>>2783821 А что: тема же! Экспертов тоже хватает. Кроме людей, у которых от одного зусава постоянно случается семяизвержение, разве существуют скорострелы? Кто сколько минут / засувов считает скорым, а сколько нормой? Кто дрочил по два раза в день, чтоб дольше не кончать? Кто гуглил эту тему?
Ну ладно, расскажу нашим девственникам-дрочилам про неоспоримые достоинства умения быстренько кончить: + Быстрый беспалевный секс практически в любых общественных местах. + Нет неудовлетворённости от неоконченного полового акта из-за отсутствия времени или затраханности партнёрши. + Не нужны приготовления к долгому сексу. + Кинуть 3 палки за 30-40 минут гораздо приятней, чем одну. Минусы? Да их просто нет, если только вы не страдаете импотенцией. У меня, например, стояк не пропадает, а каждая следующая палка становится длинее предыдущей. По сути 4-ю можно кидать уже часами, или пока тянка не затраххается до полуобморочного состояния. Такие вот дела. Ну и если вы считаете, что женщину надо трахать 20 минут, чтобы она кончила, то у меня для вас плохие новости, некотрые достигают этого результата за гораздо меньшее время, ибо драть как следует умеют :З
>>2783909 беженцем Если ты станешь спецом, то тебе не сильно нужно будет ехать в Гермашку. В любой области. Тут вон расписывали про водопроводчиков, у которых очередь на джве недели вперёд. Просто нужно время и старание. Старание выходит искренним, только, если тебе доставляет то, что делаешь. Поэтому иди туда, к чему душа лежит.
Заводишь анкету тянки в соцсети. Идешь во всякие группы с проном, с секс знакомствами и т.д. и пишешь там "познакомлюсь с мальчиком, который умеет делать отличный куни" и принимаешь орды пиздолисов в личку. Отсеиваешь из них тех, кто пишет с фейков, и начинаешь переписываться с теми, кто отписался с реал странички (да, есть такие дебилы). Даешь дрочеру выплеснуть побольше эротических фантазий в личку, можешь попросить чтобы он поделал тебе фоточек в полный рост с бантиками на хуе, с бутылкой в заднице и все такое прочее. Потом быстро@решительно копипастишь себе весь список его друзей и ставишь ультиматум - 5 тыр рублей на киви кошелек или все его друзяшки прочитают переписку, посмотрят фотки и узнают что общаются с вафлером, пиздолисом и латентным жопотрахом, заносить в ЧС бесполезно т.к. ссылки на друзяшек сохранены, гони бабло, маня. Получаешь профит.
А работа сычу не нужна, 99% не требующих общаться и заводить связи работ - дно в плане оплаты и соц.статуса. Такие дела.
>>2783918 >Старание выходит искренним, только, если тебе доставляет то, что делаешь. Поэтому иди туда, к чему душа лежит. :( Я бы хотел, и желание есть, да не берут, суки.
>>2784020 Если тебе так интересно, то хорошо, отвечу. Через час я уже встречусь со своими друзьями и пойду лампово проводить вечер в пабе, а там уже как пойдет, посмотрим. Обычно эти похождения заканчиваются веселыми приключениями. :3
>>2784031 >Не выложишь пруфов в виде чека из паба до завтрашних 10 утра по мск - всем тредом тебе на литсо срать будем, фантазер. А член мой в твоей мамке тебе не запруфать, подсос?
>>2783915 Я по молодости и глупости имел неосторожность выебать "как следует" замужнюю жируху наподобие твоей. На третьей палке она разрыдалась нахуй. Потом заебала меня предложениями всякими и вниманием. Алсо муж конечно вычислил и начал мне названивать, предлагать встретится и поговорить. Наверное о дуэли мечтал или просто отпиздить меня за углом, но я просто послал его нахуй. Так собственно о чем я - тот рогоносец тоже наверное воображал себя половым гигантом, ну или просто было похуй что его жируха не получает удовольствия.
>>2784086 Куда собираться? Мы же увсе прекрасно знаем, что далеко от монитора ты не уйдёшь. Алсо, что касается меня, то лично я через час буду париться в баньке на берегу моря, пока ты с воображаемыми друзьями вечер вторника будешь проводить в воображаемом пабе в предвкушении весёлых приключений. Такие вот расклады у нас получаются. Ты существуешь, я живу.
Одну из победительниц конкурса "Мисс Российская Футбольная Премьер-лига - 2015" заподозрили в неонацистских взглядах. Пользователи обратили внимание на страницу 21-летней болельщицы ЦСКА Ольги Кузьковой, которая стала обладательницей титула "Мисс обаяние".
На ее странице «ВКонтакте» нашлись многочисленные фотографии о сжигании евреев и кавказцев, а также ее снимки с вскинутой в нацистском приветствии рукой, стоя рядом с надписью 14/88 на стене. На другом снимке девушка стоит в футболке с изображением символа кельтского креста, который часто используют неонацистские движения.
Возлюбленный Кузьковой, по всей видимости, разделяет ее взгляды. На одном из совместных фото он стоит в футболке с надписью "Разжигай, но помни!", по всей видимости, отсылающей к статье 282 УК РФ "Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства". На еще одной фотографии на ногах молодого человека видны татуировки "14" и "88".
Примечательно, что именно публикации в социальной сети осенью 2014 года стали поводом для скандала в ходе регионального конкурса красоты в Санкт-Петербурге. Одна из конкурсанток - бурятка Виктория Маладаева - писала на своей странице в соцсети, что Владимир Путин - это "худшее, что могло случиться с Россией с 50-х годов". Также она опубликовала фотографию Жерара Депардье в ушанке и с подписью "Крымнаш".
Это дало повод комментаторам объявить девушку "русофобом" и инициировать дискуссию по поводу необходимости снятия ее с конкурса. Заодно пользователи "прошлись" и по национальности девушки.
>>2784198 В рашке разве есть когда наслаждаться? При этом добавляются отдельные рашконаслаждения, связанные с рашкопроблемами (дороги, медицина, госучреждения, вот это вот всё).
>>2784239 Ну вот тот же говноликий живет неплохо и наслаждается жизнью. В Германии инженеры это обычно пластиковые зомби 24/7 думающие о работе и готовые сорваться из дома по первому звонку.
>>2784376 Да не Дима я. Он не живет в пентхаусе на Якиманке и ездит не на Бентли. Но к чему этот максимализм? Он же не родился с серебряной ложкой во рту. Его семья здорова, обогрета, сыта. Это - неплохая жизнь, учитывая что на работе он жопу не рвет.
>>2784395 >Семья здорова, обогрета, сыта А где тут наслаждение жизнью? Или у тебя "неплохо живёт" каждый, кто не голодает и не побирается? У нас с тобой очень разные представления о наслаждении.
>>2784420 Ебашит на трёх работах, чтобы на подрльше свалить от заебавшей некрасивой жирухи и двух орущих выблядков, из которых как минимум один слабоумен. При том унижается лабухом-клоуном за копейки. Вот это наслаждение, вот это успех. Хотя для хача из КаБа наверняка нормально, соплеменники коз ебут и всей деревней один девятос делят.
>>2784423 1) Пытается выдавать доступные для всех вещи за атрибут успеха и состоятельности. 2) Постоянно пытается возвыситься над остальными, что-то доказать, в чём-то обвинить. 3) Постоянно повторяет всем, насколько счастливо женат, какой успешный, как наслаждается. 4) Даже присунуть жирухе не может, не отрепортив на автач (но это скорее к пункту 1) 5) Ужастно завистлив. 6) Ужасно злобен. Вспомни многоисленные пожелания смерти и болезней своим оппонентам. Счастливые и релакснутые по жизни люди так себя не ведут. Пруф ми вронг.
>>2784430 Не стоит сгущать краски. На работах он не ебашит, а работает вполсилы. Тем более, музыка это его хобби. Это тоже самое, если бы мотобрат работал в мотосалоне. Ребенок не слабоумен, он нормален. Некоторые до 6 лет молчат.
>>2784454 Фотоаппарат действительно лучше Саниного, равно как и телевизор. А фото поджарой жопы жены он же вбрасывал.
>>2784453 Это не только российское нормально. Понимаешь, в Германии очень немногие так живут - в своем доме на берегу моря, уделяя сколько угодно времени хобби.
>>2784440 Сыгишка у него разговаривает тащемта. Но папаша мог бы и поболее времени уделять развитию и воспитанию детей (вместо бухалова и концертиков по третьесортным клубакам).
>>2784457 Я не Саня, но тоже люблю посрать на литсо говномордой падле, бородатому инфантулу-жиробасу Фене и безъяичному шлюхиному выблядку Серёже. Как что-то плохое.
>>2784533 Да не Черчесов я, ребята. Мне он как человек тоже противен (хотя, я думаю что ИРЛ он драйвовый чел), но все те вещи, которые я перечислил - они действительно имеют место быть.
>>2784780 >накопит Самому не смешно такую чушь нести? Операция стоила меньше 100$. На что там копить? Мы же в Европах или США живём, чтобы ипотеку на больничку брать.
>>2784788 Я не диетолог, и таковым никогда себя не называл. Если я не прав - поправь с пруфами. Так у тебя все вопросы всего лишь в предъяву по быстрым углям уместились, мамкин максималист?
https://news.mail.ru/politics/22734327/ >«Правый сектор» заявил о начале нового этапа революции на Украине >Лидер экстремистской организации Дмитрий Ярош заявил, что «Правый сектор» начинает новый этап революции на Украине, передает ТАСС.
>>2784821 Диетологом я тебя называю с сарказмом иронией. Ведь это ты рассуждаешь о питании, о "полезности" продуктов и все такое. И только ты. Нет больше ебанутых, варящих кашки и занимающихся тушением в масле.
>>2784810 Да я пытаюсь хрусто-билеты учить, 30го уже экзамен, а я едва четверть прорешал. Сложно себя заставить. Когда сдавал на В - было вновинку и интересно, когда учился на СЕ - вечерами было нечего делать, только билеты зубрить. А сейчас вообще пластиковая скукота, лучше "Таинственный остров" читать. Пыж радует, на баке 1800 км проехал. Заморосила лампочка ручника, тупо горела то ярче то тусклее, где-то вакелевый контакт. Но я ее починил, просто выкрутив лампочку из доски. В тредах поддуваю как всегда - только правдой в чистом виде. Как мерин? Тюф же скоро.
>>2784833 Ну ладно, хуй с тобой. Пусть в твоей таблице (пирожки с ПОВИДЛОМ в джва раза меньше батона, блины как каша, вообще охуеть) другая система измерений, но где в ней кукурузная мука?
Щенок, ещё раз вякнешь что-нибудь про тушение или твой порванный perdaque будет тут отсвечивать словом "диетолог", буду постить специально для тебя коллажик с твоим сегодняшним озалупом.
>>2784851 Он просто малолетний дегенерат, которого мамка помоями кормит, вот и кидается аки бешенная собака на белых господ без всякого повода.
>>2784857 Да признал, признал. Пусть он картинку поменяет на ту, которая в ссылке на спортовики, там все честнее. А эту >>2784825 он опять из какой-то статьи для ТП принес.
>>2784843 >Пыж радует, на баке 1800 км проехал Пик тоталли рилейтед Нихуя себе. У меня 800 км, если до включения лампочки катать. (у меня меньше половины в баке не бывает) >Как мерин? Тюф же скоро. Мерин норм. Недавно загорелась лампочка свечей накаливания. Тот ещё геморрой на этом моторе. А тюф в июне кончился, лул. Но я же работу дописываю, некогда мне ещё машиной заниматься. Как работу сдам - поеду. Ну а там как минимум про свечи мне скажут да защиту под двигателем попросят обновить. Ну и глушитель на проволке их вряд ли порадует.
>>2784870 Ну что же, зато у тебя дух свободы о шести цилиндрах. А защиту можно вообще скрутить - глаза им мозолить не будет. Глушитель на проволоке это уже серьезней, русачок-тюфщик бы закрыл глаз, а строгий левый тюфщик завернет, как пить дать. А подвеска как? Громыхает?
>>2784878 Да я же знал, на что шёл. Всё норм. Тем более катаю а не так много километров, чтоб это сильно влияло. Хотя за год владения 15ккм на одометре добавилось. всё никак "не доходят руки" в страховку позвонить - они думают у меня 5 ккм в год, азазакогда сами спросят, честно скажу что на одометре - пусть даже их нахцалюнг небольшая будет С защитой не всё так однозначно, думаю. Дизель же. Могут сказать, что ололо-громко, а защита типа как шумка для окружающих. Хотя форкамерные как раз потише этих ваших новомодных будут. https://www.youtube.com/watch?v=JVo9a7zfROI Видео сорт оф рилейтед. сука, след: машина точно РЭМ на камминсе будет. 200 ойро лкв-штойера и 6,7 литров свободы из 6 цилиндров. фик я! А глушитель новый менее сотки стоит. Зато не будет криво висетъ.
Подвеска только на правом заднем на некоторых ямках бухает. Так вроде норм. Не слишком жёсткая, но и не качается как на волнах. Ну може чуть громче чем у знакомого с его Е200 на 150 ккм. Посмотрим чо как, кароч. Поеду на тюф, пусть смотрят по хардкору. Там же и за опоры пружин спрошу. Я то смотрел, но может профи чёт увидет, что я не заметил.
>>2784892 А я вот сегодня подумал, после поста где он пояснял за плюсы быстрой стрельбы. Подумал - есть ли хоть один аспект, хоть одна область, где Дима "Кот" Черчесов не был перед другими в явном преимущистве? Это не честно! Он во всем лучше обычного человека. Здоровее, сильнее, умнее, предприимчивей, отвязнее, счастливее.
>>2784917 Не, эта вакханалия не для личинок. Но в целом ты прав, тут тебе и факельное шествие, и трупик, над которым измываются и поливают пивом, хоть Киселю отправляй!
>>2784934 >Но в целом ты прав, тут тебе и факельное шествие, и трупик, над которым измываются и поливают пивом, хоть Киселю отправляй! https://youtu.be/wELrtx8NxoU
>>2784895 Да уж, в твоем случае тюф будет как "бесплатная" дефектовка, лол. Ну ничего, они же там инженера, пояснят все по хардкору. Мот один есть у меня - тридцатилетний Ямаха XJ 650 японская бабушка за суши ездила, но это дрова полные, очень усталая техника. Восстановил его маленько, сделаю тюф, покатаюсь маленько, выставлю в инет, хоть бы забрали рублей за 400-500. Потом не знаю. Может, фазера. Они за 1500 евро бодрые.
>>2784947 >Да уж, в твоем случае тюф будет как "бесплатная" дефектовка, лол. ну да. На то и расчёт. Смотрел я вроде хорошо когда машину брал да и доволен ей. Но перед вложениями пусть тюфщики пояснят. А "переплатить" 20 ойро или около того за нахунтерзухунг - ПФФФФФ.
>Ямаха XJ 650 Ну норм. Классика рулит всегда. >фазера Что? Не в теме.
А езда с инструктором уже была? Ахуительные истории рассказывал? Во сколько А-класс обойдётся со всеми делами?
Взбодрил = исправил мелкие дефекты, не затратив много средств Восстановил = вернул в состояние, пригодное для более или менее безопасной езды Оживил = путем долгой работы и затраты больших денег вытащил из глубокой комы
>>2784964 >Оживил = путем долгой работы и затраты больших денег вытащил из глубокой комы Ну вот не соглашусь. Оживить можно умом и сообразительностью. Например, у знакомого дизель не хотел заводиться и уж тем более не хотел ровно работать. А всё из-за омски впихнутого воздушного двигателя. Работы на пять минут и 20€, а ведь не станет никто отрицать, что оживил.
>>2784942 Летадло - это самолёт! Запомнил, ибо брелок у Чешских авиалиний купил, с прикольным самолётиком в их фирменных цветах, умеющим жужжать двигателем. В польше гораздо больше проигрывал с СКЛЕПОВ на каждом углу.
>>2784962 Классика это круто, имхо выглядит гораздо лучше многих новомодных мотоциклов. Но 83й год... это же возраст Христа! Ну и с запчастями напряги уже есть. С инструктором пока не катались, сперва экзамен, потом быстренько покатушки. А-класс обойдется примерно в штукарь/кусок евро. По-серому, а как же?
>>2784957 Да армяшки всюду в глаза бросаются. Не хотел бы я быть армяном. То есть, они мне нравятся, они хорошие ребята, но уж очень им с внешностью сложно.
>>2784993 Первый мот - супершпрот супершпорт? Где-то читал, что это плохая идея, даже если ты не малолетний долбоёб. Ну тип подвеска, рулёжка и т.д. сосут хуи, а владельцы падают.
>>2785214 >>2785218 Ты серьезно? Спрашивать хорошее ли пиво, не в магазине, а уже пья его - это за гранью добра и зла, это полное полагание на чужое мнение.
>>2785232 Я спросил мнение других благородных донов. Своё ещё не высказал. Учитывая, что это была третья бутылка пива, выпитая мной в этом году, могу сказать, что оно мне понравилось больше предыдущей. Но я люблю более тёмное и густое пиво.
Котаны, не нашел у вас реквест-треда на нулевой. Работаю в Сиберии. Часто приходится добираться до делян и в гололед, и в лютейшую грязь, и по полному бездорожью. Понял,что для этих целей нужно покупать машину, т.к. постоянно брать отцовский нисан сафари - наглость. Может кто подскажет, есть что-то по проходимости такое же, как эта чудесная машина? Постоянно вытаскиваю всяких шишек на крузерах, ленд роверах и патролах.
>>2785272 Идея шикарная, конечно. Но я и по трассе езжу. Если здесь такие вопросы неуместно задавать, тыкните линк,я курмть мануалы буду. Уже и ниву смотрел, все равно все вязнет.
>>2785654 >Можно ли быть свободным, пока другие несвободны? Либералы считают, что можно. Что за хуйню я прочитал? Ты ёбнутый ватник из челябы или ещё какой жопы?
>>2785705 >Спроси у Чучмесова, свободен ли он, пребывая в жилищно-финансовой зависимости от кормлитсы и её родни. Не надо пытаться перефорсить ватные обосрамсы на колбасу, холоп.
Черчесов хотел брать дьютифри?Аноним22/07/15 Срд 14:17:28#286№2785731
В ходе патрулирования госграницы в Куйбышевском районе Ростовской области один из пограничников получил огнестрельное ранение. Об этом сообщает ТАСС со ссылкой на источник в правоохранительных органах.
«Пограничники увидели несколько человек. После требования предъявить документы один из мужчин достал пистолет и выстрелил в сотрудника ведомства», — сказал собеседник агентства.
В настоящее время ведется розыск напавших.
По данным «Блокнот Ростов-на-Дону», ранение в столкновении со злоумышленниками получил 29-летний прапорщик Александр Мищенко. Он остановил для проверки документов двух мужчин, которые начали стрелять в пограничника, после чего скрылись. Прапорщика госпитализировали с огнестрельным ранением правой стороны грудной клетки.
По информации источника издания, нападавшие скрылись на его служебном автомобиле Mitsubishi Lancer. По версии сотрудников правоохранительных органов, преступники проживают в Запорожской области Украины. В Ростовской области введен план «Перехват».
>>2785772 Саня пробовал перед новым годом же, не взлетело. >>2785766 Я за правду и адекватность, мань. Правда в том, что ты завистливый дурачок с подгоревшим пердаком, но без пруфов.
>>2785772 >НБГ и Котом без всяких оскорблений Это невозможно, оба игнорируют неудобные посты, оба превозносят свою немногонебогатую жизнь, оба считают себя лучше других - конфликт неизбежен.
>>2785818 Ого какой ты себе рестайлинг сделал, если ещё научиьшься одеваться стильно, а не как выпускник ПТУ 2006, то вообще норм будет. А если перестанешь на автаче срать и вообще забудешь про борды - станешь норм человеком.
>>2785854 Это не Сергуня, это какой-то ватник-беженец, который сам пригрозил набить Саньку ебало, а он вбросил номерок и собеседник слился. Ну хватит сочинять, Димон, олдфагов не наебёшь.
>>2785866 Откуда мне знать про кого он там говорил? Насколько мне известно напрямую он Серёже не угрожал, просто оскорблял по-всякому, когда анус подгорал.
Димон, ты там ку-ку уже? Прекращай а, вот подрастет сынок твой, в школу пойдет, а ему одноклассники мемасы покажут с его отцом-дурачком. Сломаешь ребенку жизнь.
>>2785842 >я плохо и безвкусно одеваюсь. >рубашка хипстопетуха из 2010 >деним из хуй пойми чего. >ударник без единого кольца >очки куплены на роснефти за 999 рублей Ну ты понел. Если ты себя превратил в худого, то покупай одежду слимфит, джинсы класические зауженныени как у эмопидоров, а как на пике 1 из обуви убери кроссовки и кеды, купи норм броги себе на лето, рубашек с ДЛИННЫМ РУКАВОМ ни клетчатых, футболок без рисунков однотонных, в общем думай. >>2785865 >Запости свой лук Пик 2. На посты обиженных петухов >>2785841 не отвечаю, можете не провоцировать альфа_159_фром_/фа/
>>2785880 >Сломаешь ребенку жизнь. Кончай свои страхи на других проецировать. Не на всех же творчество душевнобольных школьников такое влияние оказывает.
>>2785905 >Северный школьник-нафаня, съеби >>2785906 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785900 >>2785906 >>2785905 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785901 Самое печальное, что они этим обсуждением заняты даже тогда, когда меня тут нет. Истории выдумывают, пасты сочиняют... Налицо проблемы с психикой.
>>2785905 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785906 >>2785908 >>2785893 >>2785890 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>27859Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».12 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785896
>>2785913 >>2785901 >>2785905 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785908 >>2785906 >>2785890 >>2785883 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785883 >>2785888 >>2785890 >>2785893 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785905 >>2785906 >>2785908 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785917 >>2785913 >>2785912 >>2785901 >>2785905 >>2785908 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785913 Я про тебя ни одной пасты не видел. Про жируху твою разве что. Тебе просто срут на лицо и все. Так что давай не преувеличивай свою значимость говнолицый.
>>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785923 934
>>2785924 >>2785923 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785924 >>2785923 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785924 >>2785923 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785942
>>2785942 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785913 >этим обсуждением заняты даже тогда, когда Саши тут нет. Истории выдумывают, пасты сочиняют... Налицо проблемы с психикой. Сам под себя насрал, маня. Теперь чтобы опровергнуть доставь коллажиков про укрощение строптивого и другой несмешной хуеты, которую ты нафантазировал как бабка на лавочке и самопроигрываешь.
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785980 >>2785981 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965>>2785983
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2786000 >>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2786022 >>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2786055 >>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
>>2786055 >>2785983 >>2785981 >>2785980 >>2785923 >>2785924 >>2785908 >>2785906 >>2785905 >>2785901 >>2785900 >>2785913 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785917 >>2785921 Джиллиан было всего семь лет, однако её будущее уже оказалось под угрозой. Её успеваемость в школе была просто отвратительной. Джиллиан с опозданием выполняла задания, её почерк был ужасен, а результаты контрольных — удручающие. Кроме того, девочка отвлекала от занятий весь класс: то шумно ёрзала на месте, то глядела в окно, вынуждая учителя прерывать урок, чтобы вновь привлечь ее внимание, то мешала своими выходками сидящим вокруг неё детям. Джиллиан все это не особенно волновало — она привыкла, что взрослые делают ей замечания, и действительно не считала себя трудным ребенком, — однако учителя были обеспокоены. Ситуация достигла апогея, когда руководство школы написало письмо её родителям.
Учителя считали, что у Джиллиан проблемы с обучаемостью и что, возможно, для неё будет лучше перейти в школу для детей с ограниченными возможностями. Все это происходило в начале 1930-х годов. Я думаю, сегодня бы сочли, что у неё синдром дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), и посадили бы её на пихотропные препараты. Однако в те времена этого термина ещё не придумали. На СДВГ нельзя было сослаться при любой возможности.
Родители Джиллиан, получив письмо из школы, очень обеспокоились и немедленно начали действовать. Мать Джиллиан одела дочь в лучшее платье и туфли, собрала её волосы в аккуратные хвостики и привела к психологу, опасаясь самого худшего.
Джиллиан рассказала мне, что помнит, как её пригласили в большую комнату, обитую дубовыми панелями, где на полках стояли книги в кожаных переплетах. В комнате возле большого письменного стола стоял представительный мужчина в твидовом пиджаке. Он провел Джиллиан в дальний конец комнаты и усадил на огромный кожаный диван. Ноги Джиллиан не доставали до пола, окружающая обстановка настораживала. Она нервничала по поводу того, какое впечатление произведет, поэтому села на руки, чтобы не ёрзать.
Психолог вернулся к своему столу и в течение последующих двадцати минут расспрашивал мать Джиллиан о трудностях дочери в школе и о проблемах, причиной которых, по словам учителей, являлась девочка. Не задавая ни одного вопроса самой Джиллиан, он все время внимательно наблюдал за ней. Из-за этого Джиллиан испытывала крайнюю неловкость и смущение. Даже в столь нежном возрасте она понимала, что этот человек сыграет значительную роль в её жизни. Она знала, что означало посещать специальную школу, и не хотела иметь с этой школой ничего общего. Она действительно не считала, что имеет какие-то реальные проблемы, но, кажется, все вокруг думали наоборот. Судя по тому, как её мать отвечала на вопросы, возможно, что даже она так считала.
«Кто знает, может, они и правы», — размышляла Джиллиан, сидя на диване.
Наконец мать Джиллиан и психолог закончили разговаривать. Мужчина поднялся из-за стола, подошел к дивану и сел рядом с девочкой.
— Джиллиан, ты вела себя очень терпеливо, спасибо тебе за это, — сказал он. — Но потерпи ещё немного. Сейчас мне нужно поговорить с твоей мамой наедине. Мы выйдем на несколько минут. Не беспокойся, это совсем ненадолго.
Джиллиан с опаской кивнула, и двое взрослых оставили её в комнате одну. Однако, выходя, психолог, перегнувшись через стол, неожиданно включил радио.
Как только они вышли из комнаты в коридор, доктор сказал матери Джиллиан:
— Постойте здесь минутку и посмотрите, чем она занимается.
В стене находилось окно, через которое можно было видеть, что происходит в комнате. Взрослые стояли так, что Джиллиан не могла их видеть. Почти сразу же девочка вскочила на ноги и начала двигаться по комнате в такт музыке. Двое взрослых несколько минут молча наблюдали за девочкой, пораженные её естественной, почти первобытной грацией.
Наконец психолог повернулся к матери Джиллиан и сказал: «Знаете, миссис Линн, Джиллиан не больна. Она танцовщица. Отведите её в школу танцев».>>2785971 >>2785965
Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786106 Откуда в дикой средневековой стране люди с прогрессивными политическими взглядами, понимающие что такое нормальное общество? Да, у местного интеллигента вполне может припекать от окружающего быдла. Но суть вот в чем. У него самого нет только части тех недостатков, которые есть у окружающего быдла, а остальные - есть, и они могут быть вполне значимыми. Он запросто может пиздить детей палками в воспитательных целях, думая что это во благо. Он может быть агрессивным гомофобом, думая что это во имя нравственности. Он может просто заебывать окружающих громкими разговорами на своем языке и ржачем. И так далее. Можно вывезти человека из деревни, но деревню из человека - нет. Так вот, вся средняя азия и кавказ - это деревня. дремучая такая деревня. К твоему сведению, слово "чурка" всего лишь лет 50 назад означало просто "деревенщина", его применяли ко всем неотесанным колхозанам независимо от национальности. К русским тоже. Неотесанная деревенщина, неотесанный чурбан и т.д. - все это синонимы.
>>2786083 >Теперь его забанили. Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786106 >Опять хернёй какой-то маетесь тут. >Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. >Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё? >>2786098 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 >>2786064 >>2786061
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2785871 >Ты бы был в курсах, если бы выезжал хоть куда нибудь из челябы.
Колбасный подсос опять сдетектил меня в ком-то другом.
Но вот я настоящий я зашел на доску. Часа полтора думаю помониторю тред, так что можешь покукарекать пока что-нибудь в мой адрес, а то давно что-то я порашных маняфантазий не читал.
Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о бе>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?лорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальнований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё? плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со >>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786129 Какое-то глупое кошение под одну гребёнку. С таким же успехом можно заявить, что все русские алкоголики в ушанках. Я вот встречал на удивление много интеллигентных армян, грузин, азербайджанцев. Ну и вопрос о приёме беженцев для Германии это краеугольный камень, многие бугуртят, может и не зря. Но с теми, кто тут зацепится и останется, на славу поработают социальные педагоги, а совсем отмороженные просто вылетят из страны без посторонней помощи. Им вообще сложно тут легализоваться.
>>2786155 >. Я не просто поговорил с пастой, я >>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786083 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786119 >>2786118 >>2786106 >>2786083 >>2786080 >>2786072 >>2786068 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москву к таким как ты фаш людям правых взглядов, а если они дропают РФ со всеми её проблемами и вырываются строить свою жизнь в нормальное общество, то они сразу не твои бро и лентяи-слюнтяи? Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?>>2786064 >>2786061 Опять хернёй какой-то маетесь тут. Николай, давай лучше вернёмся к нашим баранам кавказцам. Я вот тогда подумал, что ты пишешь это всё про лень и нежелание работать о белорусах, у них всё же спокойствие в стране. А тут как бы ребята из регионов, где не так давно было две крупных войны и до сих пор то теракты, то просто в горах постреливают, то кого-то ликвидируют. Почему предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Или по-твоему мнению, годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку на рабских условиях в Москвобщество, то они сразу не твои ности, объясни пожалуйста. Про спизженный телефон я уже слышал, что-то ещё?
>>2786106 >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.
>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.
>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.
>>2786164 > возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали?
>>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786157 >Я вот встречал на удивление много интеллигентных армян, грузин, азербайджанцев. Скорее всего они выросли не в горном ауле, а в более цивилизованном месте. Либо, копнешь глубже - и окажется что не такие уж они интеллигентные, один пиздит жену и детей, другой вообще в игил уехал головы отрезать. Насчет беженцев, кстати, в игиле же дофига граждан Британии и других европейских стран, некоторые были беженцами, некоторые детьми беженцев, кто-то приехал учиться в университете.
>>2786177 >корее всего они выросли не в горном ауле, а в более цивилизованном месте. >>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786171 >Войны кланов и семей, поджоги домов Одно быдло выпиливает другое быдло, и что? То быдло которое оказалось пострадавшей стороной, сразу перестало быть быдлом только потому что оно такое бедное несчастное?
>>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786164 > что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну >если выключить буйную фантазию, Это я и предлагаю тебе сделать. >какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Ну вот это как-то очень толсто. > Кто его там мог аж преследовать? Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >Это ты так называешь существование на пособие? Таково законодательство. Беженец же не всегда остаётся беженцем, приходящие к успеху получают ВНЖ и работают. Я тебе, кстати, как поживший какое-то время на пособии замечу, что это тот ещё ад. Только в фантазиях целыми днями посещать разные курсы и движухи, спать в вонючем лагере вшестером в одной комнате и получать 360 евро в день выглядит чем-то крутым. >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Когда живёшь в 50 км от чешской границы, где всё изобилует цыганскими базарами с велосипедами, а радио регулярно рапортует о перехваченном полиции бусе или фуре с краденым, то сомнений возникает мало. Украли бы у меня велик в Бирмингеме - для меня было бы очевидно, что это дело рук пакистанцев. > А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? Я как бы в хачёвские адвокаты не записывался и мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие, но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие и иначе оно и быть не может.
>>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786197 >енно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Ну вот это как-то очень толсто. >> Кто его там мог аж преследовать? >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >>Это ты так называешь существование на пособие? >Таково законодательство. Беженец же не всегда остаётся беженцем, приходящие к успеху получают ВНЖ и работают. >Я тебе, кстати, как поживший какое-то время на пособии замечу, что это тот ещё ад. Только в фантазиях целыми днями посещать разные курсы и движухи, спать в вонючем лагере вшестером в одной комнате и получать 360 евро в день выглядит чем-то крутым. >>Оттуда же, отку
>>2786182 >Одно быдло выпиливает другое быдло, и что? То быдло которое оказалось пострадавшей стороной, сразу перестало быть быдлом только потому что оно такое бедное несчастное? Я то же самое говорил про дом профсоюзов, мне сказали, что я фошист.
>>2786197 >>2786197 >е и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Ну вот это как-то очень толсто. >> Кто его там мог аж преследовать? >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >>Это ты так называешь существование на пособие? >Таково законодательство. Беженец же не всегда остаётся беженцем, приходящие к успеху получают ВНЖ и работают. >Я тебе, кстати, как поживший какое-то время на пособии замечу, что это тот ещё ад. Только в фантазиях целыми днями посещать разные курсы и движухи, спать в вонючем лагере вшестером в одной комнате и получать 360 евро в день выглядит чем-то крутым. >>Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. >Когда живёшь в 50 км от чешской границы, где всё изобилует цыганскими базарами с велосипедами, а радио регулярно рапортует о перехваченном полиции бусе или фуре с краденым, то сомнений возникает мало. Украли бы у меня велик в Бирмингеме - для меня было бы очевидно, что это дело рук пакистанцев. >>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам пол >От
>>2786200 >орил про дом профсоюзов, мне сказали, что я фошист. >>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786206 >>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но>>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2
>>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786217 >>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786157 >Я вот встречал на удивление много интеллигентных армян, грузин, азербайджанцев. Все их встречали. И даже чеченцы/ингуши бывают годными. Иногда. В соответствующих кругах общения. Но экстраполировать этот опыт на новых мигрантов/их родственников, как минимум, не совсем разумно.
>>2786171 Ну т.е. чувачок совсем неуиноуатый, это рамзанчик на ровном месте сжёг родную хату? Ниверю, обычно в таких случаях обе стороны отличаются. >>2786182 Вот-вот.
>>2786220 > >>Я вот встречал на удивление много интеллигентных армян, грузин, азербайджанцев. >Все их встречали. И даже чеченцы/ингуши бывают годными. Иногда. В соответствующих кругах общения. Но экстраполировать этот опыт на новых мигрантов/их родственников, как минимум, не совсем разумно. > >>>2786171 >>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому х
>>2786206 Ну почему сразу пиздит-то? Да, грозит опасность, не отрицаю. Давай не будем про Чечню, лучше про Мексику - они далеко, на них всем похуй и тебе будет проще быть нейтральным. Приехали чуваки из одного картеля к дому чувака из другого картеля, половину вырезали, дом сожгли, остальным удалось сбежать и они хотят получить убежище в США. Грозит ли им опасность? Да, их ведь хотели убить. Получат ли они убежище? Нет, потому что они криминальный скам.
>>2786223 >Да, грозит опасность, не отрицаю. >Давай не будем про Чечню, лучше про Мексику - они далеко, на них всем похуй и тебе будет проще быть нейтральным. >Приехали чуваки из одного картеля к дому чувака из другого картеля, половину вырезали, дом сожгли, остальным удалось сбежать и они хотят получить убежище в США. >>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда
>>2786171 >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, поджоги домов неприятелей Рамзанчика. Или по ящику не показывали? >>2786171 >>2786171 > какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? >Лол бля. Ты бывал в Чечне, долбоёб? Войны кланов и семей, п >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности>>2786164 >>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? >Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >>строить свою жизнь в нормальное общество >Это ты так называешь существование на пособие? Ок. > >>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности >Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>>2786164 >отому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили). >>2786164 > >>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку >Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. >Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот). > >предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: а какие, собственно, политические и религиозные конфликты могут быть у человека в его родной республике? Кто его там мог аж преследовать? Самый очевидный и наиболее вероятный вариант - обычная уголовщина. С кем-нить не тем подрался у себя дома. Или (что наиболее вероятно) что-то подобное сотворил в гостях, но был укрыт родственниками и отправлен от греха подальше в другую страну (пока в федю не объявили).
>годные "хачи" должны исключительно ехать класть плитку Было б неплохо, но не поедут. Потому что они слишком гордые для работы руками. Никто не мешает годному хачу понаехать, закончить институт и работать по специальности на благо Родины (см. кот).
>строить свою жизнь в нормальное общество Это ты так называешь существование на пособие? Ок.
>Откуда такое неровное дыхание к кавказцам и презумпция виновности Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом.>предположить, что они бежали из страны по мотивам политических или религиозных преследований так сложно? Потому что если выключить буйную фантазию, то возникает разумный вопрос: ворил в гостях, но
>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцем Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >это тот ещё ад Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач.
>Когда живёшь в 50 км от чешской границы Когда живёшь в крупном русском городе...
>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? 1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). 2) Есть исключения 3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими уголовниками, скрывающимися таким образом от нашего честного и справедливого суда.
>>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцем Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >это тот ещё ад Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач.
>Когда живёшь в 50 км от чешской границы Когда живёшь в крупном русском городе...
>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? 1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). 2) Есть исключения 3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими уголовниками, скрывающимися таким образомлучшем случае таксистом, в худшем - криминальным элементом. >>2786157 >>2786155 >>2786106 >>2786118 >>2786119
Оттуда же, откуда у тебя презумпция виновности по отношению к румынам. Национальные стереотипы не на пустом месте рождаются. Потому хохол-понаех без регистрации скорее всего окажется плиточником/сантехником. Белорус - электриком. Узбек/таджик - штукатуром/маляром или дворником. А хач - в лучшем случаот нашего честного и справедливого суда.>>2786236 головниками, скрывающимися таким образом от нашего честного и справедливого суда.
>>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень то>>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцемлсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцем
>>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться со>>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцембственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцем
>>2786244 >>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцем
>>2786248 >ил, об этом я и предлагал тебе погово >>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгким>>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцеми наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцем
Ну и вот ещё вопрос: считаешь ли, что среднестатистический хач намного неотёсанней и склонней к криминалу среднестатистического немца потому что это у него заложено в генетическом коде, или может его народ на протяжении последних многих лет то ссылали в товарных вагонах, то морили голодом, то геноцидили, то бомбили их города, и в таких условиях у простого 19-летнего Рамазана было не очень много шансов получить образование, научиться играть на скрипке и полюбить О'Генри и кинокартины Кубрика?
>>2786277 Естественно это последствия социальных и экономических факторов. В 39-45 годах немцы кое-что похлеще творили, то что никак не делает их цивилизованными людьми.
>>2786248 Чего рассказывать? Про стоящих у каждого вокзала и закрывающих номера на своих машинах "тааакси ннада"? Про элементарное хамство в общении и попытки упростить решение проблем, приведя побольше друзей/родственников? Про специфичное отношение к ПДД? Про отсутствие уважения к другим прохожим, если идёт компания хачей? Это я каждый день лично вижу, и радости оно не доставляет. Остальное не личное, но тоже мало радует. И известные дела про драки/убийства (есть у этих национальностей привычка сразу бить таблетку/резать). И специфичное воспитание детей (сыночка может делать всё, что угодно, маменька не должна вмешиваться), и возникающие из за этого конфликты в школе (бывшая одноклассница - сейчас учительница начальных классов).
>>2786277 >потому что это у него заложено в генетическом коде В генетическом коде у него заложена разве что бОльшая агрессивность, меньшее количество мозгов и усиленная волосатость. Всё остальное - воспитание аулом с исламом гойловного моска.
>или может его народ на протяжении последних многих лет то ссылали в товарных вагонах Не просто так ссылали-то, если помнишь. "Ночевала тучка золотая", кстати, одна из любимых книжек детства. >то морили голодом, то геноцидили, то бомбили их города Но что делать, если они не понимают иначе? Если их с детства воспитали "воровать@убивать = норм"? А проблему решать надо.
>>2786285 >Естественно это последствия социальных и экономических факторов. Вот и я так считаю. >В 39-45 годах немцы кое-что похлеще творили, то что никак не делает их цивилизованными людьми. Да. >>2786287 Ну так, простая истина про сознание и бытие не приходит в голову? Сам же писал, что потомки понаехов зачастую интеллигентные и образованные люди. Может если Рамазан не будет ебланить на курсах, найдёт себе работу и тян, то Кобзоны будущего будут именно к его сыну на операции летать? >>2786290 Вот и мне тоже интересно, где проходит граница между #фошизмом и #названиемвещейсвоимиименами.
>>2786236 >>>2786197 >>Это я и предлагаю тебе сделать. >Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >>Ну вот это как-то очень толсто. >Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >>Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. >За это сразу расстрел? >>Беженец же не всегда остаётся беженцем >Ну вот, значит понаехал именно чтоб ничего не делать. >>это тот ещё ад >Всяко лучше, чем несколько лет тюрячки за какой-нить гопстоп/синий махач. > >>Когда живёшь в 50 км от чешской границы >Когда живёшь в крупном русском городе... > >>Но откуда я тогда знаю хирурга Ананяна или того же Наримана Намазова? >1) Есть более цивилизованные хачи (армяне-азеры-грузины), есть менее (всякий доггистан). >2) Есть исключения >3) И то они обычно из понаехов в каком-нить поколении >>мне понятно, что в целом одни народности склонны к криминалу больше, чем другие >ДА ТЫ ФОШЫСТ, СЦУКО! >>но поражает твоя уверенность, что именно та пара ребят, которых я знаю именно такие >Ну вот я просто согласно своему опыту и изложенным фактам по умолчанию считаю их именно такими, понимаешь? Как ты считаешь, что велик у тебя спёрли румыны, пока копы тебе не покажут видеозапись, как это делает сосед Клаус, так и я буду по своей "скоринговой системе" считать их нашкодившими у>>2786197 >Это я и предлагаю тебе сделать. Нет, тебе. Случаев "ашот порезал кого-то, и свалил в аул" >9000. >Ну вот это как-то очень толсто. Не очень. Нормальному молодому человеку в этом возрасте разумно интересоваться собственным образованием, девушками, тусовками и лёгкими наркотиками. >Ну, те что я видел не очень лестно отзывались о Рамзане Ахматовиче. За это сразу расстрел? >Беженец же не всегда остаётся беженцем
>>2786308 > Вот и мне тоже интересно, где проходит граница между #фошизмом и #названиемвещейсвоимиименами. Ну и толку от твоих называйтесвоимиименами на кухне автаче? Не нравятся как ведут себя хачи? Пусть пидораха сделает замечание, дотсань ствол, убей, напиши заяву в мусарню или еще что-нибудь. Попиздеть в интернетах о том какие плохие хачи и не только все могут, только толку? Ебал я эту сраную рашку и ебучих хачей и ебучее быдло. Угораздило мне тут родиться, блять. Да, припекло постоянно припекает.