Ну я сам такой же, блядь, я вообще только в начальную школу ходил, читать, писать умею, и всё... Батя мой тоже такой же с мамкою, папка тракторист был в этом самом... кооперативе, а мать коров доила. Что спиздили, на то и прожили, в общем. (Достаёт бутылку водки 250 мл, кусок хлеба, колбасу, огурцы, помидоры, нож, начинает принимать пищу). Батя однажды мой в гараже с трактора медные провода с кумом спиздили, поехали в город, на скупку сдали, это вообще, по-моему, 96 год был... Мне лет 6 было, наверно. Купили они с кумом харчей: капуста, картошка, колбаса, мясо, масло, всё... всё, что надо, короче, конфет мне взял шоколадных, 5 бутылок водки - во тогда гулянка была у нас, как сейчас помню. Разговлялись они с кумом, магнитофон слушали, истории травили, как в армии служили: батя мой, до старшины дослужился, рассказывал куму, как заставлял духов ему берцы языком облизывать, чтоб чистые были, а кто не хотел, тот пизды получал и парашу шёл мыть. Вот так, как-то. А потом через месяц узнали, что батёк провода взял в гараже. Тогда похуй на это всем было, потому что все крали на работе, чтоб выжить как-то. Ну приходит такой кум к бате, сидят пьют такие, батя молчит... а потом когда напились они в говно и говорит: "Это ты сука сдал меня завгару? Я.... не знал, что ты... пидорас такой, блядь." Кум сразу ж на угрозы переходит: "Ты", - говорит, - "За базаром следи, ты... ебал меня, чтоб пидором называть? ТЫ ЕБАЛ МЕНЯ ЧТОБ ПИДОРОМ НАЗЫВАТЬ? ТЫ ЕБАЛ МЕНЯ?" (Капсом - крик). И драться начали они пьяные, машут кулаками попасть в ебало не могут, ну и батёк замахивается такой (показывает, как батя замахнулся), теряет стойку и на стол бородой - еблысь! Упал, отключился. Кум говорит: "Ну щас мы узнаем, кто из нас пидор, а кто сидор!", и с бати штаны с трусами стягивает, сам тоже штаны с трусами спускает до колен и начинает ездить на нём, как будто... Я маленький тогда не понял, что он его ебёт: хуем наказывает за базар его. Поебал он его минут десять, и заснул на нём сверху с жопой голой: проспал он так часа три с жопой голой на нём сверху, встал потом с него, водку допил и домой пошёл. Его, кума, кстати, через неделю потом трактором пьяного насмерть задавили, сам под него полез.... (Пауза)... Да, ведь это мы ещё нормально жили, батёк ещё не спился совсем с мамкой, и пожрать было дома что... А было даже потом такое, что только суп молочный ели с гречкой, когда я уже в школу пошёл, да батёк лом крал ходил по деревне: пойдёт тарелку алюминиевую украдёт, пропьёт, и опять красть пойдёт, раз даже батарею украл отопительную у людей, и прям в автобусе её в райцентр на скупку отвёз, а обратно с водкой. (Делает глоток водки). Пропил спать, лёг, потом завтра проснулся утром, опять пошёл тягаться. Мамка тоже шабашить за еду пошла, огород полоть. Я в школу нашу пошёл, на урок, в 4-ый класс, иду домой после уроков только и думаю "сейчас приду хоть супа тарелку доем, йисть хочу, не могу, а кроме этой тарелки и есть нечего, на полу стояла она, возле дивана батиного" а потом прихожу, а там мент наш стоит, майор: "Где взрослые?" А я и не знаю, где они, идём с ним в дом. "Фу, блядь, воняет... Где отец твой, сука?!". А я молчу, правда не знаю, о супе думаю, йисть хочу: мент походил по хате, дома никого ж, а я всё думаю "хоть бы пойисть быстрее, живот болит уже"; а мент уже весь возле дивана батиного стоит, и злой такой, я испугался, думал, сейчас меня самого посадит, гад! А он ширинку расстегнул, взял да и в тарелку в ту с супом нассал, падла, прям в суп тот, что остался. Потом выдохнул так, по-сердитому, и бухтит себе под нос "скоты ебаные, посадить бы на хуй лет на двадцать их", и ко мне подошёл, да так дал подзатыльника, что я упал аж. "Блядюжонок хуев!" - орёт на меня. Я чувствую, что заплачу сейчас, а он развернулся и пошёл дальше батю искать по деревне: всё из-за батареи той было, у людей украл её, а они друзья тому менту были, агроном наш старший это... или как они назывались тогда, их двое друзей было: Журавлёв - агроном, и мент - Медведев. Жураве́ль и Медведь мы их все звали. Ну батька, конечно, отсидел потом год за батарею, вернулся ещё больше пить начал... Э-э-х. (Допивает водку)."
"Санька за кражи посадили - металл воровал. Взяли с поличным его прямо на трассе, когда он кабель домой нёс. Дома у него ещё нашли, в рюкзаке в его, который он на скупку тащить собирался. Говорит, в посёлке его это обычное дело, металл красть, воруют всё, даже на кладбищах калитки снимают с оградок, но его кто-то сдал, он думает. Заехал на лагерь "мужиком" он, поставил себя как следует, держался спокойно, уважение даже малость получил, за то что работу всякую знал: шабашил и в лагере даже в бараке по мелочи. Отсидел он так два месяца, "мужиком", а потом, на хуй, заезжает к нам валет один, его знакомый ещё с детства, наркоман по кличке Ёлка, поймали с солью его, когда прикоп откапывал. Такая мразь, фу, блядь. (Плюет). Воняет от него как из бака мусорного, да ещё трепло и клоун. Объелся габапентина он как-то раз, и давай молоть, да так, что и сам уже не понимает, что несёт, и мимоходом такой ляпает, что Саня в 15 лет у пацана-старшака на речке в рот брал. Вот на этом и осекли его. Интересуются у него: "А не пиздишь ли ты?" Пока вызывали Саню, тот уже и имя с фамилией того пацана сказал. Когда поставили в курс дела Саню, тот сразу заднюю: "Ты че, охуел?" - на него говорит. А Ёлку так понесло, что он даже все подробности происшествия вспомнил, и всех, кто присутствовал там. Саню - в полтинники до выяснения правды. Повёл расследование блаткомитет: узнали всё они, даже того пацана нашли через людей, которому Саня сосал, якобы. Оказалось, что не якобы. Дали Сане выбор, как его наказывать, за то что скрыл такое: либо ебут его толпою, либо пиздят до полусмерти. Саня выбрал второе, конечно, желая честь хотя б чуть-чуть сохранить. Пиздили его, конечно, жёстко, рёбра даже сломали, а потом опустили его, как положено, хуём. Так и заехал к нам вот Сашка в петушатник. (Закуривает сигарету). Сказал, что рабочим гребнем не станет никогда, но Армен, за то что такой косяк по жизни два месяца скрывал Сашка, приказал всем ебать его кому не лень, а это значило лишь одно, теперь Саня в нашу бригаду войдёт. Не по себе ему было, конечно, новую профессию осваивать, но скоро и с этим свыкся, чего ведь жизнь нам не уготовит. Тошнило его даже, поначалу, после того как минет делал, но в жопу ему не больно было вообще, даже блатные бывалые удивлялись, как ему хуй в очко легко входит, что аж и слава о его жопе пошла по бараку... Заработает он так бывало, я заработаю, Петрович тоже... компания наша, в общем, сядем за стол, выложим всё, сидим, базарим, приятно так было нам собираться, душа отдыхала в кругу друзей. Вскоре мы вообще с Сашкой не разлей вода стали, болтали без конца с ним обо всём... (Бросает окурок.) Любимая музыка у Сани было это Сектор Газа, Ебанько и Красная Плесень, а самое любимое кино - "Пираты Карибского Моря" и "Сваты". Увлекался мотоциклами, дома был у него Иж Юпитер 5-ый с люлькой. Женат был, была жена у него Вика, продавщицей работала в ларьке, Сашка хвастался, как он в очко её ебать любил на воле: "В жопу ебать приятнеe, чем в пизду". Про Вторую Мировую любил рассказывать всякое, что он по телевизору видел: например, что у Гитлера была капсула специальная, на которой он во времени мог путешествовать, и как Сталин план разработал, чтобы капсулу эту вместе с Гитлером взорвать. Немцев изображал иногда даже, чтоб посмешить нас: "Шпрехэн зэ доич Гитлер капут хэндэ хох!" (Начинает широко улыбаться, вспоминая всё это). Да были моменты, конечно, что там... Сашка же тоже с нами поехал тогда, но сейчас он в Питере с ранением лежит серьёзным. А Ёлка всё таки получил своё: украл у обиженного консервы с голодухи и заехал сам в петушатник. Добровольно даже в вафлёры пошёл, чтоб было пожрать и покурить ему что..."
зачем я создаю эти треды? я всего лишь патриот своей страны
Лучший тред политача.
Двое бравых парней решили поразвлечься и начали уламывать рабочего петуха на перепихнуться. Тот сперва, улыбаясь, фальшиво делал вид, что сопротивляется, но потом стал на колени и без разговоров взял хуй в рот, а потом даже и ещё один.
Игорь Губерман писал: "Только снова о тайных свойствах человека - это, может быть, сильней всего потрясло меня в лагере, когда узнал. Дело в том, что почти все петухи через какое-то (разное у каждого, но сравнительно небольшое) время начинают сами испытывать сексуальное удовольствие. Совершенно полное притом - они так же, как мужчина, использующий их как женщину, приплывают, как говорят на зоне. А начав испытывать удовольствие, порой сами уже просят о нем зэков - преимущественно блатных, олицетворение мужчины, хозяев зоны. А на воле у них у многих - жена и дети, - кем они предпочтут остаться, вернувшись? Не знаю. Как и не пойму никогда эту невероятную приспособляемость венца творения."
Игорь Губерман писал: "Только снова о тайных свойствах человека - это, может быть, сильней всего потрясло меня в лагере, когда узнал. Дело в том, что почти все петухи через какое-то (разное у каждого, но сравнительно небольшое) время начинают сами испытывать сексуальное удовольствие. Совершенно полное притом - они так же, как мужчина, использующий их как женщину, приплывают, как говорят на зоне. А начав испытывать удовольствие, порой сами уже просят о нем зэков - преимущественно блатных, олицетворение мужчины, хозяев зоны. А на воле у них у многих - жена и дети, - кем они предпочтут остаться, вернувшись? Не знаю. Как и не пойму никогда эту невероятную приспособляемость венца творения."
Каримка в тюрьме не сидел, однако все равно петух. Кто его склонил, папка?
А вот кто склонил мусаров подлизывать главпетуху вовке вообще непонятно.
В попу раз мусарам, потом два и так далее.
Когда склоняли воплощение мужчины авторитетов они тоже не особо сопротивлялись. Другое дело фсбэшная петушня, дает добровольно.
лол, эту хуйню тоже я писал когда-то и видео это подставил
книгу можно в интернете найти, там целая глава посвящена этой теме, её советский диссидент писал, про то как сидел в 70-е или 80-е
>блатные бывалые удивлялись, как ему хуй в очко легко входит, что аж и слава о его жопе пошла по бараку...
кек
Слава пошла как блатных опустил галстукожуй и урки обосрались. А шаламов их всех обозвал пидорами
Спасибо, подрочил.
есть ещё одна книга про русскую тюрьму, тоже от человека, который сидел, так вот, он рассказывал, что даже фсиновцы некоторые к себе петухов вызывали
Каримка тебе эти статьи и пишут.
Некому их в жопу поиметь наверно было
>Обрыга заверещала сразу.
Крым чей?
Жена страшная, как блядь из подворотни, а выебать некому.
А кстати губерман это от слова губой тряси?
Чем-то он напоминает старого никитолюба как все жиды.
"...(продолжает рассказ о Саньке)... Да-а-а, Сашка когда узнал, что Ёлку проткнули, расстроился очень. Говорит такой: "Эх, бля, почему без меня это было? Почему не я?! Я бы сам его выебал суку." Созваниваемся с ним, скучно без него. Он всегда нам в хате настроение поднимал своими шутками с анекдотами. Тип, конечно, он своеобразный, и шутки ж такие же... Вот например, анекдот его: Сидит такой мужик срёт в сортире, начинает жопу вытирать, и тут жена ема в дверь стучится... э-э-э (пытается продолжение вспомнить). Бля, забыл. Ну про говно, короче, там. Он часто любил про говно шутить, короче, на сленге своём был, или как это называется правильно. Отца он пэхалом своего называл, а деда - деделем. И всегда у него какие-то словечки непонятные, как у... рэпера какого-то. Ему очень повезло, кстати. Сейчас расскажу как его ранило: сидят они с типами в лесополосе такие на брёвнах, на укрепления залезли сверху на крышу, чтоб интернет лучше ловило. Поймали такие сеть, заходят в тикток, смотрят видео, начинают ржать... И тут - хуяк, прилёт. Троих типов на куски разорвало, а Саню только ранило слегка, кусок жопы оторвало, мошонку, яйцо, и почку ему вырезали потом... Ну и живот покоцало чуть... Вот так вот. Я иногда думаю, может Саня гений какой-то? Интересный пацан."
ну хоть видос новый
ОП, не хочешь сделать канал в телеге "Барский купец" с этими рассказами?
Может станешь популярный, как "генерал СВР".
Будешь бабки с рекламы получать.
попозже сделаю
я остальные рассказы только по памяти помню, нужно заново всё писать, написание одного по длине как этот минимум час занимает
>я остальные рассказы только по памяти помню, нужно заново всё писать, написание одного по длине как этот минимум час занимает
Напиши про то как Клим Сраныч насиловал Реми Чмайснера
Охуенно пишешь, честно. Очень хороший слог, не выдуманные истории, юмор. Даже название тредов охуенное, не знаю почему, как то прям улыбает, когда вижу БАРСКИЙ КУПЕЦ - значит тред будет интересным.
Ты меньше в жопоеблю уходи, а больше про освобождение русскоязычных донбасса и великую цель
А как книга называется?
>В нашем бараке 140 человек было, и 20 петухов из них, две хаты чисто петушиных было. Выебать могли любого вообще из нас, потому что колония беспредельная была, да ещё и наркотиков дохуя через забор кидали сюда, когда мужики обколятся, обнюхаются, у них вообще чердак срывало начисто, начинали оргии с нами устраивать. Смотрящий за бараком, Армен, 50 лет с лишним, был наркоман, кололся героином, на воле был бизнесмен криминальный, бывший спортсмен, авторитет из 90-х, короче такой - все пальцы в перстнях, да ещё и с башкой что-то было у него, инвалидность по психиатрии имел, в дурках лежал нередко... Сам-то он мужик неплохой, юморной, даже петухи его любили за юмор его, хоть и ебашил нас постоянно ногами, как овец каких-то, либо пердёж нюхать заставлял, короче, какая-то жестокость в нём была с перепадами настроения. Когда он был злой, на кумарах, или выпьет если - вызывал двух петухов к себе - одного ебал в жопу раком, пока другой петух держал рядом голову и открытый рот: поебёт одного в очко, высунет хуй, и другому в рот - на! Потом обратно, в жопу, а хуй, кстати, у него огромный был, жопа потом болела очень, что мазью мазали даже. Ну и так пока не кончит, короче, перед этим ещё ногами пиздил, и потом тоже ногами выгонял под жопу. Ещё и в рот прямо мог пукнуть, а пердел он знатно, я так не умею даже. А если он добрый был, под героином или под колёсами, то тоже вызывал двух петухов к себе - один сосал хуй, а другой яйца ему вылизывал. Помню как-то с Саней вызвал нас вечером, часов в 10... Ну мы сразу поняли, что ширнулся он. Снимает такой штаны и говорит: "Давайте"...
Трогал себя, когда эту хуйню писал?
А где продолжение-то? Одно и тоже уже неделю постишь.
у меня и без жопоебли есть истории про то как русские люди выжить пытаются, но жопоебля это неотъемлемая часть российской жизни, без неё уже и не поверит никто, что это про россию
в россии обязательно должны кого-то насиловать и сажать, иначе она перестанет существовать, уйдёт в другое измерение
тред либо тёрли, либо сажи накидывали, поэтому сдублировал, чем больше людей прочтёт и отпишется, то значит, быстрее продолжение выложу
>вот так вот пидарасы у нас на зоне на хлеб зарабатывают
>пробулькал пидор стоящий в очереди на еблю мужика
И ведь ничего не щелкает у пидорусов в голове. Небось когда с зоны выйдет, то проходя мимо густоволосых красавцев зумерков, у которых от баб отбоя нет, будет еще ебало морщить и возмущаться, что молодежь какие-то патлатые.
это точно, я сам патлатый как оззи осборн, некоторые люди возмущаются очень моей внешностью
А архивач сдох с концами?
гарри поттер и тайная комната укромное местечко
сейчас искал в гугле, нет ничего
братва!
подскажите платёжную систему какую-нибудь надежную, чтобы, если канал создам в тг, люди копеечку кидать могли на пиво крепко заваренный чай, да так, чтоб желающий не заморачивался долго, если рублей 20 скинуть захочет. номер карточки опасаюсь выкладывать, дабы вертухаи статей не навешали политических. всем фарту и масти!
подскажите платёжную систему какую-нибудь надежную, чтобы, если канал создам в тг, люди копеечку кидать могли на пиво крепко заваренный чай, да так, чтоб желающий не заморачивался долго, если рублей 20 скинуть захочет. номер карточки опасаюсь выкладывать, дабы вертухаи статей не навешали политических. всем фарту и масти!
>подскажите
А тебе че пацаны за твои услуги не дают сигареты и чай?
для таких тредов на архиваче есть отдельный тег, ставьте его, когда добавляете
arhivach.vc
типо кому-то эта хуйня нужна? верю...
хотят только в жопу мне дать. но я от них ногами отбиваюсь
почему на первом видео с 29-ой колонией на окнах решёток нет?
ОП сделаешь какой нибудь канал в ТГ со всеми рассказами? или любой другой ресурс где будет все твое творчество
Многие Юмани используют
> Трогал себя, когда эту хуйню писал?
А ты трогал себя когда эту хуйню читал и цитировал?
У меня больше вопросов к тебе. Хранишь на винте 14ти минутные гей ролики, читаешь гей-фанфики. Капец ты чмо лол. Или это такой фетиш у украинцев - дрочить на то, как ебутся русские зеки, которые потом приезжают в твою страну убивать тебя? Действительно, интересный этот выдуманный народ - вкраинцы
> почему на первом видео с 29-ой колонией на окнах решёток нет?
Потому что это хозблок на территории ИК, там вокруг еще несколько рядов заборов с проволокой.
https://arhivach.vc/thread/1204577/
https://arhivach.vc/thread/1233995/
https://arhivach.vc/thread/1207059/
пока все что нашел, кроме этого треда
> её советский диссидент писал
Ничего не приукрасил, надеюсь?
Ох уж эти проекции.
Ну хоть и позы новые, а то всё раком и раком, можно вообще чтобы чёткий пацан лежал на спине, петух сидел сверху как наездник, или там на боку как ложки, чтобы разнообразить половую жизнь.
>Че ты въехать не хочешь? Свободная дыра
АХАХАХАХХАХПХА СУА АХАХАХАХАХПХХА
Любой мужик получает удовольствие от анального секса это физиология , там простата маскируется через жопу ю вот ебать мужика вот это уже реально гейство
На самом деле активы это самые настоящие пидорасы
Одного петуха я запомню на всю жизнь. Мы с ним встретились в Калужской пересыльной тюрьме, где сидело нас в камере, как обычно, втрое больше того, на что она была рассчитана, и вповалку тесно спали на полу и на нарах. Было жарко, было грязно и душно, хотя потолки в этой тюрьме времен Екатерины Великой были очень высокие. Здесь сошлись этапы, идущие на восток из разных тюрем, в том числе — из знаменитой спецбольницы в Смоленской области, широко и зловеще известной своими нравами. В наказание за малейшее ослушание там кололи больным огромные порции галопиридола и сульфазина, вызывающих жуткую боль во всех мышцах тела — человек пластом лежал несколько часов после укола, а потом еще долго отходил. Несколько таких, получивших порцию перед отъездом, ходили вялые, словно пришибленные чем-то, засыпали где попало, медленно приходя в себя. В этом этапе оказалось трое петухов — спали они отдельно ото всех, на полу возле самой параши, и весь день сидели там же, не осмеливаясь двинуться с места. Двое были уже в возрасте, а один, рослый парень с симпатичным большелобым и большегубым лицом — двадцати с небольшим. Было нас там человек шестьдесят-семьдесят, а когда все прижились и разместились в камере, то в углу отыскалось даже свободное место, его завесили рваным одеялом, кинули на пол замызганный тюфяк, и туда по вечерам двое-трое коротким окриком звали этого парня, как собаку, и он покорно и торопливо шел. Получал он за это две-три сигареты, иногда кусок сахара или печенье — у кого-то, видно, сохранились еще остатки тюремных передач. А потом нас выкликнули, собрали, подержали часа три в отстойнике, выдали хлеб и кильку (кажется, килька была в тот раз, не треска), затолкнули в автозеки, до отказа набивая нами эту железную коробку, последних уже собакой подтравливая, чтобы вместились, привезли на вокзал и всадили в Столыпин в подошедшем составе. Это был очень тяжелый перегон — трое суток нас везли до Челябинска. А конвой попался просто дурной — все зависит от характера и настроения конвоя на таких перегонах. В каждой клетке-купе было нас человек по восемнадцать, и по очереди мы спали на вторых и третьих полках, где можно было лечь, а сидевшие внизу дремали, ожидая своей очереди блаженно вытянуть ноги. Молодые конвоиры в наказание за какое-то возражение закупорили наглухо окна-форточки, что были с их стороны, духота стояла неимоверная. А за что-то, уж не помню за что (кто-то выкрикнул, должно быть, какую-нибудь ругань в их адрес), не давали нам воду почти весь первый день. А кормились-то мы килькой и хлебом, да еще жара на дворе — июнь. Словом, трудный это был перегон. Целиком я помню его плохо.
Этот парень оказался в клетке у нас и лежал неподвижно на полу под лавкой, прижимаясь тесно к стене, чтобы сидящие не били его ногами, задевая и на него же озлобляясь — больше не на ком ведь было выместить чувства, что душили нас до красного марева в глазах.
А к исходу вторых суток полегчало сразу и сильно. На какой-то станции выкликнули и высадили ехавших на поселение, остальных распределили слегка, и камера наша показалась сразу просторной и для дыхания вполне сносной. К тому времени и конвой перестал лютовать, уставши; стало много свежей в вагоне от слегка приспущенных стекол, и не мучила уже жажда, только что напоили нас, разнося ведрами воду — пей, не хочу; и уже сводили в сортир, по пятнадцать секунд на человека, а потом тычок по голове или в спину, если задержался; и за окнами летние мягкие сумерки проступили, и тем, чья очередь лежать наверху, видно было, как мелькает, мелькает и проносится в окнах продолжающаяся всюду жизнь. Только ей мы любовались недолго, всех нас быстро сморил сон — первый настоящий полный сон за это время, а не дремотное тяжелое забытье.
И приснилось мне — я спал наверху, — что сижу я с друзьями, выпив водки, и кто-то них поет одну из моих любимых песен. Я в тюрьме и потом на зоне слышал много разных песен, только те, что я любил, не пели — я был старше большинства остальных почти вдвое, и те песни, что я любил, были для них вчерашним днем. Как ни странно, пели молодые большей частью то же, что слыхали по радио и в кино — в содержание, что ли, они не вслушивались? Не знаю. Не о том сейчас речь. Ибо мне-то снилась одна из тех, из нашей молодости снилась песня. В электричках пригородных пели ее калеки-нищие в старых гимнастерках. Я проснулся, а песня продолжалась. Тихо-тихо, но пели ее прекрасно. Как я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за Россию ответчик, а он спал с моею женой. Я заглянул в люк, выпиленный в средней полке, которая откидывалась на петлях, соединяя две боковых полки в один настил.
Тихо пел, чуть высунувшись из-под нижней лавки и опершись головой на руку, тот несчастный парень-педераст. Голос был изумительный — нет, я не разбираюсь в певческих голосах, просто слушать было приятно, он был очень под стать песне.
Я перебрался через спящих и спрыгнул вниз. Он, увидев меня, насторожился, замолчал, но не спрятался — уже чувствовал, очевидно, и безошибочно различал людей по степени опасности для себя. Я попросил спеть песню с самого начала и впервые увидел на его лице слабую улыбку. Она очень красила и очеловечивала его, у большинства петухов — не лицо, а неподвижная маска. Настороженность, зачумленность, страх. Он запел. Очень негромко он запел, но постепенно просыпались наши попутчики. Когда один из них сказал что-то унизительное в его адрес, я резко оборвал, мог такое себе позволить, в клетке нашей ехали старые мои приятели по этапам. Больше ему не мешали петь.
Уже не помню, о чем он заговорил, — кажется, пожалел, что нет гитары. Я спросил его что-то, он ответил. Очень здраво, очень спокойно. Мельком вспомнил о друзьях, они на выпивках всегда просили его спеть. Что-то он сказал еще, оживился, на мгновение потеряв свою опасливую скованность, и я вдруг ясно увидел, что еще совсем недавно он был душой компании, его любили, все было ясно и привлекательно в его судьбе. А после — кража. Случайная, мелочная, глупая. Два года. Где и как он споткнулся в тюрьме, как попал в Смоленск, отчего начались побои, которых он не смог выдержать? Я бы спросил его об этом, будь мы вдвоем, но сейчас мне стало его жаль: неминуемы были бы насмешки над ним и издевательства, а могли вдруг проявиться обстоятельства, за которые снова его начали бы здесь бить, а такое я не мог остановить, по тюремному канону был не вправе. Так что я его толком не расспросил. А он вскоре с чуткостью всех гонимых и ущемленных понял, что уже достаточно, и молча нырнул под лавку глубже. Я еще покурил немного, дав сигарету и ему — с бережностью он взял ее, стараясь не коснуться моих пальцев — это строжайше запрещено касте петухов, и курил, блаженно и небрежно откинувшись головой на грязный пол вагона. Мы молчали оба. Я все время думал о нем, сочиняя себе его прошлую жизнь и соображая с ужасом, что помочь ему ничем не могу — эти люди обречены. Если он, даже приехав куда-то, где никто его не знает, скроет свою тюремную масть, это рано или поздно обнаружится, неисповедимы пути связи между лагерями. А тогда наказание неминуемо — коллективная расправа с очень частым смертельным исходом, видел я такое позже сам. Я кивнул ему головой ободряюще и благодарственно и полез к приятелям наверх.
А часов через семь-восемь был уже Челябинск, встречающий нас конвой, сидение на корточках, собаки, автозеки и тюрьма постройки годов двадцатых. То ли белые ее строили для красных, то ли красные для белых, как сказал мне спрошенный надзиратель. Нас, как водится, загнали в отстойник, где часа три-четыре предстояло нам дожидаться, пока нас обыщут, сводят в баню и рассортируют по камерам, и этап наш, тесно сгрудившись, заполнил отстойник до отказа. Но в углу все же нашлось место — группа молодых парней его собой оградила, стоя бок о бок спиной к остальным, и туда проходили по одному. Кто, блудливо и косо ухмыляясь, кто деловито нахмурившись. Цепь стоявших размыкалась время от времени, и один раз я увидел своего попутчика-певца. Он стоял в углу на коленях, опираясь спиной о стены. Мне, естественно, бросился в глаза его рот с ярко-красными воспаленными губами. Я отвернулся и протиснулся ближе к воздуху, текущему сквозь решетку. Больше я его уже не встречал.
Этот парень оказался в клетке у нас и лежал неподвижно на полу под лавкой, прижимаясь тесно к стене, чтобы сидящие не били его ногами, задевая и на него же озлобляясь — больше не на ком ведь было выместить чувства, что душили нас до красного марева в глазах.
А к исходу вторых суток полегчало сразу и сильно. На какой-то станции выкликнули и высадили ехавших на поселение, остальных распределили слегка, и камера наша показалась сразу просторной и для дыхания вполне сносной. К тому времени и конвой перестал лютовать, уставши; стало много свежей в вагоне от слегка приспущенных стекол, и не мучила уже жажда, только что напоили нас, разнося ведрами воду — пей, не хочу; и уже сводили в сортир, по пятнадцать секунд на человека, а потом тычок по голове или в спину, если задержался; и за окнами летние мягкие сумерки проступили, и тем, чья очередь лежать наверху, видно было, как мелькает, мелькает и проносится в окнах продолжающаяся всюду жизнь. Только ей мы любовались недолго, всех нас быстро сморил сон — первый настоящий полный сон за это время, а не дремотное тяжелое забытье.
И приснилось мне — я спал наверху, — что сижу я с друзьями, выпив водки, и кто-то них поет одну из моих любимых песен. Я в тюрьме и потом на зоне слышал много разных песен, только те, что я любил, не пели — я был старше большинства остальных почти вдвое, и те песни, что я любил, были для них вчерашним днем. Как ни странно, пели молодые большей частью то же, что слыхали по радио и в кино — в содержание, что ли, они не вслушивались? Не знаю. Не о том сейчас речь. Ибо мне-то снилась одна из тех, из нашей молодости снилась песня. В электричках пригородных пели ее калеки-нищие в старых гимнастерках. Я проснулся, а песня продолжалась. Тихо-тихо, но пели ее прекрасно. Как я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за Россию ответчик, а он спал с моею женой. Я заглянул в люк, выпиленный в средней полке, которая откидывалась на петлях, соединяя две боковых полки в один настил.
Тихо пел, чуть высунувшись из-под нижней лавки и опершись головой на руку, тот несчастный парень-педераст. Голос был изумительный — нет, я не разбираюсь в певческих голосах, просто слушать было приятно, он был очень под стать песне.
Я перебрался через спящих и спрыгнул вниз. Он, увидев меня, насторожился, замолчал, но не спрятался — уже чувствовал, очевидно, и безошибочно различал людей по степени опасности для себя. Я попросил спеть песню с самого начала и впервые увидел на его лице слабую улыбку. Она очень красила и очеловечивала его, у большинства петухов — не лицо, а неподвижная маска. Настороженность, зачумленность, страх. Он запел. Очень негромко он запел, но постепенно просыпались наши попутчики. Когда один из них сказал что-то унизительное в его адрес, я резко оборвал, мог такое себе позволить, в клетке нашей ехали старые мои приятели по этапам. Больше ему не мешали петь.
Уже не помню, о чем он заговорил, — кажется, пожалел, что нет гитары. Я спросил его что-то, он ответил. Очень здраво, очень спокойно. Мельком вспомнил о друзьях, они на выпивках всегда просили его спеть. Что-то он сказал еще, оживился, на мгновение потеряв свою опасливую скованность, и я вдруг ясно увидел, что еще совсем недавно он был душой компании, его любили, все было ясно и привлекательно в его судьбе. А после — кража. Случайная, мелочная, глупая. Два года. Где и как он споткнулся в тюрьме, как попал в Смоленск, отчего начались побои, которых он не смог выдержать? Я бы спросил его об этом, будь мы вдвоем, но сейчас мне стало его жаль: неминуемы были бы насмешки над ним и издевательства, а могли вдруг проявиться обстоятельства, за которые снова его начали бы здесь бить, а такое я не мог остановить, по тюремному канону был не вправе. Так что я его толком не расспросил. А он вскоре с чуткостью всех гонимых и ущемленных понял, что уже достаточно, и молча нырнул под лавку глубже. Я еще покурил немного, дав сигарету и ему — с бережностью он взял ее, стараясь не коснуться моих пальцев — это строжайше запрещено касте петухов, и курил, блаженно и небрежно откинувшись головой на грязный пол вагона. Мы молчали оба. Я все время думал о нем, сочиняя себе его прошлую жизнь и соображая с ужасом, что помочь ему ничем не могу — эти люди обречены. Если он, даже приехав куда-то, где никто его не знает, скроет свою тюремную масть, это рано или поздно обнаружится, неисповедимы пути связи между лагерями. А тогда наказание неминуемо — коллективная расправа с очень частым смертельным исходом, видел я такое позже сам. Я кивнул ему головой ободряюще и благодарственно и полез к приятелям наверх.
А часов через семь-восемь был уже Челябинск, встречающий нас конвой, сидение на корточках, собаки, автозеки и тюрьма постройки годов двадцатых. То ли белые ее строили для красных, то ли красные для белых, как сказал мне спрошенный надзиратель. Нас, как водится, загнали в отстойник, где часа три-четыре предстояло нам дожидаться, пока нас обыщут, сводят в баню и рассортируют по камерам, и этап наш, тесно сгрудившись, заполнил отстойник до отказа. Но в углу все же нашлось место — группа молодых парней его собой оградила, стоя бок о бок спиной к остальным, и туда проходили по одному. Кто, блудливо и косо ухмыляясь, кто деловито нахмурившись. Цепь стоявших размыкалась время от времени, и один раз я увидел своего попутчика-певца. Он стоял в углу на коленях, опираясь спиной о стены. Мне, естественно, бросился в глаза его рот с ярко-красными воспаленными губами. Я отвернулся и протиснулся ближе к воздуху, текущему сквозь решетку. Больше я его уже не встречал.
>Ну хоть и позы новые
согласен
гомосексуалист-актив это тот, кто сам желает заняться гомосексуальным сексом, неважно как, или сзади или спереди, и склоняет к этому других мужчин, неважно как, флиртом, как дед-смазочник, или насилием, как в русской тюрьме
Не по пацански это.
А то дело и до позы 69 дойдёт...
>А ты трогал себя когда эту хуйню читал и цитировал?
Нет, я в ВУЗе сидел и двачи скролил.
это из книги Игоря Губермана
лахта?
о, благодарю, кармы тебе хорошей!
Ты просто гомосек
Нормальный мужик не будет ебать мужика , хоть заманивает он его или нет.
Наверное правда стоит от р.мира отстреливаться. Все хорошее здесь растоптано, смешано с дерьмом и уничтожено.
>>pic
Документальный цикл историй о том, как бывшие заключенные участвуют в СВО.
Рассказывает Сахар (тюремные прозвища - Бздун, Раб, Гречка. Занимал низшую ступень в тюремной иерархии), принадлежность - ВС РФ. Штурмовик.
Барский купец - сленговое название крепко заваренного чая в колониях постсоветского пространства.
"...(продолжает рассказ о том как отбывал наказание, о своих знакомых в тюрьме, о своих впечатлениях на службе в составе российской экспедиции, повествует о друге, петухе по имени Саня)... Да, платят, конечно нормально тут, 350-400 тысяч, никогда не думал, что когда-нибудь такие деньги в руках подержу. (Кидает окурок вниз, топчет его ногой). Но вы ж сами знаете, как они появятся, ты их по-любому тратить начнёшь. Вот и я, то да сё взял, когда в отпуске взял. Айфон себе купил, ноутбук нормальный в игры играть... С сестрой стал общаться двоюродной, детям её подарков купил. На себя остаётся, конечно, нормально так... но в зоне боевых действий дорого всё стоит очень, блядь. Хотя, чё я жалуюсь - всяко лучше в окопе, чем в петушатнике сидеть, человеком себя чувствую, никто не заставляет ебаться. (Закуривает другую сигарету).
Ебали нас конкретно на зоне, в нашей ИК-... (скрыто по этическим соображениям). В нашем бараке 140 человек было, и 20 петухов из них, две хаты чисто петушиных было. Выебать могли любого вообще из нас, потому что колония беспредельная была, да ещё и наркотиков дохуя через забор кидали сюда, когда мужики обколятся, обнюхаются, у них вообще чердак срывало начисто, начинали оргии с нами устраивать. Смотрящий за бараком, Армен, 50 лет с лишним, был наркоман, кололся героином, на воле был бизнесмен криминальный, бывший спортсмен, авторитет из 90-х, короче такой - все пальцы в перстнях, да ещё и с башкой что-то было у него, инвалидность по психиатрии имел, в дурках лежал нередко... Сам-то он мужик неплохой, юморной, даже петухи его любили за юмор его, хоть и ебашил нас постоянно ногами, как овец каких-то, либо пердёж нюхать заставлял, короче, какая-то жестокость в нём была с перепадами настроения. Когда он был злой, на кумарах, или выпьет если - вызывал двух петухов к себе - одного ебал в жопу раком, пока другой петух держал рядом голову и открытый рот: поебёт одного в очко, высунет хуй, и другому в рот - на! Потом обратно, в жопу, а хуй, кстати, у него огромный был, жопа потом болела очень, что мазью мазали даже. Ну и так пока не кончит, короче, перед этим ещё ногами пиздил, и потом тоже ногами выгонял под жопу. Ещё и в рот прямо мог пукнуть, а пердел он знатно, я так не умею даже. А если он добрый был, под героином или под колёсами, то тоже вызывал двух петухов к себе - один сосал хуй, а другой яйца ему вылизывал. Помню как-то с Саней вызвал нас вечером, часов в 10... Ну мы сразу поняли, что ширнулся он. Снимает такой штаны и говорит: "Давайте". Садится на шконку, короче, он, мы становимся с Саней на коленки, и начинаем ему хуй сосать и яйца лизать, я сосал, а Саня яйца чмокал ему. Обслуживали долго его, из-за кайфа долго кончить не мог, зато потом он поднялся и выдрочил нам хуй в рот, разрядил яйца свои. Полрта накончал (водит в воздухе рукой вокруг своего рта, показывая очертания дугой). И Саньку тоже так же. Потом достаёт пачку сигарет и закуривает садится, и нам по сигаретке! Курим такие жадно с Саньком, и конча во рту, нельзя пролить, хоть и стекает по подбородку (опять водит рукой в воздухе рядом с подбородком, как бы показывая, как по нему текла сперма), да и уйти боимся, от него, чтоб потом покурить отдельно. Фильтр липкий становится от кончи. Докуриваем, идём на парашу, выплюнуть кончу, потом на полу тряпкой вытираем, то что попало туда, кончу Армена. Армен даёт нам на двоих пачку сигарет оставшихся и делает знак, чтоб мы уходили. Вот так вот. Странно, почему-то я это вспоминаю, и мне приятно, эмоции положительные такие прям, хоть я и ни за что б снова не стал рабочим петухом, и в тюрьму никогда б не сел опять. Как будто приятно было, что такой бесчеловечный и свирепый мужик, мог иногда в своём сердце даже к таким как мы снизойти, угостив пачкой своих сигарет. Вот так, как-то. А теперь я про Санька расскажу, это мой лучший друг был на лагере, тоже из наших, из отверженных..."
"...Санёк тоже, как я, из семьи неблагополучной, из какого-то рабочего посёлка в Р. области, но помладше чуть, его в колонии пидором сделали, сейчас расскажу как это было. (Достаёт ещё сигарету, закуривает, начинает оживлённо рассказывать, активно жестикулируя, немного сбивчиво и сумбурно). На воле по жизни он строительством занимался, ну типа, мастер на все руки, знаешь... руки золотые у него, штукатурить может, арматуру вязать, класть кирпич, да вообще все делать... У него батя с матушкой как мои пили, все по хатам съёмным шатались, когда родители ихние выгнали, а батя у него тоже строитель был, как он, любую работу знал, мог хоть дом построить, да только пропивал всё каждый день, что зарабатывал. В отличие от меня, Санёк даже в школу ходил до 9 класса, не всегда, но иногда появлялся там, его там били постоянно, за то что бедный он был, плохо одетый, обзывали, портфель из окна выбрасывали: "Приду", - говорит, - "Начинают заёбывать меня сразу. То циркулем в жопу мне уколят, то прокачивать на столе начнут, как мне там учиться было? Мажор один у нас был в школе, на два года младше меня и мелкий такой, в очках сука, украл на перемене портфель мой и в параше обоссал. Ебать, как меня раздраконило, ебу того мир, я не знаю, что уж нашло на меня: взял я этого пацыка и со второго этажа в сугроб через окно, зима тогда лютая была, мягко он приземлился... Вылазит весь в снегу такой, говорит, пизда мне. Мне похуй. Беру сумку, иду домой. Вечером, его пахан к нам на мерсе приезжает, и кирпичом в окно - хуяк. Мой батя выходит на улицу бухой, и спрашивает: какого хуя? Тот ему в ёбыч - на, батя бухой в забор улетел, и говорит ему ещё "где пидорасёныш твой"? А меня тогда дома не было. Короче, батя от него конкретно в ебало с матерью получили, хотел даже на деньги нас поставить, только брать с нас нечего. А потом ещё и я пизды получил, от мента нашего, лещей надавал мне и на учёт поставил. Как тут учиться, ебать? Ещё и запах от меня был, одежда воняла очень, перегаром и селёдкой тухлой... потому что не стирали никогда её, да у меня и куртки зимой не было даже, если ходил в школу, надевал кофту с капюшоном и под неё свитеров всяких, так и заходил в класс. Я в 8 и 9 классе уже и не ходил почти в школу, потому что дети очень злые стали, заебали мой портфель окончательно: один чёрт петарду в него вообще кинул, дно вырвало, на хуй, учебникам пизда тоже, что лежали, пахан потом зашивал мне его. Так я и стал "шабаём", стал с батькой по работам ходить, так и научился всему, что знаю". Так и научился всему наш Санёк. Тоже как я, и кур воровал, вообще, чтоб покушать было... (Немного прималкивает, тушит сигарету. Через некоторое время опять продолжает рассказ, начинает рассказывать про своё детство).