быть, чувствуя свою несправедливость, он ушел в комнату Николая и хлопнул дверью.
Из классной слышен был разговор в комнате дядьки.

-- Ты слышал, Николай, что дети едут в Москву? -- сказал Карл Иваныч, входя в комнату.
-- Как же-с, слышал.
Должно быть, Николай хотел встать, потому что Карл Иваныч сказал: "Сиди, Николай!" -- и вслед за этим затворил дверь. Я вышел из угла и подошел к двери подслушивать.
-- Сколько ни делай добра людям, как ни будь привязан, видно, благодарности нельзя ожидать, Николай? -- говорил Карл Иваныч с чувством.
Николай, сидя у окна за сапожной работой, утвердительно кивнул головой.
-- Я двенадцать лет живу в этом доме и могу сказать перед Богом, Николай, -- продолжал Карл Иваныч, поднимая глаза и табакерку к потолку, -- что я их любил и занимался ими больше, чем ежели бы это были мои собственные дети. Ты помнишь, Николай, когда у Володеньки была горячка, помнишь, как я девять дней, не смыкая глаз, сидел у его постели. Да! тогда я был добрый, милый Карл Иваныч, тогда я был нужен; а теперь, -- прибавил он, иронически улыбаясь, -- теперь дети большие стали: им надо серьезно учиться. Точно они здесь не учатся, Николай?
-- Как же еще учиться, кажется, -- сказал Николай, положив шило и протягивая обеими руками дратвы.
-- Да, теперь я не нужен стал, меня и надо прогнать; а где обещания? где благодарность? Наталью Николаевну я уважаю и люблю, Николай, -- сказал он, прикладывая руку к груди, -- да что она?.. ее воля в этом доме все равно, что вот это, -- при этом он с выразительным жестом кинул на пол обрезок кожи. -- Я знаю, чьи это штуки и отчего я стал не нужен: оттого, что я не льщу и не потакаю во всем, как иные люди. Я привык всегда и перед всеми говорить правду, -- сказал он гордо. -- Бог с ними! Оттого, что меня не будет, они не разбогатеют, а я, Бог милостив, найду себе кусок хлеба... не так ли, Николай?
Николай поднял голову и посмотрел на Карла Иваныча так, как будто желая удостовериться, действительно ли может он найти кусок хлеба, -- но ничего не сказал.
Много и долго говорил в этом духе Карл Иваныч: говорил о том, как лучше умели ценить его заслуги у какого-то генерала, где он прежде жил (мне очень больно было это слышать), говорил о Саксонии, о своих родителях, о друге своем портном Schönheit и т. д. и т. д.
Я сочувствовал его горю, и мне больно было, что отец и Карл Иваныч, которых я почти одинаково любил, не поняли друг друга; я опять отправился в угол, сел на пятки и рассуждал о том, как бы восстановить между ними согласие.

>>72307743
Друг, ты потерял всю сажу? Не волнуйся. Я щедрый, вот возьми из моего мешка.

>>72307609
маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.

Вернувшись в классную, Карл Иваныч велел мне встать и приготовить тетрадь для писания под диктовку. Когда все было готово, он величественно опустился в свое кресло и голосом, который, казалось, выходил из какой-то глубины, начал диктовать следующее: "Von al-len Lei-den-schaf-ten die grau-sam-ste ist... ha ben sie geschrieben?" [Из всех пороков самый тяжкий... написали?]. Здесь он остановился, медленно понюхал табаку и продолжал с новой силой: "die grausamste ist die Un-dank-bar-keit... Ein grosses U" [Самый тяжкий есть Неблагодарность... Большое Н] В ожидании продолжения, написав последнее слово, я посмотрел на него.
-- Punctum [Точка], -- сказал он с едва заметной улыбкой и сделал знак, чтобы мы подали ему тетради.
Несколько раз, с различными интонациями и с выражением величайшего удовольствия, прочел он это изречение, выражавшее его задушевную мысль; потом задал нам урок из истории и сел у окна. Лицо его не было угрюмо, как прежде; оно выражало довольство человека, достойно отмстившего за нанесенную ему обиду.
Было без четверти час; но Карл Иваныч, казалось, и не думал о том, чтобы отпустить нас: он то и дело задавал новые уроки. Скука и аппетит увеличивались в одинаковой мере. Я с сильным нетерпением следил за всеми признаками, доказывавшими близость обеда. Вот дворовая женщина с мочалкой идет мыть тарелки, вот слышно, как шумят посудой в буфете, раздвигают стол и ставят стулья, вот и Мими с Любочкой и Катенькой (Катенька -- двенадцатилетняя дочь Мими) идут из саду; но не видать Фоки -- дворецкого Фоки, который всегда приходи г и объявляет, что кушать готово. Тогда только можно будет бросить книги и, не обращая внимания на Карла Иваныча, бежать вниз.
Вот слышны шаги по лестнице; но это не Фока! Я изучил его походку и всегда узнаю скрип его сапогов. Дверь отворилась, и в ней показалась фигура, мне совершенно незнакомая.

Глава V. ЮРОДИВЫЙ

В комнату вошел человек лет пятидесяти, с бледным, изрытым оспою продолговатым лицом, длинными седыми волосами и редкой рыжеватой бородкой. Он был такого большого роста, что для того, чтобы пройти в дверь, ему не только нужно было нагнуть голову, но и согнуться всем телом. На нем было надето что-то изорванное, похожее на кафтан и на подрясник; в руке он держал огромный посох. Войдя в комнату, он из всех сил стукнул им по полу и, скривив брови и чрезмерно раскрыв рот, захохотал самым страшным и неестественным образом Он был крив на один глаз, и белый зрачок этого глаза прыгал беспрестанно и придавал его и без того некрасивому лицу еще более отвратительное выражение.
-- Ага! попались! -- закричал он, маленькими шажками подбегая к Володе, схватил его за голову и начал тщательно рассматривать его макушку, потом с совершенно серьезным выражением отошел от него, подошел к столу и начал дуть под клеенку и крестить ее. -- О-ох жалко! о-ох больно!.. сердечные... улетят, -- заговорил он потом дрожащим от слез голосом, с чувством всматриваясь в Володю, и стал утирать рукавом действительно падавшие слезы.
Голос его был груб и хрипл, движения торопливы и неровны, речь бессмысленна и несвязна (он никогда не употреблял местоимений), но ударения так трогательны и желтое уродливое лицо его принимало иногда такое откровенно печальное выражение, что, слушая его, нельзя было удержаться от какого-то смешанного чувства сожаления, страха и грусти.

Это был юродивый и странник Гриша.
Откуда был он? кто были его родители? что побудило его избрать странническую жизнь, какую он вел? Никто не знал этого. Знаю только то, что он с пятнадцатого года стал известен как юродивый, который зиму и лето ходит босиком, посещает монастыри, дарит образочки тем, кого полюбит, и говорит загадочные слова, которые некоторыми принимаются за предсказания, что никто никогда не знал его в другом виде, что он изредка хаживал к бабушке и что одни говорили, будто он несчастный сын богатых родителей и чистая душа, а другие, что он просто мужик и лентяй.
Наконец явился давно желанный пунктуальный Фока, и мы пошли вниз. Гриша, всхлипывая и продолжая говорить разную нелепицу, шел за нами и стучал костылем по ступенькам лестницы. Папа и maman ходили рука об руку по гостиной и о чем-то тихо разговаривали. Марья Ивановна чинно сидела на одном из кресел, симметрично, под прямым углом, примыкавшем к дивану, и строгим, но сдержанным голосом давала наставления сидевшим подле нее девочкам. Как только Карл Иваныч вошел в комнату, она взглянула на него, тотчас же отвернулась, и лицо ее приняло выражение, которое можно передать так: я вас не замечаю, Карл Иваныч. По глазам девочек заметно было, что они очень хотели поскорее передать нам какое-то очень важное известие; но вскочить с своих мест и подойти к нам было бы нарушением правил Мими. Мы сначала должны были подойти к ней, сказать: "Воnjour, Mimi", шаркнуть ногой, а потом уже позволялось вступать в разговоры.
Что за несносная особа была эта Мими! При ней, бывало, ни о чем нельзя было говорить: она все находила неприличным. Сверх того, она беспрестанно приставала: "Parlez donc français" [Говорите же по-французски], а тут-то, как назло так и хочется болтать по-русски; или за обедом -- только что войдешь во вкус какого-нибудь кушанья и желаешь, чтобы никто не мешал, уж она непременно: "Mangez donc avec du pain" или "Comment се que vous tenez votre fourchette?" ["Ешьте же с хлебом", "Как вы держите вилку?"] "И какое ей до нас дело! -- подумаешь. -- Пускай она учит своих девочек, а у нас есть на это Карл Иваныч". Я вполне разделял его ненависть к иным людям.
-- Попроси мамашу, чтобы нас взяли на охоту, -- сказала Катенька шепотом, останавливая меня за курточку, когда большие прошли вперед в столовую.
-- Хорошо, постараемся.
Гриша обедал в столовой, но за особенным столиком; он не поднимал глаз с своей тарелки, изредка вздыхал, делал страшные гримасы и говорил, как будто сам с собою: "Жалко!.. улетела... улетит голубь в небо... ох, на могиле камень!.." и т. п.
Maman с утра была расстроена; присутствие, слова и поступки Гриши заметно усиливали в ней это расположение.
-- Ах да, я было и забыла попросить тебя об одной вещи, -- сказала она, подавая отцу тарелку с супом.
-- Что такое?

>>72307609
маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.>>72307939

-- Вели, пожалуйста, запирать своих страшных собак, а то они чуть не закусали бедного Гришу, когда он проходил по двору. Они этак и на детей могут броситься.
Услыхав, что речь идет о нем, Гриша повернулся к столу, стал показывать изорванные полы своей одежды и, пережевывая, приговаривать:
-- Хотел, чтобы загрызли... Бог не попустил. Грех собаками травить! большой грех! Не бей, большак [Так он безразлично называл всех мужчин], что бить? Бог простит... дни не такие.
-- Что это он говорит? -- спросил папа, пристально и строго рассматривая его. -- Я ничего не понимаю.
-- А я понимаю, -- отвечала maman, -- он мне рассказывал, что какой-то охотник нарочно на него пускал собак, так он и говорит: "Хотел, чтобы загрызли, но Бог не попустил", -- и просит тебя, чтобы ты за это не наказывал его.
-- А! вот что! -- сказал папа. -- Почем же он знает, что я хочу наказывать этого охотника? Ты знаешь, я вообще не большой охотник до этих господ, -- продолжал он по-французски, -- но этот особенно мне не нравится и должен быть...
-- Ах, не говори этого, мой друг, -- прервала его maman, как будто испугавшись чего-нибудь, -- почем ты знаешь?
-- Кажется, я имел случай изучить эту породу людей -- их столько к тебе ходит, -- все на один покрой. Вечно одна и та же история...
Видно было, что матушка на этот счет была совершенно другого мнения и не хотела спорить.
-- Передай мне, пожалуйста, пирожок, -- сказала она. -- Что, хороши ли они нынче?
-- Нет, меня сердит, -- продолжал папа, взяв в руку пирожок, но держа его на таком расстоянии, чтобы maman не могла достать его, -- нет, меня сердит, когда я вижу, что люди умные и образованные вдаются в обман.
И он ударил вилкой по столу.
-- Я тебя просила передать мне пирожок, -- повторила она, протягивая руку.
-- И прекрасно делают, -- продолжал папа, отодвигая руку, -- что таких людей сажают в полицию. Они приносят только ту пользу, что расстраивают и без того слабые нервы некоторых особ, -- прибавил он с улыбкой, заметив, что этот разговор очень не нравился матушке, и подал ей пирожок.

>>72308049
маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.

САЖИ.

-- Я на это тебе только одно скажу: трудно поверить, чтобы человек, который, несмотря на свои шестьдесят лет, зиму и лето ходит босой и, не снимая, носит под платьем вериги в два пуда весом и который не раз отказывался от предложений жить спокойно и на всем готовом, -- трудно поверить, чтобы такой человек все это делал только из лени. Насчет предсказаний, -- прибавила она со вздохом и помолчав немного, -- je suis payée pour y croire [я заплатила за то, чтобы им верить]; я тебе рассказывала, кажется, как Кирюша день в день, час в час предсказал покойнику папеньке его кончину.
-- Ах, что ты со мной сделала! -- сказал папа, улыбаясь и приставив руку ко рту с той стороны, с которой сидела Мими. (Когда он это делал, я всегда слушал с напряженным вниманием, ожидая чего-нибудь смешного.) -- Зачем ты мне напомнила об его ногах? Я посмотрел и теперь ничего есть не буду.
Обед клонился к концу. Любочка и Катенька беспрестанно подмигивали нам, вертелись на своих стульях и вообще изъявляли сильное беспокойство. Подмигивание это значило: "Что же вы не просите, чтобы нас взяли на охоту?" Я толкнул локтем Володю, Володя толкнул меня и наконец решился: сначала робким голосом, потом довольно твердо и громко, он объяснил, что так как мы нынче должны ехать, то желали бы, чтобы девочки вместе с нами поехали на охоту, в линейке. После небольшого совещания между большими вопрос этот решен был в нашу пользу, и -- что было еще приятнее -- maman сказала, что она сама поедет с нами.

Глава VI. ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ОХОТЕ

Во время пирожного был позван Яков и отданы приказания насчет линейки, собак и верховых лошадей -- все с величайшею подробностию, называя каждую лошадь по имени. Володина лошадь хромала; папа велел оседлать для него охотничью. Это слово: "охотничья лошадь" -- как-то странно звучало в ушах maman: ей казалось, что охотничья лошадь должна быть что-то вроде бешеного зверя и что она непременно понесет и убьет Володю. Несмотря на увещания папа и Володи, который с удивительным молодечеством говорил, что это ничего и что он очень любит, когда лошадь несет, бедняжка maman продолжала твердить, что она все гулянье будет мучиться.
Обед кончился; большие пошли в кабинет пить кофе, а мы побежали в сад шаркать ногами по дорожкам, покрытым упадшими желтыми листьями, и разговаривать. Начались разговоры о том, что Володя поедет на охотничьей лошади, о том, как стыдно, что Любочка тише бегает, чем Катенька, о том, что интересно было бы посмотреть вериги Гриши, и т. д.; о том же, что мы расстаемся, ни слова не было сказано. Разговор наш был прерван стуком подъезжавшей линейки, на которой у каждой рессоры сидело по дворовому мальчику. За линейкой ехали охотники с собаками, за охотниками -- кучер Игнат на назначенной Володе лошади и вел в поводу моего старинного клепера. Сначала мы все бросились к забору, от которого видны были все эти интересные вещи, а потом с визгом и топотом побежали на верх одеваться, и одеваться так, чтобы как можно более походить на охотников. Одно из главных к тому средств было всучивание панталон в сапоги. Нимало не медля, мы принялись за это дело, торопясь скорее кончить его и бежать на крыльцо наслаждаться видом собак, лошадей и разговором с охотниками.

День был жаркий. Белые, причудливых форм тучки с утра показались на горизонте; потом все ближе и ближе стал сгонять их маленький ветерок, так что изредка они закрывали солнце. Сколько ни ходили и ни чернели тучи, видно, не суждено им было собраться в грозу и в последний раз помешать нашему удовольствию. К вечеру они опять стали расходиться: одни побледнели, подлиннели и бежали на горизонт; другие, над самой головой, превратились в белую прозрачную чешую; одна только черная большая туча остановилась на востоке. Карл Иваныч всегда знал, куда какая туча пойдет; он объявил, что эта туча пойдет к Масловке, что дождя не будет и погода будет превосходная.
Фока, несмотря на свои преклонные лета, сбежал с лестницы очень ловко и скоро, крикнул: "Подавай!" -- и, раздвинув ноги, твердо стал посредине подъезда, между тем местом, куда должен был подкатить линейку кучер, и порогом, в позиции человека, которому не нужно напоминать о его обязанности. Барыни сошли и после небольшого прения о том, кому на какой стороне сидеть и за кого держаться (хотя, мне кажется, совсем не нужно было держаться}, уселись, раскрыли зонтики и поехали. Когда линейка тронулась, maman, указывая на "охотничью лошадь", спросила дрожащим голосом у кучера:
-- Это для Владимира Петровича лошадь?
И когда кучер отвечал утвердительно, она махнула рукой и отвернулась. Я был в сильном нетерпении: взлез на свою лошадку, смотрел ей между ушей и делал по двору разные эволюции.
-- Собак не извольте раздавить, -- сказал мне какой-то охотник.
-- Будь покоен: мне не в первый раз, -- отвечал я гордо.
Володя сел на "охотничью лошадь", несмотря на твердость своего характера, не без некоторого содрогания и, оглаживая ее, несколько раз спросил:
-- Смирна ли она?
На лошади же он был очень хорош -- точно большой. Обтянутые ляжки его лежали на седле так хорошо, что мне было завидно, -- особенно потому, что, сколько я мог судить по тени, я далеко не имел такого прекрасного вида.
Вот послышались шаги папа на лестнице; выжлятник подогнал отрыскавших гончих; охотники с борзыми подозвали своих и стали садиться. Стремянный подвел лошадь к крыльцу; собаки своры папа, которые прежде лежали в разных живописных позах около нее, бросились к нему. Вслед за ним, в бисерном ошейнике, побрякивая железкой, весело выбежала Милка. Она, выходя, всегда здоровалась с псарными собаками: с одними поиграет, с другими понюхается и порычит, а у некоторых поищет блох.
Папа сел на лошадь, и мы поехали.

>>72308080
маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.

Глава VII. ОХОТА

Доезжачий, прозывавшийся Турка, на голубой горбоносой лошади в мохнатой шапке, с огромным рогом за плечами и ножом на поясе, ехал впереди всех. По мрачной и свирепой наружности этого человека скорее можно было подумать, что он едет на смертный бой, чем на охоту. Около задних ног его лошади пестрым, волнующимся клубком бежали сомкнутые гончие. Жалко было видеть, какая участь постигала ту несчастную, которой вздумывалось отстать. Ей надо было с большими усилиями перетянуть свою подругу, и когда она достигала этого, один из выжлятников, ехавших сзади, непременно хлопал по ней арапником, приговаривая: "В кучу!" Выехав за ворота, папа велел охотникам и нам ехать по дороге, а сам повернул в ржаное поле.
Хлебная уборка была во всем разгаре. Необозримое блестяще-желтое поле замыкалось только с одной стороны высоким синеющим лесом, который тогда казался мне самым отдаленным, таинственным местом, за которым или кончается свет, или начинаются необитаемые страны. Все поле было покрыто копнами и народом. В высокой густой ржи виднелись кой-где на выжатой полосе согнутая спина жницы, взмах колосьев, когда она перекладывала их между пальцев, женщина в тени, нагнувшаяся над люлькой, и разбросанные снопы по усеянному васильками жнивью. В другой стороне мужики в одних рубахах, стоя на телегах, накладывали копны и пылили по сухому, раскаленному полю. Староста, в сапогах и армяке внакидку, с бирками в руке, издалека заметив папа, снял свою поярковую шляпу, утирал рыжую голову и бороду полотенцем и покрикивал на баб. Рыженькая лошадка, на которой ехал папа, шла легкой, игривой ходой, изредка опуская голову к груди, вытягивая поводья и смахивая густым хвостом оводов и мух, которые жадно лепились на нее. Две борзые собаки, напряженно загнув хвост серпом и высоко поднимая ноги, грациозно перепрыгивали по высокому жнивью, за ногами лошади; Милка бежала впереди и, загнув голову, ожидала прикормки. Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями вились в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи различных цветов и теней, которые разливало палящее солнце по светло-желтому жнивью, синей дали леса и бело-лиловым облакам, белые паутины, которые носились в воздухе или ложились по жнивью, -- все это я видел, слышал и чувствовал.
Подъехав к Калиновому лесу, мы нашли линейку уже там и, сверх всякого ожидания, еще телегу в одну лошадь, на середине которой сидел буфетчик. Из-под сена виднелись: самовар, кадка с мороженой формой и еще кой-какие привлекательные узелки и коробочки. Нельзя было ошибиться: это был чай на чистом воздухе, мороженое и фрукты. При виде телеги мы изъявили шумную радость, потому что пить чай в лесу на траве и вообще на таком месте, на котором никто и никогда не пивал чаю, считалось большим наслаждением.
Турка подъехал к острову, остановился, внимательно выслушал от папа подробное наставление, как равняться и куда выходить (впрочем, он никогда не соображался с этим наставлением, а делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки, сел на лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в разные стороны.
-- Есть ли у тебя платок? -- спросил папа. Я вынул из кармана и показал ему.
-- Ну, так возьми на платок эту серую собаку...

САЖИ.

>>72308080
маленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довмаленькие волосики, шитый и белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
Налево от дивана стоял старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi. Ей было одиннадцать лет; она ходила в коротеньком холстинковом платьице, в беленьких, обшитых кружевом, панталончиках и октавы могла брать только arpeggio [арпеджо -- звуки аккорда, следующие один за другим]. Подле нее, вполуоборот, сидела Марья Ивановна в чепце с розовыми лентами, в голубой кацавейке и с красным сердитым лицом, которое приняло еще более строгое выражение, как только вошел Карл Иваныч. Она грозно посмотрела на него и, не отвечая на его поклон, продолжала, топая ногой, считать: "Un, deux, trois, un, deux, trois" [Раз, два, три, раз, два, три], -- еще громче и повелительнее, чем прежде.
Карл Иваныч, не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли, подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее руку.
-- Ich danke, lieber [Благодарю, милый] Карл Иваныч, -- и, продолжая говорить по-немецки, она спросила: -- Хорошо ли спали дети?
Карл Иваныч был глух на одно ухо, а теперь от шума за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал:
-- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения.
-- Наденьте, Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? -- сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.
Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.

-- Жирана? -- сказал я с видом знатока.
-- Да, и беги по дороге. Когда придет полянка, остановись и смотри: ко мне без зайца не приходить!
Я обмотал платком мохнатую шею Жирана и опрометью бросился бежать к назначенному месту. Папа смеялся и кричал мне вслед:
-- Скорей, скорей, а то опоздаешь.
Жиран беспрестанно останавливался, поднимая уши, и прислушивался к порсканью охотников. У меня недоставало сил стащить его с места, и я начинал кричать: "Ату! ату!" Тогда Жиран рвался так сильно, что я насилу мог удерживать его и не раз упал, покуда добрался до места. Избрав у корня высокого дуба тенистое и ровное место, я лег на траву, усадил подле себя Жирана и начал ожидать. Воображение мое, как всегда бывает в подобных случаях, ушло далеко вперед действительности: я воображал себе, что травлю уже третьего зайца, в то время как отозвалась в лесу первая гончая. Голос Турки громче и одушевленнее раздался по лесу; гончая взвизгивала, и голос ее слышался чаще и чаще; к нему присоединился другой, басистый голос, потом третий, четвертый... Голоса эти то замолкали, то перебивали друг друга. Звуки постепенно становились сильнее и непрерывнее и наконец слились в один звонкий, заливистый гул. Остров был голосистый, и гончие варили варом.
Услыхав это, я замер на своем месте. Вперив глаза в опушку, я бессмысленно улыбался; пот катился с меня градом, и хотя капли его, сбегая по подбородку, щекотали меня, я не вытирал их. Мне казалось, что не может быть решительнее этой минуты. Положение этой напряженности было слишком неестественно, чтобы продолжаться долго. Гончие то заливались около самой опушки, то постепенно отдалялись от меня; зайца не было. Я стал смотреть по сторонам. С Жираном было то же самое: сначала он рвался и взвизгивал, потом лег подле меня, положил морду мне на колени и успокоился.
Около оголившихся корней того дуба, под которым я сидел, по серой, сухой земле, между сухими дубовыми листьями, желудьми, пересохшими, обомшалыми хворостинками, желто-зеленым мхом и изредка пробивавшимися тонкими зелеными травками кишмя кишели муравьи. Они один за другим торопились по пробитым ими торным дорожкам: некоторые с тяжестями, другие порожняком. Я взял в руки хворостину и загородил ею дорогу. Надо было видеть, как одни, презирая опасность, подлезали под нее, другие перелезали через; а некоторые, особенно те, которые были с тяжестями, совершенно терялись и не знали, что делать: останавливались, искали обхода, или ворочались назад, или по хворостинке добирались до моей руки и, кажется, намеревались забраться под рукав моей курточки. От этих интересных наблюдений я был отвлечен бабочкой с желтыми крылышками, которая чрезвычайно заманчиво вилась передо мною. Как только я обратил на нее внимание, она отлетела от меня шага на два, повилась над почти увядшим белым цветком дикого клевера и села на него. Не знаю, солнышко ли ее пригрело, или она брала сок из этой травки, -- только видно было, что ей очень хорошо. Она изредка взмахивала крылышками и прижималась к цветку, наконец совсем замерла. Я положил голову на обе руки и с удовольствием смотрел на нее.
Вдруг Жиран завыл и рванулся с такой силой, что я чуть было не упал. Я оглянулся. На опушке леса, приложив одно ухо и приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила мне в голову, и я все забыл в эту минуту: закричал что-то неистовым голосом, пустил собаку и бросился бежать. Но не успел я этого сделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделал прыжок, и больше я его не видал.

САЖИ

САЖИ

Но каков был мой стыд, когда вслед за гончими, которые в голос вывели на опушку, из-за кустов показался Турка! Он видел мою ошибку (которая состояла в том, что я не выдержал) и, презрительно взглянув на меня, сказал только: "Эх, барин!" Но надо знать, как это было сказано! Мне было бы легче, ежели бы он меня, как зайца, повесил на седло.
Долго стоял я в сильном отчаянии на том же месте, не звал собаки и только твердил, ударяя себя по ляжкам.
-- Боже мой, что я наделал!
Я слышал, как гончие погнали дальше, как застукали на другой стороне острова, отбили зайца и как Турка в свой огромный рог вызывал собак, -- но все не трогался с места...

Глава VIII. ИГРЫ

Охота кончилась. В тени молодых березок был разостлан ковер, и на ковре кружком сидело все общество. Буфетчик Гаврило, примяв около себя зеленую сочную траву, перетирал тарелки и доставал из коробочки завернутые в листья сливы и персики. Сквозь зеленые ветви молодых берез просвечивало солнце и бросало на узоры ковра, на мои ноги и даже на плешивую вспотевшую голову Гаврилы круглые колебающиеся просветы. Легкий ветерок, пробегая по листве деревьев, по моим волосам и вспотевшему лицу, чрезвычайно освежал меня.
Когда нас оделили мороженым и фруктами, делать на ковре было нечего, и мы, несмотря на косые палящие лучи солнца, встали и отправились играть.
-- Ну, во что? -- сказала Любочка, щурясь от солнца и припрыгивая по траве. -- Давайте в Робинзона.
-- Нет... скучно, -- сказал Володя, лениво повалившись на траву и пережевывая листья, -- вечно Робинзон! Ежели непременно хотите, так давайте лучше беседочку строить.
Володя заметно важничал: должно быть, он гордился тем, что приехал на охотничьей лошади, и притворялся, что очень устал. Может быть, и то, что у него уже было слишком много здравого смысла и слишком мало силы воображения, чтобы вполне наслаждаться игрою в Робинзона. Игра эта состояла в представлении сцен из "Robinson Suisse" [Швейцарский Робинзон], которого мы читали незадолго пред этим.
-- Ну, пожалуйста... отчего ты не хочешь сделать нам этого удовольствия? -- приставали к нему девочки. -- Ты будешь Charles, или Ernest, или отец -- как хочешь? -- говорила Катенька, стараясь за рукав курточки приподнять его с земли.

>>72308108
ты подмазался типа?!

САЖИ.

-- Право, не хочется -- скучно! -- сказал Володя потягиваясь и вместе с тем самодовольно улыбаясь.
-- Так лучше бы дома сидеть, коли никто не хочет играть, -- сквозь слезы выговорила Любочка. Она была страшная плакса.
-- Ну, пойдемте; только не плачь, пожалуйста, терпеть не могу!
Снисхождение Володи доставило нам очень мало удовольствия; напротив, его ленивый и скучный вид разрушал все очарование игры. Когда мы сели на землю и, воображая, что плывем на рыбную ловлю, изо всех сил начали грести, Володя сидел сложа руки и в позе, не имеющей ничего схожего с позой рыболова. Я заметил ему это; но он отвечал, что оттого, что мы будем больше или меньше махать руками, мы ничего не выиграем и не проиграем и все же далеко не уедем. Я невольно согласился с ним. Когда, воображая, что я иду на охоту, с палкой на плече, я отправился в лес, Володя лег на спину, закинул руки под голову и сказал мне, что будто бы и он ходил. Такие поступки и слова, охлаждая нас к игре, были крайне неприятны, тем более что нельзя было в душе не согласиться, что Володя поступает благоразумно.
Я сам знаю, что из палки не только что убить птицу, да и выстрелить никак нельзя. Это игра. Коли так рассуждать, то и на стульях ездить нельзя; а Володя, я думаю, сам помнит, как в долгие зимние вечера мы накрывали кресло платками, делали из него коляску, один садился кучером, другой лакеем, девочки в середину, три стула были тройка лошадей, -- и мы отправлялись в дорогу. И какие разные приключения случались в этой дороге! и как весело и скоро проходили зимние вечера!.. Ежели судить по-настоящему, то игры никакой не будет. А игры не будет, что ж тогда остается?..

Глава IX. ЧТО-ТО ВРОДЕ ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

Представляя, что она рвет с дерева какие-то американские фрукты, Любочка сорвала на одном листке огромной величины червяка, с ужасом бросила его на землю, подняла руки кверху и отскочила, как будто боясь, чтобы из него не брызнуло чего-нибудь. Игра прекратилась; мы все, головами вместе, припали к земле -- смотреть эту редкость.
Я смотрел через плечо Катеньки, которая старалась поднять червяка на листочке, подставляя ему его на дороге.
Я заметил, что многие девочки имеют привычку подергивать плечами, стараясь этим движением привести спустившееся платье с открытой шеей на настоящее место. Еще помню, что Мими всегда сердилась за это движение и говорила: C'est un geste de femm de chambre [Это жест горничной]. Нагнувшись над червяком, Катенька сделала это самое движение, и в то же время ветер поднял косыночку с ее беленькой шейки. Плечико во время этого движения было на два пальца от моих губ. Я смотрел уже не на червяка, смотрел-смотрел и изо всех сил поцеловал плечо Катеньки. Она не обернулась, но я заметил, что шейка ее и уши покраснели. Володя, не поднимая головы, презрительно сказал:
-- Что за нежности?

САЖИ.

>>72308080
>Доезжачий, прозывавшийся Турка, на голубой горбоносой лошади в мохнатой шапке, с огромным рогом за плечами и ножом на поясе, ехал впереди всех. По мрачной и свирепой наружности этого человека скорее можно было подумать, что он едет на смертный бой, чем на охоту. Около задних ног его лошади пестрым, волнующимся клубком бежали сомкнутые гончие. Жалко было видеть, какая участь постигала ту несчастную, которой вздумывалось отстать. Ей надо было с большими усилиями перетянуть свою подругу, и когда она достигала этого, один из выжлятников, ехавших сзади, непременно хлопал по ней арапником, приговаривая: "В кучу!" Выехав за ворота, папа велел охотникам и нам ехать по дороге, а сам повернул в ржаное поле.
Хлебная уборка была во всем разгаре. Необозримое блестяще-желтое поле замыкалось только с одной стороны высоким синеющим лесом, который тогда казался мне самым отдаленным, таинственным местом, за которым или кончается свет, или начинаются необитаемые страны. Все поле было покрыто копнами и народом. В высокой густой ржи виднелись кой-где на выжатой полосе согнутая спина жницы, взмах колосьев, когда она перекладывала их между пальцев, женщина в тени, нагнувшаяся над люлькой, и разбросанные снопы по усеянному васильками жнивью. В другой стороне мужики в одних рубахах, стоя на телегах, накладывали копны и пылили по сухому, раскаленному полю. Староста, в сапогах и армяке внакидку, с бирками в руке, издалека заметив папа, снял свою поярковую шляпу, утирал рыжую голову и бороду полотенцем и покрикивал на баб. Рыженькая лошадка, на которой ехал папа, шла легкой, игривой ходой, изредка опуская голову к груди, вытягивая поводья и смахивая густым хвостом оводов и мух, которые жадно лепились на нее. Две борзые собаки, напряженно загнув хвост серпом и высоко поднимая ноги, грациозно перепрыгивали по высокому жнивью, за ногами лошади; Милка бежала впереди и, загнув голову, ожидала прикормки. Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями вились в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все подытоживают, что правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.ивью, -- все это я видел, слышал и чувствовал.

___________¶¶¶¶_____¶¶¶¶¶¶¶¶¶
___________¶¶¶¶¶¶¶¶¶___¶¶¶__¶
___________¶__¶¶_________¶¶¶¶__________¶¶¶
____________¶¶_____¶¶¶¶¶¶¶¶__________¶¶
___________¶¶_¶¶¶¶¶¶___¶¶___¶¶_________¶¶_¶¶
___________¶_¶¶___¶_____¶____¶__________¶__¶
___________¶¶¶___¶_¶____¶___¶¶__________¶__¶
___________¶_¶___¶¶¶___¶¶___¶¶¶¶¶¶______¶__¶¶
___________¶_¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶___¶¶¶¶_________¶__¶
___________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶_____¶¶¶¶¶¶¶¶___¶¶¶
______¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶____¶¶¶¶________¶¶¶
_______¶¶¶¶¶___¶¶¶¶¶¶¶_______¶¶¶¶¶____¶¶__¶
____¶¶¶___¶¶¶_____¶¶_______¶¶¶¶_______¶__¶
________¶¶¶_¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶___¶______¶__¶
_______¶¶________¶¶¶¶¶¶¶¶_______¶¶____¶__¶
___________________¶_____________¶¶___¶¶__¶
___________________¶______________¶¶___¶¶_¶
__________________¶¶_______________¶¶___¶__¶
__________________¶__________________¶¶__¶_¶¶
__________________¶___________________¶¶__¶¶¶¶
__________________¶____________________¶¶¶¶___¶
__________________¶_____________________¶¶____¶
__________________¶_____¶_____________________¶
__________________¶¶____¶_____________________¶
__________________¶¶¶___¶____________________¶¶
___________________¶¶___¶¶___¶_______________¶
___________________¶¶¶___¶__¶¶______________¶
____________________¶¶___¶___¶________¶_____¶
____________________¶_¶¶_¶___¶________¶____¶¶
_________________¶¶_____¶¶___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶___¶
________________¶¶____¶¶____¶¶¶_____¶¶¶___¶¶
________________¶_¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶_______¶¶_¶¶¶¶
________________¶¶¶___¶¶¶¶__________¶¶¶¶¶

САЖИ

_____________________________$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$
____________________________$$$$$_____$$_____$$____$$
__________________________$$$$$_______$$______$$____$$
________________________$$$$$_________$$_______$$____$$
_____________________$$$$$____________$$________$$____$$
_______________$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$_________$$____$$
_________$$$$$$________$$_____________$$__________$$$$$$$$
____$$$$$$_____________$$_____________$$_________________$$
__$$___________________$$_____________$$_________________$$
__$$________$$$$$______$$_____________$$________$$$$$____$$
__$$______$$$$$$$$$____$$_____________$$______$$$$$$$$$___$$
$$$$$_$$$$_____$$$_$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$____$$$__$$
________$$$$_____$$$_________________________$$$$____$$$$
_________$$$$____$$$_________________________$$$$$___$$$$
__________$$$$$_$$$___________________________$$$$$$_$$$
____________$$$$$$_______________________________$$$$$$

>>72308080
Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все подытоживают, что правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.азалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.

__________________________')
__________________________('))
_________________________(((')))
________________________(((('))))
_________________________(((')))
_¶¶_____________________•×.￨.ו
___¶¶____¶¶____________*•.¸_¸..•*
___¶¶¶¶_¶¶_____________*•.¸_¸..•*
_____¶¶___¶¶___________*•.¸_¸..•*
_¶¶¶¶¶_¶¶¶¶¶_______*•.¸_¸..•*
¶¶¶¶¶¶_¶¶¶¶¶_______*•.¸_¸..•*
_____¶¶¶¶¶¶___¶¶¶¶¶__¶¶•.¸_¸..•
___¶¶¶¶_¶¶_¶¶¶¶¶¶¶_*•.¸_¸..•*
________¶¶¶¶__¶¶_¶¶¶¶__*•.¸_¸..•*
______¶¶¶_¶¶__¶¶_¶¶_¶¶¶•.¸_¸..•
_________¶___¶¶¶¶___¶¶¶•.¸_¸..•¶¶
__________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
_____¶¶¶_____¶¶¶____¶¶¶¶___¶__¶¶
_______¶¶¶¶¶___¶_¶¶¶¶¶_¶¶¶¶
_¶¶¶¶¶¶___¶¶¶__¶¶_¶¶¶_¶¶¶¶_¶_|
____¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶_¶¶¶¶¶___|
¶¶¶¶¶¶¶¶¶_¶¶__¶¶_¶¶____| _____|
________¶¶¶¶__¶¶_¶¶____| _____|
¶¶¶¶¶¶__¶_¶¶_¶¶¶¶¶_____| ___i۝۝
_____¶¶¶¶¶¶___¶¶¶¶_____| __i۝۝۝
¶¶¶¶¶¶_¶¶¶¶¶_______| ___i۝۝
_¶¶¶¶¶_¶¶¶¶¶_____i۝۝
______¶¶_¶¶___|_____i۝۝۝
_____¶¶___¶¶__|______i۝۝
______________|
______________|
____________i۝۝
___________i۝۝۝
____________i۝۝ ....

САЖИ

____¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
_¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶HAPPY BIRTHDAY!!!¶¶¶¶¶¶
_¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
_____¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
_______¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
_________¶¶¶¶¶¶¶¶
___________¶¶¶¶
____________¶¶
_____________¶
____________¶
___________¶
__________¶
________¶__¶¶¶_________¶¶¶
________¶_¶___¶_¶¶¶¶¶_¶___¶
______¶¶¶¶_____¶¶__¶
_____¶___¶_¶¶¶_________¶¶¶_¶
_____¶___¶_________________¶
______¶___¶_______________¶
______¶¶___¶¶¶_____¶¶¶
_____¶¶¶¶¶_____¶¶¶
_____¶¶¶_____¶¶¶_____¶
_____¶___¶_¶____¶___¶___¶
______¶______¶___¶¶¶___¶
_______¶______¶¶_____¶¶
________¶_______¶¶¶¶¶__¶¶
_________¶______________¶
___________¶¶¶¶___________¶
_____________¶________¶____¶
_______¶¶¶___¶_________¶____¶
______¶___¶¶¶¶________¶¶¶¶__¶
______¶______¶_______¶____¶_¶
______¶______¶______¶_____¶¶
______¶_______¶_____¶_____¶
______¶_______¶¶¶¶¶¶______¶
_______¶___¶¶¶_____¶______¶
________¶¶¶________¶______¶
____________________¶____¶

>>72308438
Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все подытоживают, что правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.

____________________$$$$
______$$$$$$$$$_____$$$$$$
____$$$$$$$$$$$$$___$$$$$$
___$$$$$$$$$$$$$$$$___$$
____$$$$_____$$$$$$$
_____$$$$__$$$$$$$$$
______$$$$$$$$$_$$$$
______$$$$$$____$$$$
____$$$$$$$_____$$$$
___$$$$$__$$____$$$$
___$$$$____$$___$$$$
___$$$$_____$$__$$$$
____$$$$_____$$__$$
____$$$$$_____$$$
______$$$$_____$$$
_____$$$$$$$_____$$
_____$$$$$$$______$$
____$$$$$$$$_______$$
___$$$$_$$$$________$$
___$$$$_$$$$_________$$$$0
____________________$$$$
______$$$$$$$$$_____$$$$$$
____$$$$$$$$$$$$$___$$$$$$
___$$$$$$$$$$$$$$$$___$$
____$$$$_____$$$$$$$
_____$$$$__$$$$$$$$$
______$$$$$$$$$_$$$$
______$$$$$$____$$$$
____$$$$$$$_____$$$$
___$$$$$__$$____$$$$
___$$$$____$$___$$$$
___$$$$_____$$__$$$$
____$$$$_____$$__$$
____$$$$$_____$$$
______$$$$_____$$$
_____$$$$$$$_____$$
_____$$$$$$$______$$
____$$$$$$$$_______$$
___$$$$_$$$$________$$
___$$$$_$$$$_________$$$$0
____________________$$$$
______$$$$$$$$$_____$$$$$$
____$$$$$$$$$$$$$___$$$$$$
___$$$$$$$$$$$$$$$$___$$
____$$$$_____$$$$$$$
_____$$$$__$$$$$$$$$
______$$$$$$$$$_$$$$
______$$$$$$____$$$$
____$$$$$$$_____$$$$
___$$$$$__$$____$$$$
___$$$$____$$___$$$$
___$$$$_____$$__$$$$
____$$$$_____$$__$$
____$$$$$_____$$$
______$$$$_____$$$
_____$$$$$$$_____$$
_____$$$$$$$______$$
____$$$$$$$$_______$$
___$$$$_$$$$________$$____________________$$$$
______$$$$$$$$$_____$$$$$$
____$$$$$$$$$$$$$___$$$$$$
___$$$$$$$$$$$$$$$$___$$
____$$$$_____$$$$$$$
_____$$$$__$$$$$$$$$____________________$$$$
______$$$$$$$$$_____$$$$$$
____$$$$$$$$$$$$$___$$$$$$
___$$$$$$$$$$$$$$$$___$$
____$$$$_____$$$$$$$
_____$$$$__$$$$$$$$$____________________$$$$
______$$$$$$$$$_____$$$$$$
____$$$$$$$$$$$$$___$$$$$$
___$$$$$$$$$$$$$$$$___$$
____$$$$_____$$$$$$$
_____$$$$__$$$$$$$$$
______$$$$$$$$$_$$$$
______$$$$$$____$$$$
____$$$$$$$_____$$$$
___$$$$$__$$____$$$$
___$$$$____$$___$$$$
___$$$$_____$$__$$$$
____$$$$_____$$__$$
____$$$$$_____$$$
______$$$$_____$$$
_____$$$$$$$_____$$
_____$$$$$$$______$$
____$$$$$$$$_______$$
___$$$$_$$$$________$$
___$$$$_$$$$_________$$$$0
______$$$$$$$$$_$$$$
______$$$$$$____$$$$
____$$$$$$$_____$$$$
___$$$$$__$$____$$$$
___$$$$____$$___$$$$
___$$$$_____$$__$$$$
____$$$$_____$$__$$
____$$$$$_____$$$
______$$$$_____$$$
_____$$$$$$$_____$$
_____$$$$$$$______$$
____$$$$$$$$_______$$
___$$$$_$$$$________$$
___$$$$_$$$$_________$$$$0
______$$$$$$$$$_$$$$
______$$$$$$____$$$$
____$$$$$$$_____$$$$
___$$$$$__$$____$$$$
___$$$$____$$___$$$$
___$$$$_____$$__$$$$
____$$$$_____$$__$$
____$$$$$_____$$$
______$$$$_____$$$
_____$$$$$$$_____$$
_____$$$$$$$______$$
____$$$$$$$$_______$$
___$$$$_$$$$________$$
___$$$$_$$$$_________$$$$0
___$$$$_$$$$_________$$$$0

САЖИ!

>>72308505
Кажется ты забыл сажу. Не волнуйся, я сама щедрость. Бери сколько хочешь.

_________*************
________*****************
______*********************
_____***********$************
____***********$_$***********
___***********$___$***********
___**********$_____$**********
___**********$$$**********
___***********$_$_$***********
____*********§§§$$$$$*********
_____********§$$$$$$$********
______*******§$$$$$$$*******
_______******§§$$$$$$*****
__________***§§§$$$$$**
_____________§$$$$$$$
_______**____§$$$$$$$
_____$***$___§$$$$$$$
____$*****$__§$$$*****$
___$*******$_$$*******$
--__$*******_$********$
_$*******§§§§§§_*****$
$*******§§§§§§§§******$
$********§§§§§§*******$
_$$$$$$***$***$$$$$$$$
___$*****$_$$***$$
_$******$_$$$$$****$
$_*****$_$$$$$.$*****$
$*****$_$$$$$$$_$*** *$
_$***$___$$$$$$__$*****$
__$*$___$$$$$_$___$***$

САЖИ

____________________________¶¶____¶¶
_______________________¶¶____¶¶____¶¶
________________________¶¶____¶¶____¶¶
_________________¶¶______¶¶____¶¶____¶¶
__________________¶¶¶¶_____¶¶____¶¶____¶¶
_____________¶¶______¶¶_________________¶¶
______________¶¶¶¶________________________¶¶
________________¶¶¶___________¶¶_________¶¶
_________________¶¶_____¶¶_____¶¶______¶¶
__________________¶¶_____¶¶____________¶¶
__________________¶¶___________________¶¶
_____¶¶___¶¶______¶¶____________¶¶_____¶¶
______¶¶__¶¶______¶¶____¶¶_____¶¶_____¶¶
_______¶¶_¶¶_______¶¶______¶¶¶¶¶_____¶¶
______¶¶¶¶¶¶¶_______¶¶______________¶¶
_____¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶_______¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶__¶¶
_____¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶___________¶¶___________¶¶
_______¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶____________¶¶
__________________________¶¶_____________¶¶
Ascii art приветик

`______/\__//`\__/____\
_/\_/:``//____\\
/|:``:``../`\
||::::\`/
||:|||`\\______/
||||||`|\/|
\|||||``|/|\
|||||``|//_\\
|`___`||`___`|||`/``/\
\_-_/``\_-_/`|`____`|/__/`\
`_\_--_/\``/
````/____/
`````/`````\/
``\______\_______/

$$$$____$$$___$$$$_$$$$$_$$___$$
_$$______$$_$$$$$$_$$____$$$_$$$
_$$______$$_$$$$$$$$_$$$$$$_$_$$
_$$_____$$$$$$$_$$__$$_$$____$$___$$
$$$$$_____$_$$__$$_$$$$$_$$___$$

_$$$$_$$_$$_$$$$_$$$$$$_$$$$$___$$$$__$$$$$
$$_$$_$$_$$_$$$$___$$___$$_____$$_$$_$$__$$
___$$$$$$$$_$$$$___$$___$$$$___$$_$$__$$$$$
_____$$____$$_$$_$$$___$$___$$_____$$_$$___$$$$
$$$$_____$$_$$$_$$___$$___$$$$$_$$$$_$$$_$$
надпись символами Ascii art с днем учителя

____888888____________________________
____88888888___________________________
___8888888888__________________________
__888888888888_________________________
__8888111188888________________________
_888881111188888___11__________________
_8888811111188888_11___________________
_8888811111188888_11___________________
_8888811111118888_11___________________
_8888881111118888_11___11__8888888_____
_8888881111118888__1__11__88888888888__
_8888888111111888____11__8888888888888_
__888888111111888_111___88888888888888_
__8888888111118881111__888881111118888_
___888888811188881111_8888811111111888_
____8888888188881111188888111111118888_
_____88888888888111118888111111118888__
______888888888111118888811111188888___
______8888888881111188888888888888_____
_____888888888811111888888888888_______
____88888888888111118888888888_________
___88881111888811111888888888___________
__8888111111888111118888888888__________
_888881111118881111188811118888_________
_8888881111888811111881111118888________
_8888888118888811111888111188888________
__888888888888_1111888881188888_________
___8888888888___111_8888888888__________
____88888888_____1___88888888___________
_____888888___________888888____________
_______________________8888_____________
||::::\`/
||:|||`\\______/
||||||`|\/|
\|||||``|/|\
|||||``|//_\\
|`___`||`___`|||`/``/\
\_-_/``\_-_/`|`____`|/__/`\
`_\_--_/\``/
````/____/
`````/`````\/
``\______\_______/

__________________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶__________________
_________________¶¶622211111111¶¶¶________________
_______________¶¶2621111111_11111¶¶_______________
¶6____________¶¶1111111111_1_111111¶______________
¶¶__________18¶88111_111111___11111¶¶_____________
¶¶22_______2¶¶¶¶¶¶¶¶1____11111___112¶¶_________668
¶¶¶¶¶81___1¶¶¶82228¶¶¶2____11_11¶¶¶¶¶¶6_______¶¶6¶
168¶¶¶¶812¶¶¶66666268¶¶2111118¶¶¶¶662¶¶_____1¶¶82¶
1____6¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶86¶¶¶¶¶¶62116¶¶66221112___2¶¶¶¶¶¶¶
11_____¶¶¶¶¶¶¶¶8¶¶12¶¶¶¶¶868¶8¶¶6628¶862¶¶¶¶21___1
1111___8¶¶¶¶¶¶1¶¶¶1_1¶¶¶¶2126¶¶8¶¶¶_8¶¶8112______1
_111111¶¶¶26¶¶¶¶¶¶216¶¶111_11¶¶¶¶¶¶_186611_____111
______¶¶811__11111222111111_118¶¶¶8882111_1___111_
_____1¶81111___1682282111111____111111_11111111___
_____¶¶62111112¶¶¶¶¶¶8211111111_11______1_11______
_____¶¶¶¶¶¶¶8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8221226¶¶2¶61___1__11______
____2¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶82¶¶21111_11______
____8¶8612¶¶¶¶6111111111122211__1_16¶¶611111______
____¶¶6116¶8¶¶¶¶¶2111_1111111___1_1_16¶61111¶2____
1¶¶8888¶88866¶¶¶¶¶1111111____111111112111_¶¶¶6
¶¶¶¶¶8¶8¶¶¶8¶¶¶66668¶¶¶¶¶¶¶¶¶222622661_111___1¶¶¶¶
¶¶¶8¶¶888¶8¶8¶¶¶¶¶861111121111111111_11111111__¶¶¶
¶¶¶¶¶¶888¶¶8¶8¶¶¶¶¶86666211111111111111111111__1¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶888¶8¶¶¶¶¶¶¶862622221111111111111111___1¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶8888¶8¶¶¶¶¶¶¶8666221212121111111111__1¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶88¶888¶8¶866622222211121111111111_1¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8888862111111111111111111111111¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8¶86111111111111___1111111¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶862111111111111111211¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶862212121112266212¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶86621_1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶662212221111_1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶

_______________________________________$$$$__
________________________________$$$___$$$____
________________________________$$$__$$$_____
_________________________$$$$$$_$$$$$$$______
________________________$$$$$$$$$$$$$$_______
________________________$$$$$$$$$$__$$$______
________________________$$$$$$$_____$$$$_____
________________________$$$$$$______$$$$$____
_______________________$$$$$$____$$____$$$___
_______________________$$$$$$____$$$$$$$$
$$$$$___________________$$$$____$$$_$$$$$$$__
$$$$$$____$$$$$$________$$$$_____$$___$$$$$__
$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$____$$$_$$__$$__________
$$$$$$$$$_________$$$$$$$$$__$$$_$$__________
$$$$$$$$______________$$$_______$$$__________
$$$$$$$$______$$________________$$___________
$$$$$$$______$$$_________________$$__________
$$$$_$$$_____$$$_________________$$__________
$$$___$$$$___$$$________________$$$__________
$$$____$$$$$$$$$$$____$$$$$$$$___________
$$$_____$$$_$$$_$$$$$$$$$$$$$$$$$$___________
_$$_____$$$$$________$$__$$$$_$$$$$$_________
$$$_____$$$$______________$$$____$$$$________
$$_____$$$$________________$$$_____$$________
______$$$$__________________$$_____$$________
_____$$$$$$________________$$$____$$$________
_____$$$__$$$___________$$$$$_$$$$$$_________
_____$$$___$$$__________$$$$__$$$$$__________
______$$$___$$$__________$_____$_____________
_______$$$__$$_______________________________
________$$

_______________________________________$$$$__
________________________________$$$___$$$____
________________________________$$$__$$$_____
_________________________$$$$$$_$$$$$$$______
________________________$$$$$$$$$$$$$$_______
________________________$$$$$$$$$$__$$$______
________________________$$$$$$$_____$$$$_____
________________________$$$$$$______$$$$$____
_______________________$$$$$$____$$____$$$___
_______________________$$$$$$____$$$$$$$$
$$$$$___________________$$$$____$$$_$$$$$$$__
$$$$$$____$$$$$$________$$$$_____$$___$$$$$__
$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$____$$$_$$__$$__________
$$$$$$$$$_________$$$$$$$$$__$$$_$$__________
$$$$$$$$______________$$$_______$$$__________
$$$$$$$$______$$________________$$___________
$$$$$$$______$$$_________________$$__________
$$$$_$$$_____$$$_________________$$__________
$$$___$$$$___$$$________________$$$__________
$$$____$$$$$$$$$$$____$$$$$$$$___________
$$$_____$$$_$$$_$$$$$$$$$$$$$$$$$$___________
_$$_____$$$$$________$$__$$$$_$$$$$$_________
$$$_____$$$$______________$$$____$$$$________
$$_____$$$$________________$$$_____$$________
______$$$$__________________$$_____$$________
_____$$$$$$________________$$$____$$$________
_____$$$__$$$___________$$$$$_$$$$$$_________
_____$$$___$$$__________$$$$__$$$$$__________
______$$$___$$$__________$_____$_____________
_______$$$__$$_______________________________
________$$
45678

__________________________________________________
____________________111_11___1_____________1__1___
_________________111_1_1___1______________11¶81___
_______________1111____________1__________8188811_
______________11____________________1_____8188111_
____________1111________________________18¶¶¶¶81__
___________1111_________1¶881¶1________888¶1______
___________111_______188¶¶1111111_____1888________
1_________11________8¶¶81111111111____11¶_________
¶11______1_________1¶88888888888111_____1¶8_______
¶8111___8¶¶¶¶¶811_1188¶¶81111118811_______¶¶1_____
1888111¶¶8¶¶¶¶¶¶881188¶¶¶¶8___811__________8¶1____
8811188¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶11118¶8¶¶111111____________¶____
_______8¶¶111188¶1__1111¶¶¶8118__________________1
________¶¶¶¶¶11111________________________________
_______18¶¶8888___________________________________
_______1_1¶¶1111____11111118811___________________
_______1___11¶811111118¶¶¶¶_1¶8111________________
_______11__18¶¶¶888¶¶¶¶8_______8¶81111____________
_______11111¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶___________18811_1__________
_______88888¶¶¶¶¶¶¶¶1_______________111____1______
_______18¶¶¶8¶81_______________11____1_______1____
________8¶¶¶881__________18¶¶¶¶¶881________1111___
_________8¶¶¶¶811___8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶_______11111111__
_________88¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶________1_111111__
________88¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1______1_111181111_1
______888¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶_181_____11111111888111__
_____888¶¶¶¶¶¶8118¶¶¶88881___11111111111188¶811111
____1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8___________88888888811118¶¶¶881111
____8¶8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶811__18¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶811118¶¶¶881111_
____¶8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶81_1188¶¶¶¶88111__
1_1_8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶81_1188¶¶¶¶¶81111__1
81___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8888¶¶¶¶¶¶¶¶111____18
88___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶81_____8__
88___8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8_____818_¶
18___8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1__181__¶¶¶
11___8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1_18¶1__¶¶¶¶¶

>>72308742
Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана мах людей). Таким образом, все подытоживают, что правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.

САЖИ

__$$$$$______________________________________$$$
__$$____$$$_______$$$$$$_$$$_$$$$$______$$$$___$
__$_$$_____$$$$$$__________________$$$$$$_____$$
$___$__________$___________________________$$
__$____$___________________________________$$___$
__$______$$_______________________________$_____$
__$_______$____________________________$$_______$
__$______$________________________________$_____$
___$____$__________________________________$___$
__$$___$____________________________________$___$
__$_$$$______________________________________$_$
_$___$________________________________________$$_$
_$________________$$$$$$____$$$$$$______________$_$
$__$____________$$$$$$$$____$$$$$$$$____________$_$
$$__________$$$$$$$$____$$$____$$$$_________$_$
$_$$________$$$_$$$__$$$____$$___$$$_$$$_________$_$
$_$$________$$_$$$$$$_$______$_$$$$$$$$_$_______$$_$
$_$$______$$_$$$$_$$________$$_$$$$$_$$_____$$_$
$_$$$____$$$_$$_$$$_$$$______$$$__$$$_$_$_$____$$$_$
$_$_$____$_$$$___$$$________$$$___$$$_$____$_$_$
$_$$_$$___$$___$$$$$________$$$$$___$$$$$$_$
_$_$_$_$$___$$$$_$$$$$________$$$$__$$$$___$____$_$
$_$_$$______$$$$_$________$$$$$$___$$$$$_$
___$$$$____$___$$____$________$___$$$___$______$
_____$$$$______$$____$________$___$$$_______$$
_______$$$$____$$___$__________$___$$______$
_________$$____$$___$__________$___$$____$$
___________$$_$$$___$__________$___$$_$$$
______________$_$___$__________$___$_$
_______________$$___$__________$___$$
________________$___$_$$$$$$$$_$___$
________________$___$$$$$$$$$$$$___$
_________________$$$$$$$$$$$$$$
__________________$_$$$$$$$$$$$$_$
картинка буквами волк

>>72308828
Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все , что правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.

____________________________________________________________
_____________________**0000******0000*______________________
____________________*0000000****0000000*____________________
__________________*00******0****00*****0*___________________
________________*00**********************0**________________
______________0880*********00000**********080*______________
____________*000*****0000********0000******000*_____________
_________**00*****000**____________**000*00**000*___________
_______*0800*_____**___________________*0*_____0*00*________
______*000*0*____*_______________________*_____0*0000_______
_____000****0*___*_______________________*____*0***00*______
____000**00**00***__*0888________0880*___*___*0*****00*_____
____*0*0000****00__08SSSSS______0SSSSS0*_*000***000*0000____
____0000*******0*____*0088______0S080_____0******00000**____
___*0*0*****0**0__________________________0********0000_____
____*0****000**0_________*______*_________0***00*****000____
____*00*0000***0*________S888888S0________0****000***0*_____
____*00*0*0*****0*________*8SSS0_________0******0*0*00*_____
_____000*0*******0*00_______0S*______*0*0*******0*0*80*_____
______***0*****00*08________*0________08*********0*000______
________0******80*0*_________0________*0**00*****0**________
________0*0***00**00________**________*0**08*****0*_________
________*000**00***0**____**__**_____*0***00***000__________
_________*000*000****000**______*00000***000**080*__________
___________**000000*000**0******0**000**00000000____________
_______________**_*0000****000*****0000***0**_______________
____________________*000**********000*______________________
_____________________00*0********0*0*_______________________
_____________________*0_*00****00__8________________________
_____________________*____*0**0*___*________________________
___________________________*00*_____________________________
____________________________*8______________________________
_____________________________0______________________________
рисунок из цифр лев

САЖИ

У меня же были слезы на глазах.
Я не спускал глаз с Катеньки. Я давно уже привык к ее свеженькому белокуренькому личику и всегда любил его; но теперь я внимательнее стал всматриваться в него и полюбил еще больше. Когда мы подошли к большим, папа, к великой нашей радости, объявил, что, по просьбе матушки, поездка отложена до завтрашнего утра.
Мы поехали назад вместе с линейкой. Володя и я, желая превзойти один другого искусством ездить верхом и молодечеством, гарцевали около нее. Тень моя была длиннее, чем прежде, и, судя по ней, я предполагал, что имею вид довольно красивого всадника; но чувство самодовольства, которое я испытывал, было скоро разрушено следующим обстоятельством Желая окончательно прельстить всех сидевших в линейке, я отстал немного, потом, с помощью хлыста и ног, разогнал свою лошадку, принял непринужденно-грациозное положение и хотел вихрем пронестись мимо их, с той стороны, с которой сидела Катенька. Я не знал только, что лучше: молча ли проскакать или крикнуть? Но несносная лошадка, поравнявшись с упряжными, несмотря на все мои усилия, остановилась так неожиданно, что я перескочил с седла на шею и чуть-чуть не полетел.

Глава X. ЧТÓ ЗА ЧЕЛОВЕК БЫЛ МОЙ ОТЕЦ?

Он был человек прошлого века и имел общий молодежи того века неуловимый характер рыцарства, предприимчивости, самоуверенности, любезности и разгула. На людей нынешнего века он смотрел презрительно, и взгляд этот происходил столько же от врожденной гордости, сколько от тайной досады за то, что в наш век он не мог иметь ни того влияния, ни тех успехов, которые имел в свой. Две главные страсти его в жизни были карты и женщины; он выиграл в продолжение своей жизни несколько миллионов и имел связи с бесчисленным числом женщин всех сословий.
Большой статный рост, странная, маленькими шажками, походка, привычка подергивать плечом, маленькие, всегда улыбающиеся глазки, большой орлиный нос, неправильные губы, которые как-то неловко, но приятно складывались, недостаток в произношении -- пришепетывание, и большая, во всю голову, лысина: вот наружность моего отца, с тех пор как я его запомню, -- наружность, с которою он умел не только прослыть и быть человеком à bonnes fortunes [удачливым], но нравиться всем без исключения -- людям всех сословий и состояний, в особенности же тем, которым хотел нравиться.
Он умел взять верх в отношениях со всяким. Не быв никогда человеком очень большого света, он всегда водился с людьми этого круга, и так, что был уважаем. Он знал ту крайнюю меру гордости и самонадеянности, которая, не оскорбляя других, возвышала его в мнении света. Он был оригинален, но не всегда, а употреблял оригинальность как средство, заменяющее в иных случаях светскость или богатство. Ничто на свете не могло возбудить в нем чувства удивления: в каком бы он ни был блестящем положении, казалось, он для него был рожден. Он так хорошо умел скрывать от других и удалять от себя известную всем темную, наполненную мелкими досадами и огорчениями сторону жизни, что нельзя было не завидовать ему. Он был знаток всех вещей, доставляющих удобства и наслаждения, и умел пользоваться ими. Конек его был блестящие связи, которые он имел частию по родству моей матери, частию по своим товарищам молодости, на которых он в душе сердился за то, что они далеко ушли в чинах, а он навсегда остался отставным поручиком гвардии. Он, как и все бывшие военные, не умел одеваться по-модному; но зато он одевался оригинально и изящно. Всегда очень широкое и легкое платье, прекрасное белье, большие отвороченные манжеты и воротнички... Впрочем, в

>>72308876
Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все по правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.

тставным поручиком гвардии. Он, как и все бывшие военные, не умел одеваться по-модному; но зато он одевался оригинально и изящно. Всегда очень широкое и легкое платье, прекрасное белье, большие отвороченные манжеты и воротнички... Впрочем, все шло к его большому росту, сильному сложению, лысой голове и спокойным, самоуверенным движениям. Он был чувствителен и даже слезлив. Часто, читая вслух, когда он доходил до патетического места, голос его начинал дрожать, слезы показывались, и он с досадой оставлял книгу. Он любил музыку, певал, аккомпанируя себе на фортепьяно, романсы приятеля своего А..., цыганские песни и некоторые мотивы из опер; но ученой музыки не любил и, не обращая внимания на общее мнение, откровенно говорил, что сонаты Бетховена нагоняют на него сон и скуку и что он не знает лучше ничего, как "Не будите меня, молоду", как ее певала Семенова, и "Не одна", как певала цыганка Танюша. Его натура была одна из тех, которым для хорошего дела необходима публика. И то только он считал хорошим, что называла хорошим публика. Бог знает, были ли у него какие-нибудь нравственные убеждения? Жизнь его была так полна увлечениями всякого рода, что ему некогда было составлять себе их, да он и был так счастлив в жизни, что не видел в том необходимости.
В старости у него образовался постоянный взгляд на вещи и неизменные правила, -- но единственно на основании практическом: те поступки и образ жизни, которые доставляли ему счастие или удовольствия, он считал хорошими и находил, что так всегда и всем поступать должно. Он говорил очень увлекательно, и эта способность, мне кажется, усиливала гибкость его правил: он в состоянии был тот же поступок рассказать как самую милую шалость и как низкую подлость.

Глава XI. ЗАНЯТИЯ В КАБИНЕТЕ И ГОСТИНОЙ

Уже смеркалось, когда мы приехали домой. Maman села за рояль, а мы, дети, принесли бумаги, карандаши, краски и расположились рисовать около круглого стола. У меня была только синяя краска; но, несмотря на это, я затеял нарисовать охоту. Очень живо изобразив синего мальчика верхом на синей лошади и синих собак, я не знал наверное, можно ли нарисовать синего зайца, и побежал к папа в кабинет посоветоваться об этом. Папа читал что-то и на вопрос мой: "Бывают ли синие зайцы?", не поднимая головы, отвечал: "Бывают, мой друг, бывают". Возвратившись к круглому столу, я изобразил синего зайца, потом нашел нужным переделать из синего зайца куст. Куст тоже мне не понравился; я сделал из него дерево -- скирд, из скирда -- облако и наконец так испачкал всю бумагу синей краской, что с досады разорвал ее и пошел дремать на вольтеровское кресло.
Maman играла второй концерт Фильда -- своего учителя. Я дремал, и в моем воображении возникали какие-то легкие, светлые и прозрачные воспоминания. Она заиграла Патетическую сонату Бетховена, и я вспоминал что-то грустное, тяжелое и мрачное. Maman часто играла эти две пьесы; поэтому я очень хорошо помню чувство, которое они во мне возбуждали. Чувство это было похоже на воспоминание; но воспоминание чего? казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не было.
Против меня была дверь в кабинет, и я видел, как туда вошли Яков и еще какие-то люди в кафтанах и с бородами. Дверь тотчас затворилась за ними. "Ну, начались занятия!" -- подумал я. Мне казалось, что важнее тех дел, котор

Против меня была дверь в кабинет, и я видел, как туда вошли Яков и еще какие-то люди в кафтанах и с бородами. Дверь тотчас затворилась за ними. "Ну, начались занятия!" -- подумал я. Мне казалось, что важнее тех дел, которые делались в кабинете, ничего в мире быть не могло; в этой мысли подтверждало меня еще то, что к дверям кабинета все подходили обыкновенно перешептываясь и на цыпочках; оттуда же был слышен громкий голос папа и запах сигары, который всегда, не знаю почему, меня очень привлекал. Впросонках меня вдруг поразил очень знакомый скрип сапогов в официантской. Карл Иваныч, на цыпочках, но с лицом мрачным и решительным, с какими-то записками в руке, подошел к двери и слегка постучался. Его впустили, и дверь опять захлопнулась.
"Как бы не случилось какого-нибудь несчастия, -- подумал я, -- Карл Иваныч рассержен: он на все готов..."
Я опять задремал.
Однако несчастия никакого не случилось; через час времени меня разбудил тот же скрип сапогов. Карл Иваныч, утирая платком слезы, которые я заметил на его щеках, вышел из двери и, бормоча что-то себе под нос, пошел на верх. Вслед за ним вышел папа и вошел в гостиную.
-- Знаешь, что я сейчас решил? -- сказал он веселым голосом, положив руку на плечо maman.
-- Что, мой друг?
-- Я беру Карла Иваныча с детьми. Место в бричке есть. Они к нему привыкли, и он к ним, кажется, точно привязан; а семьсот рублей в год никакого счета не делают, et puis au fond c'est un tres bon diable [и потом, в сущности, он славный малый, чорт его подери].
Я никак не мог постигнуть, зачем папа бранит Карпа Иваныча.
-- Я очень рада, -- сказала maman, -- за детей, за него: он славный старик.
-- Если бы ты видела, как он был тронут, когда я ему сказал, чтобы он оставил эти пятьсот рублей в виде подарка... но что забавнее всего -- это счет, который он принес мне. Это стоит посмотреть, -- прибавил он с улыбкой, подавая ей записку, написанную рукою Карла Иваныча, -- прелесть!
Вот содержание этой записи:
Для детьей два удочка -- 70 копек.
Цветной бумага, золотой коемочка, клестир и болван для коробочка, в подарках -- 6 р. 55 к.
Книга и лук, подарка детьям -- 8 р. 16 к.
Панталоны Николаю -- 4 рубли.
Обещаны Петром Алексантровичь из Москву в 18... году золотые часы в 140 рублей.
Итого следует получить Карлу Мауеру кроме жалованию -- 159 рублей 79 копек.
Прочтя эту записку, в которой Карл Иваныч требует, чтобы ему заплатили все деньги, издержанные им на подарки, и даже заплатили бы за обещанный подарок, всякий подумает, что Карл Иваныч больше ничего, как бесчувственный и корыстолюбивый себялюбец, -- и всякий ошибется.
Войдя в кабинет с записками в руке и с приготовленной речью в голове, он намеревался красноречиво изложить перед папа все несправедливости, претерпенные им в нашем доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал нам, его красноречие подействовало сильнее всего на него самого; так что, дойдя д

>>72308972
Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все подытоживают, что правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.

Четное - бреешь ей жопу
Нечетное - все равно бреешь

доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал нам, его красноречие подействовало сильнее всего на него самого; так что, дойдя до того места, в котором он говорил: "как ни грустно мне будет расстаться с детьми", он совсем сбился; голос его задрожал, и он принужден был достать из кармана клетчатый платок.
-- Да, Петр Александрыч, -- сказал он сквозь слезы (этого места совсем не было в приготовленной речи), -- я так привык к детям, что не знаю, что буду делать без них. Лучше я без жалованья буду служить вам, -- прибавил он, одной рукой утирая слезы, а другой подавая счет.
Что Карл Иваныч в эту минуту говорил искренно это я утвердительно могу сказать, потому что знаю его доброе сердце; но каким образом согласовался счет с его словами, остается для меня тайной.
-- Если вам грустно, то мне было бы еще грустнее расстаться с вами, -- сказал папа, потрепав его по плечу, -- я теперь раздумал.
Незадолго перед ужином в комнату вошел Гриша. Он с самого того времени, как вошел в наш дом, не переставал вздыхать и плакать, что, по мнению тех, которые верили в его способность предсказывать, предвещало какую-нибудь беду нашему дому. Он стал прощаться и сказал, что завтра утром пойдет дальше. Я подмигнул Володе и вышел в дверь.
-- Что?
-- Если хотите посмотреть Гришины вериги, то пойдемте сейчас на мужской верх -- Гриша спит во второй комнате, -- в чулане прекрасно можно сидеть, и мы все увидим.
-- Отлично! Подожди здесь: я позову девочек. Девочки выбежали, и мы отправились на верх. Не без спору решив, кому первому войти в темный чулан, мы уселись и стали ждать.

Глава XII. ГРИША

Нам всем было жутко в темноте; мы жались один к другому и ничего не говорили. Почти вслед за нами тихими шагами вошел Гриша. В одной руке он держал свой посох, в другой -- сальную свечу в медном подсвечнике. Мы не переводили дыхания.
-- Господи Иисусе Христе! Мати пресвятая богородица! Отцу и сыну и святому духу... -- вдыхая в себя воздух, твердил он, с различными интонациями и сокращениями, свойственными только тем, которые часто повторяют эти слова.
С молитвой поставив свой посох в угол и осмотрев постель, он стал раздеваться. Распоясав свой старенький черный кушак, он медленно снял изорванный нанковый зипун, тщательно сложил его и повесил на спинку стула. Лицо его теперь не выражало, как обыкновенно, торопливости и тупоумия; напротив, он был спокоен, задумчив и даже величав. Движения его были медленны и обдуманны.
Оставшись в одном белье, он тихо опустился на кровать, окрестил ее со всех сторон и, как видно было, с усилием -- потому что он поморщился -- поправил под рубашкой вериги. Посидев немного и заботливо осмотрев прорванное в некоторых местах белье, он встал, с молитвой поднял свечу в уровень с кивотом, в котором стояло несколько образов, перекрестился на них и перевернул свечу огнем вниз. Она с треском потухла.
В окна, обращенные на лес, ударяла почти полная луна. Длинная белая фигура юродивого с одной стороны была освещена бледными, серебристыми лучами месяца, с другой -- черной тенью; вместе с тенями от рам падала на пол, стены и доставала до потолка. На дворе караульщик стучал в чугунную доску.
Сложив свои огромные руки на груди, опустив голову и беспрестанно тяжело вздыхая, Гриша молча стоял перед иконами, потом с трудом опустился на колени и стал молиться.
Сначала он тихо говорил известные молитвы, ударяя только на некоторые слова, потом повторил их, но громче и с большим одушевлением. Он начал говорить свои слова, с заметным усилием стараясь выражаться по-славянск

>>72309026
Мистер Мэки взбешён тем, что кто-то из мальчиков сходил по-большому в писсуар в мужском туалете, и планирует начать расследование этого инцидента; Картман предполагает, что это событие является частью заговора, так же, как и события 11 сентября. Кайл недовольно возражает ему, что только отсталые верят, что 11 сентября — заговор. Картман обещает докопаться до истины, после чего начинает изучать все факты, связанные с трагедией, и приходит к неожиданным выводам.

Вскоре Картман делает для класса доклад, выполненный в виде презентации; он умело преподносит одноклассникам все неясности, связанные с трагедией, и в конце концов пафосно объявляет, что главный виновник 11 сентября — Кайл. В качестве доказательства он преподносит запутанные нумерологические доводы и фото падающих башен, к которым пририсовано изображение Кайла с ножом в руке. Доклад Эрика производит огромное впечатление на детей, и они начинают сторониться Кайла. Тем временем мистер Мэки для расследования проблемы обгаженного писсуара приглашает двух братьев по прозвищу Hardly Boys, однако их расследование сводится к сексуальным репликам в адрес друг друга.

Кайл говорит матери о конфликте, и та собирает городское собрание. Выясняется, что многие жители города также считают 11 сентября частью заговора. Для расследования 11 сентября пытаются снова привлечь Hardly Boys, однако опять безуспешно. Кайл призывает на помощь Стэна, и они отправляются найти тех, кто докажет невиновность Кайла в теракте. Они приходят к владельцу крупного сайта о теории заговора вокруг 11 сентября, и тот уверенно сообщает им, что в теракте виновато американское правительство. Кайл не может в это поверить; в этот момент их всех хватает SWAT и приводит в Белый дом. Там Джордж Буш, Дик Чейни и другие члены правительства полностью подтверждают свою ответственность за 11 сентября. Затем они убивают владельца сайта, но Дик Чейни промахивается, стреляя по детям, и те убегают.

Мистер Мэки продолжает активно расследовать инцидент в мужском туалете. Он решает, что это сделал Клайд, однако его родители сообщают мистеру Мэки, что у него с пяти лет колостома.

Даже после всего произошедшего Кайл не может поверить, что теория, которую он считал «отсталой», абсолютно правильна. Стэн пытается убедить его, что всё стало ясно. Неожиданно они встречаются с «убитым» в Белом доме владельцем сайта и пускаются за ним в погоню; в конце погони его убивает отец Hardly boys, который приглашает мальчиков к себе домой. Там находится и президент Буш с администрацией. Он неубедительно пытается убедить Кайла и Стэна в своей виновности в 11 сентября, однако в конце концов признаётся, что правительство не виновато в теракте. Однако именно оно и поддерживает существование теорий заговора о теракте, поскольку в этом случае «отсталая» часть населения страны верит во всесильность и беспощадность правительства, тогда как остальная по-прежнему осознаёт вину в теракте кучки фанатиков-мусульман.

Неожиданно у виска Кайла оказывается пистолет. Камера поворачивается вбок, и становится видно, что пистолет держит в руке Стэн. Тот объясняет, что именно он нагадил в писсуар, и ради этого связался с правительством и сторонниками теории заговора, чтобы те развили идею о вине правительства как за 11 сентября, так и за обгаженный писсуар (оба эти события стараниями Картмана оказались связаны в умах людей). Таким образом, все правда оказалась раскрыта стараниями Hardly Boys, и должно последовать наказание; в конце эпизода видно, как Стэн под наблюдением мистера Мэки оттирает писсуар.

Сначала он тихо говорил известные молитвы, ударяя только на некоторые слова, потом повторил их, но громче и с большим одушевлением. Он начал говорить свои слова, с заметным усилием стараясь выражаться по-славянски. Слова его были нескладны, но трогательны. Он молился о всех благодетелях своих (так он называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе, просил, чтобы Бог простил ему его тяжкие грехи, твердил: "Боже, прости врагам моим!" -- кряхтя поднимался и, повторяя еще и еще те же слова, припадал к земле и опять поднимался, несмотря на тяжесть вериг, которые издавали сухой резкий звук, ударяясь о землю.
Володя ущипнул меня очень больно за ногу; но я даже не оглянулся: потер только рукой то место и продолжал с чувством детского удивления, жалости и благоговения следить за всеми движениями и словами Гриши.
Вместо веселия и смеха, на которые я рассчитывал, входя в чулан, я чувствовал дрожь и замирание сердца.
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: Господи помилуй, но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: прости мя, господи, научи мя, что творить... научи мя что творити, господи! -- с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания... Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
Я потихоньку высунул голову из двери и не переводил дыхания. Гриша не шевелился; из груди его вырывались тяжелые вздохи; в мутном зрачке его кривого глаза, освещенного луною, остановилась слеза.
-- Да будет воля твоя! -- вскричал он вдруг с неподражаемым выражением, упал лбом на землю и зарыдал, как ребенок.
Много воды утекло с тех пор, много воспоминаний о былом потеряли для меня значение и стали смутными мечтами, даже и странник Гриша давно окончил свое последнее странствование; но впечатление, которое он произвел на меня, и чувство, которое возбудил, никогда не умрут в моей памяти.
О великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость Бога, твоя любовь так велика, что слова сами собою лились из уст твоих -- ты их не поверял рассудком... И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов, в слезах повалился на землю!..
Чувство умиления, с которым я слушал Гришу, не могло долго продолжаться, во-первых потому, что любопытство мое было насыщено, а во-вторых потому, что я отсидел себе ноги, сидя на одном месте, и мне хотелось присоединиться к общему шептанью и возне, которые слышались сзади меня в темном чулане. Кто-то взял меня за руку и шепотом сказал: "Чья это рука?" В чулане было совершенно темно; но по одному прикосновению и голосу, который шептал мне над самым ухом, я тотчас узнал Катеньку.
Совершенно бессознательно я схватил ее руку в коротеньких рукавчиках за локоть и припал к ней губами. Катенька, верно, удивилась этому поступку и отдернула руку: этим движением она толкнула сломанный стул, стоявший в чулане. Гриша поднял голову, тихо оглянулся и, читая молитвы, стал крестить все углы. Мы с шумом и шепотом выбежали из чулана.

Глава XIII. НАТАЛЬЯ САВИШНА

В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала

__________________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶__________________
_________________¶¶622211111111¶¶¶________________
_______________¶¶2621111111_11111¶¶_______________
¶6____________¶¶1111111111_1_111111¶______________
¶¶__________18¶88111_111111___11111¶¶_____________
¶¶22_______2¶¶¶¶¶¶¶¶1____11111___112¶¶_________668
¶¶¶¶¶81___1¶¶¶82228¶¶¶2____11_11¶¶¶¶¶¶6_______¶¶6¶
168¶¶¶¶812¶¶¶66666268¶¶2111118¶¶¶¶662¶¶_____1¶¶82¶
1____6¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶86¶¶¶¶¶¶62116¶¶66221112___2¶¶¶¶¶¶¶
11_____¶¶¶¶¶¶¶¶8¶¶12¶¶¶¶¶868¶8¶¶6628¶862¶¶¶¶21___1
1111___8¶¶¶¶¶¶1¶¶¶1_1¶¶¶¶2126¶¶8¶¶¶_8¶¶8112______1
_111111¶¶¶26¶¶¶¶¶¶216¶¶111_11¶¶¶¶¶¶_186611_____111
______¶¶811__11111222111111_118¶¶¶8882111_1___111_
_____1¶81111___1682282111111____111111_11111111___
_____¶¶62111112¶¶¶¶¶¶8211111111_11______1_11______
_____¶¶¶¶¶¶¶8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8221226¶¶2¶61___1__11______
____2¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶82¶¶21111_11______
____8¶8612¶¶¶¶6111111111122211__1_16¶¶611111______
____¶¶6116¶8¶¶¶¶¶2111_1111111___1_1_16¶61111¶2____
1¶¶8888¶88866¶¶¶¶¶1111111____111111112111_¶¶¶6
¶¶¶¶¶8¶8¶¶¶8¶¶¶66668¶¶¶¶¶¶¶¶¶222622661_111___1¶¶¶¶
¶¶¶8¶¶888¶8¶8¶¶¶¶¶861111121111111111_11111111__¶¶¶
¶¶¶¶¶¶888¶¶8¶8¶¶¶¶¶86666211111111111111111111__1¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶888¶8¶¶¶¶¶¶¶862622221111111111111111___1¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶8888¶8¶¶¶¶¶¶¶8666221212121111111111__1¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶88¶888¶8¶866622222211121111111111_1¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8888862111111111111111111111111¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶8¶86111111111111___1111111¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶862111111111111111211¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶862212121112266212¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶86621_1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶662212221111_1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶

отца ее, кларнетиста Саввы, дед мой взял ее вверх -- находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом поприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили ее грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволенья выйти за Фоку замуж. Дедушка принял ее желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню. Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращена в двор и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапезке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на нее нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала свое слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился, она перенесла на барышню свою.
Когда подле матушки заменила ее гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были белье и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с тем же усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всем видела трату, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда maman вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за ее двадцатилетние труды и привязанность, она позвала ее к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гербовой бумаги, на котором была написана вольная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей. Наталья Савишна молча выслушала все это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого странного поступка, maman немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
-- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? -- спросила maman, взяв ее за руку.
-- Ничего, матушка, -- отвечала она, -- должно быть, я вам чем-нибудь противна, что вы меня со двора гоните... Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слез, хотела уйти из комнаты. Maman удержала ее, обняла, и они обе расплакались.
С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, ее любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, -- тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жизнь ее была любовь и самопожертвование. Я так привык к ее бескорыстной, нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? довольна ли?
Бывало, под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в ее комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь ее присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена ее комната, или записывала белье и, слушая всякий вздор, который я говорил, "как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Иваныча из Саксонии" и т. д., она приговаривала: "Да, мой батюшка, да". Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук, на крышке которого снутри -- как теперь помню -- были наклеены крашеное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи, -- вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говаривала;
-- Это, батюшка, еще очаковское куренье. Когда ваш покойник дедушка -- царство небесное -- под турку ходили, так оттуда еще привезли. Вот уж последний кусочек остался, -- прибавляла она со вздохом.
В сундуках, которыми была наполнена ее комната, было решительно все. Что бы ни понадобилось, обыкновенно говаривали: "Надо спросить у Натальи Савишны", -- и действительно, порывшись немного, она находила требуемы

В сундуках, которыми была наполнена ее комната, было решительно все. Что бы ни понадобилось, обыкновенно говаривали: "Надо спросить у Натальи Савишны", -- и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: "Вот и хорошо, что припрятала". В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме ее, не знал и не заботился.
Один раз я на нее рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и облил скатерть.
-- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, -- сказала maman.
Наталья Савишна вошла и, увидав лужу, которую я сделал, покачала головой; потом maman сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом веселом расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке, поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: "Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!" Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
"Как! -- говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлебываясь от слез. -- Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне ты, и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!"
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустил слюни, она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы отплатить дерзкой Наталье за нанесенное мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать:
-- Полноте, мой батюшка, не плачьте... простите меня, дуру... я виновата... уж вы меня простите, мой голубчик... вот вам.
Она вынула из-под платка корнет, сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня недоставало сил взглянуть в лицо доброй старушке: я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда.

Глава XIV. РАЗЛУКА

На другой день после описанных мною происшествий, в двенадцатом часу утра, коляска и бричка стояли у подъезда. Николай был одет по-дорожному, то есть штаны были всунуты в сапоги и старый сюртук туго-натуго подпоясан кушаком. Он стоял в бричке и укладывал шинели и подушки под сиденье; когда оно ему казалось высоко, он садился на подушки и, припрыгивая, обминал их.
-- Сделайте божескую милость, Николай Дмитрич, нельзя ли к вам будет баринову щикатулку положить, -- сказал запыхавшийся камердинер папа, высовываясь из коляски, -- она маленькая...
-- Вы бы прежде говорили, Михей Иваныч, -- отвечал Николай скороговоркой и с досадой, изо всех сил бросая какой-то узелок на дно брички. -- Ей-богу, голова и так кругом идет, а тут еще вы с вашими щикатулками, -- прибавил он, приподняв фуражку и утирая с загорелого лба крупные капли пота.
Дворовые мужчины, в сюртуках, кафтанах, рубашках, без шапок, женщины, в зат

посматривали на экипажи и разговаривали между собой. Один из ямщиков -- сгорбленный старик в зимней шапке и армяке -- держал в руке дышло коляски, потрогивал его и глубокомысленно посматривал на ход; другой -- видный молодой парень, в одной белой рубахе с красными кумачовыми ластовицами, в черной поярковой шляпе черепеником, которую он, почесывая свои белокурые кудри, сбивал то на одно, то на другое ухо, -- положил свой армяк на козлы, закинул туда же вожжи и, постегивая плетеным кнутиком, посматривал то на свои сапоги, то на кучеров, которые мазали бричку. Один из них, натужившись, держал подъем; другой, нагнувшись над колесом, тщательно мазал ось и втулку, -- даже, чтобы не пропадал остальной на помазке деготь, мазнул им снизу по кругу. Почтовые, разномастные, разбитые лошади стояли у решетки и отмахивались от мух хвостами. Одни из них, выставляя свои косматые оплывшие ноги, жмурили глаза и дремали; другие от скуки чесали друг друга или щипали листья и стебли жесткого темно-зеленого папоротника, который рос подле крыльца. Несколько борзых собак -- одни тяжело дышали, лежа на солнце, другие в тени ходили под коляской и бричкой и вылизывали сало около осей. Во всем воздухе была какая-то пыльная мгла, горизонт был серо-лилового цвета; но ни одной тучки не было на небе. Сильный западный ветер поднимал столбами пыль с дорог и полей, гнул макушки высоких лип и берез сада и далеко относил падавшие желтые листья. Я сидел у окна и с нетерпением ожидал окончания всех приготовлений.
Когда все собрались в гостиной около круглого стола, чтобы в последний раз провести несколько минут вместе, мне и в голову не приходило, какая грустная минута предстоит нам. Самые пустые мысли бродили в моей голове. Я задавал себе вопросы: какой ямщик поедет в бричке и какой в коляске? кто поедет с папа, кто с Карлом Иванычем? и для чего непременно хотят меня укутать в шарф и ваточную чуйку?
"Что я за неженка? авось не замерзну. Хоть бы поскорей это все кончилось: сесть бы и ехать".
-- Кому прикажете записку о детском белье отдать? -- сказала вошедшая, с заплаканными глазами и с запиской в руке, Наталья Савишна, обращаясь к maman.
-- Николаю отдайте, да приходите же после с детьми проститься.
Старушка хотела что-то сказать, но вдруг остановилась, закрыла лицо платком и, махнув рукою, вышла из комнаты. У меня немного защемило в сердце, когда я увидал это движение; но нетерпение ехать было сильнее этого чувства, и я продолжал совершенно равнодушно слушать разговор отца с матушкой. Они говорили о вещах, которые заметно не интересовали ни того, ни другого: что нужно купить для дома? что сказать княжне Sophie и madame Julie? и хороша ли будет дорога?
Вошел Фока и точно тем же голосом, которым он докладывал "кушать готово", остановившись у притолоки, сказал: "Лошади готовы". Я заметил, что maman вздрогнула и побледнела при этом известии, как будто оно было для нее неожиданно.
Фоке приказано было затворить все двери в комнате. Меня это очень забавляло, "как будто все спрятались от кого-нибудь".
Когда все сели, Фока тоже присел на кончике стула; но только что он это сделал, дверь скрипнула, и все оглянулись. В комнату торопливо вошла Наталья Савишна и, не поднимая глаз, приютилась около двери на одном стуле с Фокой. Как теперь вижу я плешивую голову, морщинистое неподвижное лицо Фоки и сгорбленную добрую фигурку в чепце, из-под которого виднеются седые волосы. Они жмутся на одном стуле, и им обоим неловко.
Я продолжал быть беззаботен и нетерпелив. Десять секунд, которые просидели с закрытыми дверьми, показались мне за целый час. Наконец все встали, перекрестились и стали прощаться. Папа обнял maman и несколько раз поцеловал ее.
-- Полно, мой дружок, -- сказал папа, -- ведь не навек расстаемся.
-- Все-таки грустно! -- сказала maman дрожащим от слез голосом.

_________________________1¶1______________________
_________________________¶¶¶______________________
_____________1¶¶111¶¶¶1_¶¶¶_______________________
____________1¶11111¶¶¶¶1¶_________________________
____________¶¶¶¶¶1¶¶¶¶1111________________________
______¶¶¶1_1¶¶¶¶¶1111111111_______________________
______¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111111¶¶11______________________
___________1¶11¶¶¶¶¶1111¶1111_____________________
___________1¶¶¶¶¶¶11111¶11111¶¶¶111¶¶_____________
____________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111111¶¶¶¶¶1____________
________1¶11¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111111_1¶¶¶¶¶1_11_________
________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶11¶¶11111111¶¶¶¶¶¶11__11_______
______1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111111¶¶¶¶¶¶¶11111111_____
_____¶1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1111¶¶¶¶¶¶¶¶111111111____
____¶¶1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1111¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1¶¶111111__
___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1¶¶111111_
__¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1111111
_1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶11¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1¶¶¶¶¶11111
1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1111111¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1_¶¶¶111111
1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1111111111111111111111¶11¶¶1111111
¶¶¶¶¶¶¶¶11¶¶¶¶111111111111_111111111111_1¶¶1111111
¶¶¶¶¶¶¶¶11¶¶111111111111111111111_111111¶¶11111111
1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶11111111111111111111111111111¶¶111111¶_
_¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶11111111111111111111111111¶¶¶¶1111¶1_
¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1111111111111111111111111¶¶¶¶¶¶¶¶¶
___¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111111111111111111¶¶¶¶11111¶1__
____1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶11111111111111111¶¶¶¶1¶¶¶¶¶¶¶¶¶__
______1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111111111¶¶¶¶¶1111¶¶¶¶¶¶¶¶¶__
________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶11111111_1________
_________1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶111111111111__________
_________¶¶¶¶¶¶¶¶111111111111111111111¶¶__________
_________¶¶111¶¶¶¶11111111111111111111¶¶__________
_________1¶¶¶1111¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶1111111¶¶¶¶____________
_________1¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶_____________
__________¶¶¶¶¶¶¶1__111111__¶¶¶¶¶¶¶¶1_____________
__________¶¶¶¶¶¶¶¶__________1¶¶¶¶¶¶¶¶_____________
__________¶¶¶¶¶¶¶¶__________¶¶¶¶¶¶¶¶¶_____________
__________1¶¶¶¶¶¶¶__________¶¶¶¶¶¶¶¶¶_____________
___________¶¶¶¶¶¶¶__________1¶¶¶¶¶¶¶¶_____________
___________1¶¶¶¶¶____________1¶¶¶¶¶¶______________
__________¶¶¶¶¶¶¶1____________¶¶¶¶¶¶¶¶____________
_________1¶¶¶¶¶¶¶1___________1¶¶¶¶¶¶¶¶____________
________¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶____________1¶¶¶¶¶¶¶____________
_____¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶¶____________1¶¶¶¶¶¶¶1___________

Когда я услыхал этот голос, увидал ее дрожащие губы и глаза, полные слез, я забыл про все и мне так стало грустно, больно и страшно, что хотелось бы лучше убежать, чем прощаться с нею. Я понял в эту минуту, что, обнимая отца, она уже прощалась с нами.
Она столько раз принималась целовать и крестить Володю, что -- полагая, что она теперь обратится ко мне -- я совался вперед; но она еще и еще благословляла его и прижимала к груди. Наконец я обнял ее и, прильнув к ней, плакал, плакал, ни о чем не думая, кроме своего горя.
Когда мы пошли садиться, в передней приступила прощаться докучная дворня. Их "пожалуйте ручку-с", звучные поцелуи в плечико и запах сала от их голов возбудили во мне чувство, самое близкое к огорчению у людей раздражительных. Под влиянием этого чувства я чрезвычайно холодно поцеловал в чепец Наталью Савишну, когда она вся в слезах прощалась со мною.
Странно то, что я как теперь вижу все лица дворовых и мог бы нарисовать их со всеми мельчайшими подробностями; но лицо и положение maman решительно ускользают из моего воображения: может быть, оттого, что во все это время я ни разу не мог собраться с духом взглянуть на нее. Мне казалось, что, если бы я это сделал, ее и моя горесть должны бы были дойти до невозможных пределов.
Я бросился прежде всех в коляску и уселся на заднем месте. За поднятым верхом я ничего не мог видеть, но какой-то инстинкт говорил мне, что maman еще здесь.
"Посмотреть ли на нее еще или нет?.. Ну, в последний раз!" -- сказал я сам себе и высунулся из коляски к крыльцу. В это время maman, с тою же мыслью, подошла с противоположной стороны коляски и позвала меня по имени. Услыхав ее голос сзади себя, я повернулся к ней, но так быстро, что мы стукнулись головами; она грустно улыбнулась и крепко, крепко поцеловала меня в последний раз.
Когда мы отъехали несколько сажен, я решился взглянуть на нее. Ветер поднимал голубенькую косыночку, которою была повязана ее голова; опустив голову и закрыв лицо руками, она медленно всходила на крыльцо. Фока поддерживал ее.
Папа сидел со мной рядом и ничего не говорил;
я же захлебывался от слез, и что-то так давило мне в горле, что я боялся задохнуться... Выехав на большую дорогу, мы увидали белый платок, которым кто-то махал с балкона. Я стал махать своим, и это движение немного успокоило меня. Я продолжал плакать, и мысль, что слезы мои доказывают мою чувствительность, доставляла мне удовольствие и отраду.
Отъехав с версту, я уселся попокойнее и с упорным вниманием стал смотреть на ближайший предмет перед глазами -- заднюю часть пристяжной, которая бежала с моей стороны. Смотрел я, как махала хвостом эта пегая пристяжная, как забивала она одну ногу о другую, как доставал по ней плетеный кнут ямщика и ноги начали прыгать вместе; смотрел, как прыгала на ней шлея и на шлее кольца, и смотрел до тех пор, покуда эта шлея покрылась около хвоста мылом. Я стал смотреть кругом: на волнующиеся поля спелой ржи, на темный пар, на котором кое-где виднелись соха, мужик, лошадь с жеребенком, на верстовые столбы, заглянул даже на козлы, чтобы узнать, какой ямщик с нами едет; и еще лицо мое не просохло от слез, как мысли мои были далеко от матери, с которой я расстался, может быть, навсегда. Но всякое воспоминание наводило меня на мысль о ней. Я вспомнил о грибе, который нашел накануне в березовой аллее, вспомнил о том, как Любочка с Катенькой поспорили -- кому сорвать его, вспомнил и о том, как они плакали, прощаясь с нами.
Жалко их! и Наталью Савишну жалко, и березовую аллею, и Фоку жалко! Даже злую Мими -- и ту жалко! Все, все жалко! А бедная maman? И слезы опять навертывались на глаза; но ненадолго.

Глава XV. ДЕТСТВО

Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений.
Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Maman говорит с кем-нибудь, и звуки голоса ее так сладки, так приветливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу! Отуманенными дремотой глазами я пристально смотрю на ее лицо, и вдруг она сделалась вся маленькая, маленькая -- лицо ее не больше пуговки; но оно мне все так же ясно видно: вижу, как она взглянула на меня и как улыбнулась. Мне нравится видеть ее такой крошечной. Я прищуриваю глаза еще больше, и она делается не больше тех мальчиков, которые бывают в зрачках; но я пошевелился -- и очарование разрушилось; я суживаю глаза, поворачиваюсь, всячески стараюсь возобновить его, но напрасно. Я встаю, с ногами забираюсь и уютно укладываюсь на кресло.
-- Ты опять заснешь, Николенька, -- говорит мне maman, -- ты бы лучше шел на верх.
-- Я не хочу спать, мамаша, -- ответишь ей, и неясные, но сладкие грезы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят. Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаешь ее и еще во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмешь ее к губам.
Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной; maman сказала, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос!
-- Вставай, моя душечка: пора идти спать. Ничьи равнодушные взоры не стесняют ее: она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь. Я не шевелюсь, но еще крепче целую ее руку.
-- Вставай же, мой ангел.
Она другой рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить руками ее шею, прижать голову к ее груди и, задыхаясь, сказать:
-- Ах, милая, милая мамаша, как я тебя люблю! Она улыбается своей грустной, очаровательной улыбкой, берет обеими руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени.
-- Так ты меня очень любишь? -- Она молчит с минуту, потом говорит: -- Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей мамаши, ты не забудешь ее? не забудешь, Николенька?
Она еще нежнее целует меня.

-- Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя! -- вскрикиваю я, целуя ее колени, и слезы ручьями льются из моих глаз -- слезы любви и восторга.
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: "Спаси, господи, папеньку и маменьку". Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к Богу как-то странно сливались в одно чувство.
После молитвы завернешься, бывало, в одеяльце; на душе легко, светло и отрадно; одни мечты гонят другие, -- но о чем они? Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастие. Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой участи -- единственном человеке, которого я знал несчастливым, -- и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: "Дай Бог ему счастия, дай мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать". Потом любимую фарфоровую игрушку -- зайчика или собачку -- уткнешь в угол пуховой подушки и любуешься, как хорошо, тепло и уютно ей там лежать. Еще помолишься о том, чтобы дал Бог счастия всем, чтобы все были довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья, повернешься на другой бок, мысли и мечты перепутаются, смешаются, и уснешь тихо, спокойно, еще с мокрым от слез лицом.
Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели -- невинная веселость и беспредельная потребность любви -- были единственными побуждениями в жизни?
Где те горячие молитвы? где лучший дар -- те чистые слезы умиления? Прилетал ангел-утешитель, с улыбкой утирал слезы эти и навевал сладкие грезы неиспорченному детскому воображению.
Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели остались одни воспоминания?

Глава XVI. СТИХИ

Почти месяц после того, как мы переехали в Москву, я сидел на верху бабушкиного дома, за большим столом, и писал; напротив меня сидел рисовальный учитель и окончательно поправлял нарисованную черным карандашом головку какого-то турка в чалме. Володя, вытянув шею, стоял сзади учителя и смотрел ему через плечо. Головка эта была первое произведение Володи черным карандашом и нынче же, в день ангела бабушки, должна была быть поднесена ей.
-- А сюда вы не положите еще тени? -- сказал Володя учителю, приподнимаясь на цыпочки и указывая на шею турка.
-- Нет, не нужно, -- сказал учитель, укладывая карандаши и рейсфедер в задвижной ящичек, -- теперь прекрасно, и вы больше не прикасайтесь. Ну, а вы, Николенька, -- прибавил он, вставая и продолжая искоса смотреть на турка, -- откройте наконец нам ваш секрет: что вы поднесете бабушке? Право, лучше было бы тоже головку. Прощайте, господа, -- сказал он, взял шляпу, билетик и вышел.

>>72309350
Добро пожаловать к нам

>>72309159
Ainsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley Harriott-+++

В эту минуту я тоже думал, что лучше бы было головку, чем то, над чем я трудился. Когда нам объявили, что скоро будут именины бабушки и что нам должно приготовить к этому дню подарки, мне пришло в голову написать ей стихи на этот случай, и я тотчас же прибрал два стиха с рифмами, надеясь так же скоро прибрать остальные. Я решительно не помню, каким образом вошла мне в голову такая странная для ребенка мысль, но помню, что она мне очень нравилась и что на все вопросы об этом предмете я отвечал, что непременно поднесу бабушке подарок, но никому не скажу, в чем он будет состоять.
Против моего ожидания оказалось, что, кроме двух стихов, придуманных мною сгоряча, я, несмотря на все усилия, ничего дальше не мог сочинить. Я стал читать стихи, которые были в наших книгах; но ни Дмитриев, ни Державин не помогли мне -- напротив, они еще более убедили меня в моей неспособности. Зная, что Карл Иваныч любил списывать стишки, я стал потихоньку рыться в его бумагах и в числе немецких стихотворений нашел одно русское, принадлежащее, должно быть, собственно его перу.
Г-же Л. ...Петровской. 1828, 3 июни.

Помните близко,
Помните далеко,
Помните моего
Еще отныне и до всегда,
Помните еще до моего гроба,
Как верен я любить имею.
Карл Мауер

Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком на тонком почтовом листе, понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же выучил его наизусть и решился взять за образец. Дело пошло гораздо легче. В день именин поздравление из двенадцати стихов было готово, и, сидя за столом в классной, я переписывал его на веленевую бумагу.
Уже два листа бумаги были испорчены... не потому, чтобы я думал что-нибудь переменить в них: стихи мне казались превосходными; но с третьей линейки концы их начали загибаться кверху все больше и больше, так что даже издалека видно было, что это написано криво и никуда не годится.
Третий лист был так же крив, как и прежние; но я решился не переписывать больше. В стихотворении своем я поздравлял бабушку, желал ей много лет здравствовать и заключал так:

Стараться будем утешать
И любим, как родную мать.

Кажется, было бы очень недурно, но последний стих как-то странно оскорблял мой слух.
-- И лю-бим, как родну-ю мать, -- твердил я себе под нос. -- Какую бы рифму вместо мать? играть? кровать?.. Э, сойдет! все лучше карл-иванычевых!
И я написал последний стих. Потом в спальне я прочел вслух все свое сочинение, с чувством и жестами. Были стихи совершенно без размера, но я не останавливался на них; последний же еще сильнее и неприятнее поразил меня. Я сел на кровать и задумался...
"Зачем я написал: как родную мать? ее ведь здесь нет, так не нужно было и поминать ее; правда, я бабушку люблю, уважаю, но все она не то... зачем я написал это, зачем я солгал? Положим, это стихи, да все-таки не нужно было".
В это самое время вошел портной и принес новые полуфрачки.
-- Ну, так и быть! -- сказал я в сильном нетерпении, с досадой сунул стихи под подушку и побежал примеривать московское платье.
Московское платье оказалось превосходно: коричневые полуфрачки с бронзовыми пуговками были сшиты в обтяжку -- не так, как в деревне нам шивали, на рост, -- черные брючки, тоже узенькие, чудо как хорошо обозначали мускулы и лежали на сапогах.
"Наконец-то и у меня панталоны со штрипками, настоящие!" -- мечтал я, вне себя от радости, осматривая со всех сторон свои ноги. Хотя мне было очень узко и неловко в новом платье, я скрыл это от всех, сказал, что, напротив, мне очень покойно и что ежели есть недостаток в этом платье, так только тот, что оно немножко просторно. После этого я очень долго, стоя перед зеркалом, причесывал свою обильно напомаженную голову; но, сколько ни старался, я никак не мог пригладить вихры на макушке: как только я, желая испытать их послушание, переставал прижимать их щеткой, они поднимались и торчали в разные стороны, придавая моему лицу самое смешное выражение.
Карл Иваныч одевался в другой комнате, и через классную пронесли к нему синий фрак и еще какие-то белые принадлежности. У двери, которая вела вниз, послышался голос одной из горничных бабушки; я вышел, чтобы узнать, что ей нужно. Она держала на руке туго накрахмаленную манишку и сказала мне, что она принесла ее для Карла Иваныча и что ночь не спала для того, чтобы успеть вымыть ее ко времени. Я взялся передать манишку и спросил, встала ли бабушка.
-- Как же-с! уж кофе откушали, и протопоп пришел. Каким вы молодчиком! -- прибавила она с улыбкой, оглядывая мое новое платье.
Замечание это заставило меня покраснеть; я перевернулся на одной ножке, щелкнул пальцами и припрыгнул, желая ей этим дать почувствовать, что она еще не знает хорошенько, какой я действительно молодчик.
Когда я принес манишку Карлу Иванычу, она уже была не нужна ему: он надел другую и, перегнувшись перед маленьким зеркальцем, которое стояло на столе, держался обеими руками за пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли входит в него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со всех сторон наши платья и попросив Николая сделать для него то же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно вспомнить, как сильно пахло от нас троих помадой, в то время как мы стали спускаться по лестнице.
У Карла Иваныча в руках была коробочка своего изделия, у Володи -- рисунок, у меня -- стихи; у каждого на языке было приветствие, с которым он поднесет свой подарок. В ту минуту, как Карл Иваныч отворил дверь залы, священник надевал ризу и раздались первые звуки молебна.
Бабушка была уже в зале: сгорбившись и опершись на спинку стула, она стояла у стенки и набожно молилась; подле нее стоял папа. Он обернулся к нам и улыбнулся, заметив, как мы, заторопившись, прятали за спины приготовленные подарки и, стараясь быть незамеченными, остановились у самой двери. Весь эффект неожиданности, на который мы рассчитывали, был потерян.

>>72309461
Ainsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley HarriottAinsley Harriott

Когда стали подходить к креслу, я вдруг почувствовал, что нахожусь под тяжелым влиянием непреодолимой одуревающей застенчивости, и, чувствуя, что у меня никогда недостанет духу поднести свой подарок, я спрятался за спину Карла Иваныча, который, в самых отборных выражениях поздравив бабушку, переложил коробочку из правой руки в левую, вручил ее имениннице и отошел несколько шагов, чтобы дать место Володе. Бабушка, казалось, была в восхищении от коробочки, оклеенной золотыми каемками, и самой ласковой улыбкой выразила свою благодарность. Заметно, однако, было, что она не знала, куда поставить эту коробочку, и, должно быть, поэтому предложила папа посмотреть, как удивительно искусно она сделана.
Удовлетворив своему любопытству, папа передал ее протопопу, которому вещица эта, казалось, чрезвычайно понравилась: он покачивал головой и с любопытством посматривал то на коробочку, то на мастера, который мог сделать такую прекрасную штуку. Володя поднес своего турка и тоже заслужил самые лестные похвалы со всех сторон. Настал и мой черед: бабушка с одобрительной улыбкой обратилась ко мне.
Те, которые испытали застенчивость, знают, что чувство это увеличивается в прямом отношении времени, а решительность уменьшается в обратном отношении, то есть: чем больше продолжается это состояние, тем делается оно непреодолимее и тем менее остается решительности.
Последняя смелость и решительность оставили меня в то время, когда Карл Иваныч и Володя подносили свои подарки, и застенчивость моя дошла до последних пределов: я чувствовал, как кровь от сердца беспрестанно приливала мне в голову, как одна краска на лице сменялась другою и как на лбу и на носу выступали крупные капли пота. Уши горели, по всему телу я чувствовал дрожь и испарину, переминался с ноги на ногу и не трогался с места.
-- Ну, покажи же, Николенька, что у тебя -- коробочка или рисованье? -- сказал мне папа. Делать было нечего: дрожащей рукой подал я измятый роковой сверток; но голос совершенно отказался служить мне, и я молча остановился перед бабушкой. Я не мог прийти в себя от мысли, что вместо ожидаемого рисунка при всех прочтут мои никуда не годные стихи и слова: как родную мать, которые ясно докажут, что я никогда не любил и забыл ее. Как передать мои страдания в то время, когда бабушка начала читать вслух мое стихотворение и когда, не разбирая, она останавливалась на середине стиха, чтобы с улыбкой, которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа, когда она произносила не так, как мне хотелось, и когда по слабости зрения, не дочтя до конца, она передала бумагу папа и попросила его прочесть ей все сначала? Мне казалось, что она это сделала потому, что ей надоело читать такие дурные и криво написанные стихи, и для того, чтобы папа мог сам прочесть последний стих, столь явно доказывающий мою бесчувственность. Я ожидал того, что он щелкнет меня по носу этими стихами и скажет: "Дрянной мальчишка, не забывай мать... вот тебе за это!", но ничего такого не случилось; напротив, когда все было прочтено, бабушка сказала: "Charmant"*[Очаровательно!] и поцеловала меня в лоб. Коробочка, рисунок и стихи были положены рядом с двумя батистовыми платками и табакеркой с портретом maman на выдвижной столик вольтеровского кресла, в котором всегда сиживала бабушка.
-- Княгиня Варвара Ильинична, -- доложил один из двух огромных лакеев, ездивших за каретой бабушки.
Бабушка, задумавшись, смотрела на портрет, вделанный в черепаховую табакерку, и ничего не отвечала.
-- Прикажете просить, ваше сиятельство? -- повторил лакей.

Глава XVII. КНЯГИНЯ КОРНАКОВА

-- Проси, -- сказала бабушка, усаживаясь глубже в кресло.
Княгиня была женщина лет сорока пяти, маленькая, тщедушная, сухая и желчная, с серо-зелеными неприятными глазками, выражение которых явно противоречило неестественно-умильно сложенному ротику. Из-под бархатной шляпки с страусовым пером виднелись светло-рыжеватые волосы; брови и ресницы казались еще светлее и рыжеватее на нездоровом цвете ее лица. Несмотря на это, благодаря ее непринужденным движениям, крошечным рукам и особенной сухости во всех чертах, общий вид ее имел что-то благородное и энергическое.
Княгиня очень много говорила и по своей речивости принадлежала к тому разряду людей, которые всегда говорят так, как будто им противоречат, хотя бы никто не говорил ни слова: она то возвышала голос, то, постепенно понижая его, вдруг с новой живостью начинала говорить и оглядывалась на присутствующих, но не принимающих участие в разговоре особ, как будто стараясь подкрепить себя этим взглядом.
Несмотря на то, что княгиня поцеловала руку бабушки, беспрестанно называла ее ma bonne tante [моя добрая тетушка], я заметил, что бабушка была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему князь Михайло никак не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую речь княгини, она сказала, особенно растягивая свои слова:
-- Очень вам благодарна, моя милая, за вашу внимательность; а что князь Михайло не приехал, так что ж про то и говорить... у него всегда дел пропасть; да и то сказать, что ему за удовольствие с старухой сидеть?
И, не давая княгине времени опровергнуть ее слова, она продолжала:
-- Что, как ваши детки, моя милая?
-- Да слава Богу, ma tante [тетушка], растут, учатся, шалят... особенно Этьен -- старший, такой повеса становится, что ладу никакого нет; зато и умен -- un garçon, qui promet [мальчик обещающий]. Можете себе представить, mon cousin, -- продолжала она, обращаясь исключительно к папа, потому что бабушка, нисколько не интересуясь детьми княгини, а желая похвастаться своими внуками, с тщательностию достала мои стихи из-под коробочки и стала их развертывать, -- можете себе представить, mon cousin, что он сделал на днях...
И княгиня, наклонившись к папа, начала ему рассказывать что-то с большим одушевлением. Окончив рассказ, которого я не слыхал, она тотчас засмеялась и, вопросительно глядя в лицо папа, сказала:
-- Каков мальчик, mon cousin? Он стоил, чтобы его высечь; но выдумка эта так умна и забавна, что я его простила, mon cousin.
И княгиня, устремив взоры на бабушку, ничего не говоря, продолжала улыбаться.
-- Разве вы бьете своих детей, моя милая, -- спросила бабушка, значительно поднимая брови и делая особенное ударение на слове бьете.
-- Ax, ma bonne tante [моя добрая тетушка], -- кинув быстрый взгляд на папа, добреньким голоском отвечала княгиня, -- я знаю, какого вы мнения на этот счет, но позвольте мне в этом одном с вами не согласиться: сколько я ни думала, сколько ни читал